Кого-нибудь вроде леди Тенеррей.
О его интересе к ней заговорили еще до смерти Роуз. Не знаю, послужило это спусковым крючком, или случилось что-то еще, но Роуз не выдержала, леди Эвелин медленно качнула в пальцах бокал. Она отравилась.
Глава 19
Доктор
Я столкнулся с мистером Герге в дверях отдела убийств. В сопровождении двух адвокатов он выходил от Эйзенхарта, я же, наоборот, пришел к тому с новостями.
А, доктор Альтманн, совершенно не удивленный, он окинул меня своим фирменным взглядом и обернулся к Виктору: До свидания, детектив Эйзенхарт. Было интересно наконец встретить вас лично.
Как все прошло? поинтересовался я у Эйзенхарта, когда они покинули коридоры управления.
Не спрашивай, пробурчал он, наливая себе кофе. Кажется, я даже поседел.
На мой взгляд, это было преувеличением, но я не стал его разочаровывать. И не стал расспрашивать дальше. Вместо этого я прошел за ним в кабинет, дождался, пока он закроет дверь, и поведал ему новости:
Ты знал, что предыдущая невеста мистера Герге, леди Роуз Хоторн, также покончила с собой?
С громким стуком Виктор опустил чашку на стол.
Любопытно протянул он. Нет, не знал. Откуда информация?
От леди Гринберг. И в этот раз, пожалуйста, обойдемся без шуток! Эйзенхарт закрыл рот, так и не успев ничего сказать. Я счел необходимым сообщить ей о смерти леди Мерц.
Услышав мой рассказ, Виктор допил кофе и откинулся на спинку стула, размышляя.
Я не знал, что леди Роуз покончила с собой, задумчиво произнес он. Официально причиной смерти стоит пневмония. Но я знаю, что в доме Хоторнов это было не единственное самоубийство. Тогда в архиве я не обратил на это внимание, больше года прошло, девушка была служанкой, и у нее имелись причины лишить себя жизни, однако в свете последних известий Взгляни-ка.
Из ящика письменного стола он достал свернутый вчетверо листок бумаги.
Горничная леди Роуз Ну, к тому времени она не была горничной, после смерти леди Роуз ее уволили Неважно. Она повесилась. Это предсмертная записка.
Из желтой, дешевой по качеству бумаги выпали засушенные цветки птицемлечника.
«Искупление», прокомментировал Эйзенхарт.
Искупление чего? Какого греха?
Нервный, прыгающий почерк говорил о самой большой ошибке, которую уже невозможно исправить. Местами угловатые буквы расплывались кляксами там, где на бумагу капали слезы. Тот, кто писал это письмо, был в отчаянии, никаких сомнений.
Патолог сказал, она ожидала ребенка.
От
Не доказано. Но забавная получается картинка, правда?
Я не успел ответить: пронзительно громко зазвонил телефонный аппарат.
Одну секунду, попросил меня Эйзенхарт. Алло? Леди Эвелин? Да, спасибо, я тоже рад. А вы?.. Приятно слышать. Поблагодарить меня? За что? Нет, я тут ни при чем.
Потакая своему любопытству, я придвинулся поближе, пытаясь расслышать слова леди Гринберг.
Точно вам говорю. С чего вы вообще решили, что они от меня? Наверняка у вас найдется еще куча поклонников.
Может, и найдется, но кто кроме вас мог прислать букет без записки? рассмеялась леди Эвелин.
Есть у меня один такой на примете, помрачнел Эйзенхарт. Даю три подсказки. Темные глаза. Нос как у грифа. Ольтенайский паспорт.
Нам не понадобилось много времени, чтобы разгадать, кого Виктор имел в виду.
Он, конечно, способен на многое, но цветы точно не от него, не согласилась леди Эвелин. Мистер Герге уже прислал сегодня розы. И не просто приложил к ним свою карточку, но переписал на ней «O Fortuna».
Sors immanis et inanis?[28] припомнил Эйзенхарт строку из стихотворения. Интересный выбор.
Как думаете, это можно классифицировать как угрозу?
Виктор усмехнулся:
Попробуйте. Однако, как полицейский, не советую вам писать на мистера Герге заявление. Битву с его адвокатами вы проиграете. Вообще, какой честный человек пользуется услугами адвокатов пробормотал он с досадой.
Я пользуюсь, сообщил я одновременно с леди Эвелин.
Эйзенхарт хмыкнул.
Что и требовалось доказать, ответил он, видимо, нам обоим. В любом случае, вынужден вас разочаровать: это не я. Удачи в поисках.
Положив трубку, он смущенно на меня посмотрел:
Кто-то прислал леди Гринберг цветы, а она почему-то решила, что это я таким образом выражаю ей благодарность за помощь в расследовании, объяснил он. Глупость какая.
Положив трубку, он смущенно на меня посмотрел:
Кто-то прислал леди Гринберг цветы, а она почему-то решила, что это я таким образом выражаю ей благодарность за помощь в расследовании, объяснил он. Глупость какая.
Определенно, согласился я. Причем даже не знаю, что более глупо: что ты не подумал это сделать или что леди Эвелин все еще слишком хорошего о тебе мнения.
В голову пришла неожиданная и неприятная мысль. В последнее время цветы от анонимных поклонников не значили ничего хорошего.
Ты не думаешь, что букет мог послать леди Эвелин тот же человек, что отправлял их тебе?
С чего бы? До сих пор он присылал их прямо мне, а не надеялся на посредников. К тому же кому вообще нужна леди Эвелин?
И все же
Слишком часто в этом расследовании фигурировали цветы от неизвестного отправителя. Возможно, Виктор тоже это понимал, поэтому так легко согласился «доказать мне, что я все выдумываю и зря трачу нервы».
Я только что получил звонок с Каменного острова. Соедините меня с тем же номером, попросил он телефонистку. Да, леди Эвелин. Хотел кое-что уточнить. Что за цветы вам прислали? Вот как? Нет, точно не я. И вам хорошего дня, он вновь положил трубку. Райские птицы. Что, согласно языку цветов, переводится как «свобода», «радость» или «предвкушение». Как видишь, ничего, что можно было бы приобщить к делу.
Несмотря на его заверения, беспокойство не отпускало меня.
Кенари, понял я, что напоминало мне название цветов. Когда на островах только стали появляться курорты, их рекламировали как «рай на востоке». Эйзенхарт смерил меня внимательным взглядом, пытаясь понять, к чему я клоню. А канареек стали называть райскими птицами.
Что, если в этот раз цветок не оглашал причину смерти, а указывал на следующую жертву?
Глава 20
Доктор
На этот раз убедить Эйзенхарта оказалось не так просто. Дошло до того, что я сам взял телефон в руки. Леди Эвелин не подходила к аппарату, взявший трубку дворецкий заявил, что леди велела ее не беспокоить.
Может, ей просто надоели мои звонки? предположил Виктор.
Или с ней что-то случилось.
В конце концов мне все так надоело, что я отправился к леди Эвелин сам. Кэбмен высадил меня возле знакомого особняка при свете дня тот казался не менее мрачным, чем в прошлый раз, где я незамедлительно попал в руки дворецкого. Разумеется, он не горел желанием меня впустить. В тот момент я был слишком настойчив для приличного посетителя. Удивлен, что меня не спустили с крыльца до того, как
Пропустите его, потребовали у меня за спиной. Полиция.
Я обернулся и увидел Эйзенхарта.
Ты думал, я оставлю тебя одного? криво ухмыльнулся он мне и вновь обратился к дворецкому: Детектив Эйзенхарт. Мне необходимо срочно увидеть леди Эвелин Гринберг. Этот человек со мной.
На затянутого в форму мужчину это не произвело никакого впечатления.
Исключено. Но вы можете оставить свою карточку, и лорд Гринберг вызовет вас, когда сочтет нужным.
Послушайте, недовольно засопел Эйзенхарт. Вы, должно быть, не поняли. Полиция, он вновь помахал перед носом дворецкого медным жетоном.
Прекрасно понял вас с первого раза, детектив.
Я должен сейчас же войти в дом. Пропустите.
Только если покажете ордер.
Мы бы пререкались дольше, если бы в доме не закричала женщина. Этого было достаточно, чтобы мы с Эйзенхартом одновременно метнулись наверх. Все это время я удивлялся, что леди Эвелин не вышла на шум сама. Теперь я знал почему. Мы нашли ее в кабинете. Леди Эвелин лежала на полу возле письменного стола.
Она жива, пульс под моими пальцами бился с пугающей частотой. Я осторожно похлопал ее по щекам. Эвелин! Очнитесь!
Веки дрогнули, лицо исказила боль.
Доктор, сфокусировала она взгляд на мне.
Помоги перенести ее на диван, потребовал я у Эйзенхарта.
Нужно вызвать врача!
Я обернулся: девушка, чей крик мы услышали, стояла в дверях, испуганно прижав руки к груди.
Вызывайте. Только скажите, чтобы поторапливался: иначе, боюсь, он может не успеть.
С дивана донесся смешок.
Вы всех так утешаете, доктор? слабо прошептала леди Эвелин.
Все будет хорошо, пообещал я, подходя к ней.
Мне не нравилось то, что я видел. Пульс под сто пятьдесят. Редкое, затрудненное дыхание. Серое от бледности лицо. Расширенные зрачки. Судороги. Острая боль. Рвота. Это было отравление но что именно его вызвало?
Я обратил внимание на кофейный столик, стоявший чуть поодаль. Похоже, чаепитие закончилось совсем недавно, слуги даже не успели убрать посуду: тарелку с морковным кексом, две чашки, одну из которых украшал отпечаток бледно-розовой губной помады Я схватил вторую. К счастью, в ней оставался чай.
Что там? напряженно спросил Эйзенхарт, наблюдавший, как я допиваю отраву.
Цикута.
Неизвестная дама ее не пожалела. Удивительно, как леди Эвелин была еще жива.
Эйзенхарт побледнел.
«В моей смерти будешь виноват ты», пробормотал он.
Понадобится промывание желудка, я обратился к дворецкому. Велите подогреть воду. Много воды. Принесите порошок активированного угля или хотя бы угольные бисквиты. Заварите крепкий кофе. Если в доме есть барбитуратовое успокоительное, принесите и его на всякий случай.
Мои указания не нашли отклика, пока леди Эвелин не подозвала девушку к себе.
Дора никто из нас не слышал, что она прошептала, но блондинка кивнула и бросилась прочь из комнаты, выталкивая вслед за собой и дворецкого.
Через минуту она вернулась и протянула мне шкатулку с лекарствами. На пожелтевших от времени картонных упаковках стояла храмовая печать: первое время после воскрешения людей, как правило, мучили ужасные кошмары, поэтому дрозды не скупились на снотворное. Похоже, кто-то из родственников леди Эвелин умер не своей смертью и был возвращен в наш мир. Но сейчас было не время об этом думать.
Врач в пути. Все, что вы просили, сейчас принесут. Я могу помочь как-то еще?
Можете сказать, кто был здесь до нашего прихода, попросил Эйзенхарт.
Мэриголд, ответила вместо нее леди Эвелин. Ее состояние ухудшалось, посиневшие губы едва справлялись со словами. Мэриголд Хоторн. Она видела нас в саду.