Мысленно я помянул недобрым словом Эйзенхарта, втравившего меня в эту историю.
Понятия не имею, о чем вы, отказался я от всех подозрений.
Конечно, хитро улыбнулся коллега. Так откуда вы знаете друг друга?
«Мой кузен подозревал ее в убийстве, мы гнались за ней через полгорода, а потом она поила нас малиновым шнапсом и рассказывала о фиктивной помолвке ради махинации с наследством». Такой была правда, которую я решил не озвучивать. Вместо этого я засобирался.
Мне надо идти.
Пех вас раздери, Роберт! Скажите хоть, чем вы ее зацепили?
Мортимер был неплохим человеком и другом. Несколько тщеславным и самоуверенным, но у него имелись на то причины. Будучи юн и красив той вызывающей, немужественной красотой, которая приводит в восторг женщин и могла бы сослужить ему отличную службу, выбери он вместо танатологии сцену, он определил для себя качества, которые должны были означать успех у женского пола. И теперь искренне недоумевал, как человек, который не обладал выдающейся внешностью, одевался в скучные твидовые костюмы и был мрачен, неразговорчив и слишком серьезен то есть совершенно не соответствовал ни одному из его критериев, попал на светский раут в элитный клуб, да еще с девушкой гораздо выше себя по положению. Я не стал его разочаровывать, объясняя, что «свидание» устроил Виктор в целях расследования. Посмеиваясь про себя, вместо этого я оставил Мортимера ломать голову над тем, что могло связывать одну из богатейших невест империи и армейского ветерана, прозябавшего в провинции на пособие по инвалидности и жалование ассистента профессора.
Я успел добраться до кафе раньше леди Эвелин и выбрать столик. Расположенный в нише под портретом императорской четы и частично скрытый за ширмой у входа на кухню, он давал уединенность, которая, я боялся, понадобится леди Эвелин после того, как она услышит новости. Леди Эвелин пришла вскоре после меня, я только успел получить свой кофе и бокал шерри. Впорхнула в кафе, сбросила яркий жакет на руки метрдотелю и уверенным шагом направилась ко мне единственная женщина среди одетых в монохромные костюмы клерков, биржевых маклеров и юристов из расположенного неподалеку министерства. Я почувствовал себя словно под прицелом фотографического аппарата: все взгляды сконцентрировались на нас, за что, видимо, опять надо было благодарить автора той дурацкой статьи.
Кофе для леди, у нашего столика мгновенно появился официант с бокалом, полным взбитых сливок.
Леди Эвелин с неискренней, хотя отлично исполненной, как в нашу первую встречу, улыбкой поблагодарила его и обратилась ко мне:
Итак, доктор, о чем вы хотели поговорить?
О леди Мерц. Она
А! теперь на ее губах заиграла другая улыбка, живая и полная лукавства. Я предупреждала вас, доктор: не привязывайтесь к Поппи. Ее интересует секс, и ничего более. Если вы рассчитываете на что-то кроме постели, скажу сразу: ничего не выйдет.
Ей снова удалось удивить меня: прямыми словами, спокойным тоном, словно речь шла о чем-то обыденном, отсутствием смущения. Сейчас мы были не в клубе, где действовали свои, ночные правила, а в дневном мире, чопорном и старомодном («Устаревшем», поправила бы меня леди Эвелин, если бы услышала мои мысли). Мире, где женщины считались слабым полом, который нужно было защищать от всего, начиная от финансовых вопросов и заканчивая образованием. Мире, где абсурдно до сих существовал «кофе для джентльменов», черный и горький, и «кофе для леди», приторно-сладкий и практически лишенный кофеина, чтобы уберечь их слабую конституцию от возбуждающего эффекта. Мире, где любовь была чем-то возвышенным, а физическая ее часть стыдливо умалчивалась обоими полами, где пассивность была главной женской добродетелью.
Глядя на ее улыбку, я понимал, что у этого мира нет никаких шансов.
Грядут перемены.
Боюсь, дело не в этом. Леди Амарантин умерла.
Что?
В вопросе пока было больше растерянности, чем осознания. Я пододвинул к ней шерри не лучшее успокоительное, но сойдет, чтобы сгладить первый шок.
Мне очень жаль.
Я ожидал слез и не нашел их. Собственно, я не нашел вообще никакой реакции. Моя собеседница молчала, откинувшись на спинку кресла, и бездумно смотрела в одну точку.
Леди Эвелин?
Поговорите со мной, хрипло попросила она. О чем угодно, только не о
Я понимал. Хотя не мог ее утешить.
Почему чеснок называют ванилью для бедняков? озвучил я первый пришедший в голову вопрос.
Сам не знаю, отчего это пришло в голову. Должно быть, вспомнился наш разговор с Эйзенхартом в этом же кафе, во время которого я впервые услышал о деле, оказавшемся более опасным, чем мы оба думали.
Недоуменно моргнув, леди Эвелин внезапно расхохоталась. Все тем же охрипшим, пугающим голосом. Но это была не истерика, а настоящий смех, пусть и родившийся в таких обстоятельствах.
А вы умеете удивить, доктор, через силу улыбнулась она, промокая выступившие слезы. Не знаю. Так просто говорят. Еще с давних времен, когда ваниль только начали поставлять из Страны облаков. Повара в богатых домах чего только не выдумывали с новыми специями, а обычный народ У него был только лук да чеснок, она замолчала и достала из сумочки сигареты. Как она умерла? Передозировка?
Перехватив мой удивленный взгляд, она пояснила:
Вы думали, из-за чего Поппи так прозвали?
Я полагал, что из-за цвета волос, полыхающих, как красный мак.
После смерти отца ей выписали опиум в качестве снотворного. Она так и не сумела от него отказаться.
Это были не наркотики.
Интересно, что покажет токсикологический анализ. Если ее одурманили именно опиумом, знал ли убийца о ее пагубной привычке? Я поднес леди Эвелин спичку.
Тогда что?
Ей перерезали вены.
Кто? коротко поинтересовалась леди.
Не знаю.
Я надеялся, что Эйзенхарт сумеет найти ответ на этот вопрос.
Я должен спросить: между Поппи и Александром Герге что-то было?
Смотря что вы подразумеваете, слабо улыбнулась леди Эвелин. Поппи спала практически со всеми своими знакомыми, но это никогда ничего не значило для нее.
Кто? коротко поинтересовалась леди.
Не знаю.
Я надеялся, что Эйзенхарт сумеет найти ответ на этот вопрос.
Я должен спросить: между Поппи и Александром Герге что-то было?
Смотря что вы подразумеваете, слабо улыбнулась леди Эвелин. Поппи спала практически со всеми своими знакомыми, но это никогда ничего не значило для нее.
Никогда?
По моему опыту, какой бы длинной ни была череда партнеров, кто-то всегда оставлял след в сердце.
Нет. Не думаю, что у Поппи имелась какая-то трагическая история любви. Вы ведь на это намекаете? Для нее она была слишком легкомысленна. Поппи любила получать удовольствие. Если между ней и Герге что-то и случилось, то они скорее были друзьями с определенными преимуществами, чем возлюбленными.
Я в этом сомневался. Когда Герге на том вечере заинтересовался леди Эвелин, я наблюдал за ними и не я один. Во взгляде Амарантин, которым она провожала Герге на танцпол, не было банальной ревности, но что-то неуловимое, что-то, что я не смог вспомнить и понять
Но не любовь.
Почему же?
Во-первых, леди Эвелин снова была собранной и сосредоточенной, будто мы обсуждали не смерть ее близкой подруги, а историю, произошедшую давно и не с нами, Поппи знала его почти вечность. Герге приехал поступать в Гетценбургский университет, где познакомился с Теобальдом, десять лет назад. Поппи тогда было одиннадцать. Едва ли романтичное начало отношений. Во-вторых, она познакомила его с Роуз.
Роуз?
У меня создалось впечатление, что Эйзенхарт преувеличил касательно моей личной жизни если у кого-то она была бурной, то у мистера Герге.
Роуз Хоторн, его невеста. Не та, что бросила его. Предыдущая.
Почему они не поженились?
Это леди Эвелин нахмурилась, подбирая слова. Неприятная история.
Эвелин, Амарантин и Роуз не просто дебютировали в одном сезоне они вместе обучались перед выходом в свет у Кальтшнейнера, знаменитого гетценбургского владельца школы этикета. Стояли одна за другой на танце дебютанток на Весеннем балу, открывающем сезон в Лемман-Кливе. Вместе, единственные из герцогства, были представлены ее величеству в столице.
Представьте, мы были втроем в метрополии. В чужом городе, где никого не знали. Мы приехали вместе, и нам оставалось только держаться друг друга. Но это было не так плохо. Особенно когда миссис Риттер, которую отправил с Поппи Теобальд, принимала снотворное и можно было выскользнуть на вечеринку Роуз никогда с нами не сбегала, наверное, потому я с ней так и не подружилась. Впрочем, возможно, дело во мне: мы и с Поппи были близки, но никогда не были подругами. А Роуз к тому же была слишком блеклой. Скучной. Такая, знаете ли, идеальная невеста и жена: чуть глуповатая, молчаливая и восхищающаяся своим мужчиной. Мне больше по душе была Поппи или Мэриголд, сестра Роуз. Вот в ней чувствуется характер. Впрочем, я отвлеклась.
Леди пригубила шерри и продолжила:
Как я уже говорила, их с Александром познакомила Поппи. Она как-то раз пригласила Роуз к себе, Тео был тогда дома, а где Тео, там и Герге. Теобальд стал его пропуском в гетценбургский свет, поэтому Герге предпочитал держаться как можно ближе. Так они встретились впервые. Он произвел на нее впечатление своими манерами и своим происхождением тоже: подумать только, настоящий принц, пусть без маленькой формальности. Она Она ему подходила. Поэтому Герге сделал ей предложение, а Роуз, не задумываясь, его приняла. Первое время она была вне себя от счастья, порхала с такой очаровательной улыбкой, что за нее нельзя было не порадоваться. Потом начались проблемы. Вы уже, наверное, заметили, что мистер Герге не слишком разборчив, когда дело касается женщин. С Коринн Лакруа его связывали длительные отношения. Но это было нормально, на нее Роуз соглашалась закрыть глаза. В конце концов, в свете не так много мужчин, которые не содержали бы хотя бы одну любовницу, скривилась леди Эвелин. Можно сказать, что почти и нет.
Но были другие, угадал я.
Да. А еще Герге, будучи прагматичным ублюдком во всех смыслах последнего слова, постоянно искал кого-нибудь получше. Сивилла, жена его отца, богата. Если бы он женился на Роуз, император, которого не обрадовал бы союз его внучки с бастардом, помог бы королю Владислаусу принять правильное решение и объявить наследником Герге. Но ольтенайская казна без денег Сивиллы резко уменьшилась бы в размерах. Поэтому Герге искал кого-нибудь, чья семья не только станет ему союзником в борьбе за трон, но и поделится своими накоплениями.