Сперва было больно, будто всё тело по косточкам разбирают, вытаскивают каждую мышцу и дробят. Несколько дней после я ходила как в тумане.
Повторить? спрашивал Шандор скорее из вежливости и отказов не принимал.
После нескольких сеансов полегчало, по крайней мере, спину уже не тянуло.
Сезар специализировался на истории, легендах и молитвах, но вместо этого учил нас за один взгляд охватывать целый разворот книги. Нужно было сосредоточиться, не проговаривать слова про себя, а быстро отыскивать главное. Мы заучивали наизусть огромные куски текста. Сезар просил выделить суть и передать её своими словами, чтобы удостовериться, что мы понимаем, а не просто зазубриваем.
Не получалось у всех примерно одинаково. Торми побаивалась Сезара, потому старалась. Джурие не давалось вычленение главного и запоминание его надолго, а не на пару дней. У меня всё происходило по настроению. В один день я была собрана и сосредоточена получалось легко, а в другой дёргалась от любого шороха и витала мыслями в воспоминаниях и тревогах, не вникая в смысл.
Самыми любопытными занятием оказалось естествознание, которое мы изучали с Жерардом. Он говорил так, что заинтересовывался даже самый нерадивый. Показывал минералы и необработанные полудрагоценные камни: яшму, кошачий глаз, бирюзу, малахит и многое другое, рассказывал, как и где их добывают, какие у них свойства. Учил, как по кольцам на стволах деревьев определять, какая погода была в разные годы его жизни. Когда мы проходили металлы, он посыпал кусок камня порошком, и тот превратился в золотой самородок.
Это не настоящее золото. Ни один ювелир не даст за него и ломанной медьки, но фокус всё равно знатный, он обаятельно улыбнулся, заражая нас весельем.
Иногда Жерард приносил необычных маленьких зверушек: похожую на пятнистого хорька генетту, которую на юге держали в домах для ловли мышей и мохнатых бурых ихневмонов, которые уничтожали змей. Жерард рассказывал про их повадки и как они устроены внутри. Про людей он тоже рассказывал:
Некоторые болезни мы наследуем от родителей вместе с родовым именем и даром, а некоторые цепляются к нам в течение жизни. От некоторых можно избавиться, другие лишь заглушить на время.
Люций, единственный из наставников относился к нашим занятиям так же несерьёзно, как Торми. Опаздывал, травил байки, показывал ярмарочные фокусы. Торми приходила от них в восторг, Джурия напряжённо размышляла над тем, что бы это могло значить, а я скучала, потому что мой дар позволял видеть его иллюзии насквозь. Изредка он рассказывал про ауры и использование дара.
Когда резерв переполняется, а энергия не находит выхода, аура мерцает цветами дара, он всегда бродил из угла в угол, когда говорил что-то серьёзное. Если при этом испытать сильные эмоции, то энергия прорвётся наружу спонтанным выплеском. Порой он бывает настолько мощным, что носитель причиняет себе вред или теряет сознание. Избежать этого можно мгновенно опорожнив резерв одним мощным целенаправленным действием.
Так велик шанс надорваться, особенно если ты необученный, смутилась я. Насколько же мальчишкам проще! Они тратят большую часть резерва на тренировки и схватки с демонами. Энергия не застаивается практически никогда.
Правильно, девочка-всезнайка, Люцио развернулся ко мне и одарил плутоватой ухмылкой. Поэтому нужно пользоваться способностями каждый день по чуть-чуть. Ну-ка, о чём я сейчас думаю?
О редком сальванийском вине десятилетней выдержки, которое вам обещал подпольный скупщик за пропуск в город.
Он приложил палец к губам. Я замолчала и пожала плечами. Глубоко старалась не лезть. Мутный тип, кто знает, как он свои грязные делишки обстряпывает?
Джурия ненадолго призвала из амулета-ловушки призрака-хранителя. Полыхнул мертвецким зелёным огоньком, и его тут же упрятали обратно.
Торми раскинула карты на победителя ближайшего рыцарского турнира во дворце Сумеречников.
Иллюзионисты всё скрыли. Комар носа не подточит, она скривилась, собирая отказавшиеся говорить карты.
Иллюзионисты всё скрыли. Комар носа не подточит, она скривилась, собирая отказавшиеся говорить карты.
Ладно, поищу другой способ, не слишком расстроился Люций и отпустил нас домой.
Про то, как защищать себя и сражаться с демонами, он не рассказывал. Я тосковала по последнему почти как по дороге и Микашу.
Не обошли наш проект и трагические события. Жерард уговорил старика Бержедона немного отдохнуть. Через неделю его нашли мёртвым по дороге из дома в лабораторию. Похороны устраивал Жерард, потому что близких родственников у того не было.
Сердечный приступ, объяснил он сухо, когда освободился для занятий с нами. Всё случилось очень быстро, ему бы не смогли помочь.
Выглядел спокойным, только когда поворачивал голову, становилось заметно, как трепетала жилка на виске и в углах глаз собирались морщины.
Жерард установил на одном из столов маленький фонтан систему из трёх сообщающихся сосудов. Мы встали рядом, чтобы её рассмотреть. Из верхней чаши била тонкая струйка, постепенно уменьшаясь вместе с уровнем воды в среднем сосуде, пока не иссякла. Жерард присоединил к нижнему сосуду насос, и струя снова забила вверх.
Сердце тоже насос гонит кровь по таким же сосудам в нашем теле. А ещё это мышца. И как другие мышцы у стариков, она дрябнет и уже не может гнать кровь, Жерард перестал накачивать насос, и фонтанчик снова иссяк. Человек умирает.
Почему бы не сделать насос, который бы не переставал работать? Тогда бы люди смогли бы жить вечно, задумчиво сказала Джурия.
Вечный двигатель? Подобные исследования ведутся уже с век. Клемент участвовал в одном из проектов, правда, тот потерпел фиаско. К тому же жить вечно такой насос бы не помог. В нашем теле ещё много органов, которые со временем изнашиваются и ломаются. Прибавьте к этому болезни, голод и войны. Смерть будет существовать, пока существует жизнь. Это не так плохо, заставляет торопиться со свершениями, а не откладывать их. Бержедон прожил долгую жизнь, полную событий. Вряд ли он сильно сожалел об уходе, и мы тоже должны отпустить его с миром. Мы не забудем, Жерард приложил два пальца левой руки к губам и поднял их в воздух в ритуальном жесте.
Мы не забудем, повторили мы втроём.
Через день утром состоялись похороны. Погода была прохладная, ветреная, небо хмурилось, обещая разразиться дождём.
Облачённое в холщовый саван тело пронесли с пышной процессией к старому кладбищу за городской стеной. Там уже сложили погребальный костёр.
Мы пришли проститься с тобой, старый друг. Ступай с миром, ты был хорошим человеком и преданным товарищем. Ты верил в меня и в моё дело даже больше, чем я сам. Ты вытаскивал меня из передряг столько раз, сколько не перечесть по пальцам обеих рук. Ты никогда не требовал похвалы или почестей, таясь в моей тени. Ты был вдохновением моего проекта. Мне жаль, что я так мало тебя ценил. Но клянусь, я никогда не забуду твоих мудрых советов и отеческой заботы. Я доведу наше дело до конца, чего бы мне это ни стоило. Я буду помнить, Жерард снова приложил два пальца левой руки к губам и поднял их в воздух, призывая собравшихся сделать то же.
От его речи на глаза наворачивались слёзы. Женщины в чёрных одеждах рыдали в голос.
Это нанятые плакальщицы. Чем больше их на похоронах и чем громче они стенают тем больше уважения к усопшему, шепнула мне Джурия и пожала плечами на мой недоуменный взгляд: Сальванийский обычай.
Странно и немного смешно, но смех на похоронах неуместен. Плакальщицы хорошо отработали деньги рыдали, пока ревущее пламя полностью не поглотило тело, оставив лишь пепел. Его собрали в урну и закопали в уже разрытую яму. Сверху поставили стёсанный полукругом камень с выбитым на нём именем и эпитафией: «Верный друг, ты унёс в могилу чужие тайны. Покойся с миром, пускай они не тревожат тебя на Тихом берегу».
После погребения я подошла к Жерарду, чтобы выразить соболезнования. Он только виновато улыбнулся, взял меня под локоть, и мы пошли обратно в город вместе с процессией.
Ещё долго в гостиной лаборатории на подоконнике горела свеча в память об усопшем.
Через месяц Жерард нанял сразу двух молодых помощников близнецов-целителей в красных мантиях бакалавров.
Кнут и Кьел из вольных городов северной Лапии, только после Университета, представил их Жерард и, подмигнув, добавил полушёпотом: Ещё не испорченные «взрослой» жизнью.
Долговязые тощие альбиносы-лапийцы выглядели непривычно бледными по сравнению с южанами. Вели себя очень тихо. Если переговаривались, то только между собой и шёпотом. От пронзительных взглядов почти бесцветных серых глаз по коже бежали мурашки. Близнецы взяли на себя часть уроков Жерарда.
За всю историю человечества ядов было придумано не меньше, чем лекарств, а способов умерщвления не меньше, чем способов лечения. Это и есть так называемый закон равновесия в действии. Добра не может быть без зла, света без тени, Сумеречников без демонов, вплетал Кнут в свои лекции строки из Кодекса, но они всё равно звучали сухо и казённо.
Возвращаемся к ядам, подхватывал его Кьел. Большую часть из них можно использовать, как лекарство в малых дозах. Более того, в эламской пустыне Хааб есть кочевое племя, которое принимает по капле сильнейшего известного яда элапедая с младенчества, чтобы выработать к нему устойчивость и использовать отравленные стрелы для войны с соседними племенами.
Мы скрипели перьями, старательно записывая их слова и скучая по весёлым опытам Жерарда.
Интерлюдия I. И духов зла явилась рать
В наскоро собранных шатрах, накрытых воловьими шкурами, было плохо: днём жарко, ночью холодно. В закопчённых домах Сумеречников останавливаться побаивались, словно там до сих пор бродили призраки, хотя проповедники вещали, что нет ни призраков, ни демонов. Всё зло от колдунов проклятых.
Так-то оно так, только даже не в колдовстве их дело, а в жадности и гордыне. Как пиявки присосались к простому люду, вытягивали из них все соки, унижая и прикрываясь своей избранностью. Защитники, ха! Да от таких защитников впору самим защищаться.
Теодор Фальке, бывший маршал имперской армии Сальвани, был среди заговорщиков. Советник, хитрый лис, тоже переметнулся на сторону единоверцев, как только запахло жареным. Он долго уговаривал пощадить императорскую семью. Но Император до последнего отказывался вступать в борьбу с Сумеречниками, повторяя, словно одурманенный: «Без них мы погибнем. Без них наш мир поглотит зло». Пришлось его убрать, и Советника вместе с ним. До сих пор казалось, что на клинке проступают пятна их крови.