Сержант поджал губы.
В таком случае я сожалею о возможных неудобствах, лорд Первый советник, но мы получили строгий приказ. К своему стыду, я вас не знаю. Вы готовы за него поручиться, лорд Тиамак?
Да, да, конечно. Лорд Энгас старый друг Верховного Престола и мой.
Тогда вы можете проехать.
Сержант повернулся и дал сигнал солдатам в сторожевой башне. Через мгновение решетка крепостных ворот начала со скрипом подниматься.
Во имя Бриниоха, что здесь произошло? спросил Энгас, когда они въехали в замок.
Скоро узнаем. Сердце громко стучало в груди Тиамака.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем карета преодолела путь от ворот через два внутренних двора замка, но, когда они подъезжали к входу в королевскую резиденцию, Тиамак увидел новых стражников, стоявших снаружи, и почувствовал некоторое облегчение, заметив Пасеваллеса, который о чем-то напряженно разговаривал с Закиелем, капитаном стражи.
Лорд-канцлер! позвал Тиамак, когда карета остановилась перед входом и ее окружило полдюжины стражников. Что здесь происходит?
Благодарение Элизии и ее святым, сказал Пасеваллес, подходя к карете. Лицо лорд-канцлера было бледным, а волосы влажными, словно он только что принимал ванну. Я рад, что с вами все в порядке, лорд Тиамак. Король и королева чрезвычайно встревожились, когда не смогли вас найти.
Я был в доках, где прощался с другом и, к своему удивлению, обнаружил, что прибыл еще один. Лорд Пасеваллес, позвольте представить вам Энгаса, бывшего виконта Карпилбина, а теперь Первого советника Эбенгеата.
Я слышал о вас, милорд.
Прошу простить меня за то, что я не кланяюсь, ответил Энгас.
Так что все-таки произошло? снова спросил Тиамак. Вы говорили о короле и королеве с ними все в порядке?
На самом деле, сказал Пасеваллес, никто не пострадал, за исключением несчастного глупца, пытавшегося убить графа Эолейра. Но даже и он не получил серьезных ранений.
Однако выражение лица лорд-канцлера противоречило его словам. Тиамак никогда не видел, чтобы невозмутимый Пасеваллес так выглядел: его яростный гнев не вызывал у Тиамака сомнений и был для него совершенно новым зрелищем. Маленький вранн обрадовался, что гнев Пасеваллеса направлен не на него.
Что? Тиамак смотрел на Пасеваллеса, только сейчас сообразив, что означают его бледность и мокрые волосы. Эолейр пострадал?
Колотая рана в районе плеча но нож попал в кость, в противном случае все могло закончиться гораздо хуже. Ну и несколько порезов на руках, сказал лорд-канцлер. Нам повезло, что на него напал не солдат. Складывается впечатление, что несостоявшийся убийца безумен он работал в замке уже больше года. Эрнистириец.
Через мгновение Тиамак почувствовал, как внутри у него все сжимается.
Эрнистириец? Он работал на кухне? И его зовут сейчас вспомню. Его зовут Ригган?
Да, кажется, кто-то называл это имя. Вы его знаете?
Да, я с ним знаком. Однажды моя жена его лечила. Он не спешил рассказывать оставшуюся часть истории эрнистириец что-то бормотал про Морригу, Мать Воронов.
Его уже допросили?
Да, но он несет какую-то чепуху, сказал Пасеваллес. Вы можете поговорить с ним позже, если у вас будет желание. Я бы хотел знать, что вы по этому поводу думаете.
Но кто он такой?
Заходите, и вы получите ответы на все вопросы, сказал ему Пасеваллес. Король и королева хотят знать, что с вами все в порядке. Он махнул рукой, показывая стражникам, что карету можно пропустить.
По просьбе Тиамака капитан Закиель выбрал четырех сильных стражников, чтобы те отнесли носилки с Энгасом в тронный зал.
По просьбе Тиамака капитан Закиель выбрал четырех сильных стражников, чтобы те отнесли носилки с Энгасом в тронный зал.
Пока вранн, прихрамывая, шел за носилками, не обращая внимания на недовольное бормотание стражников, возмущавшихся из-за огромной тяжести, которую им приходилось нести, мысли Тиамака метались, точно стая испуганных болотных чирков. С одной стороны, нападение было делом рук безумца, одного из соплеменников Эолейра кто знает, какая старая обида могла стать тому причиной, судя по всему, не имеющее смысла и бесполезное преступление. Но его не отпускало ощущение, что это как-то связано с видением катастрофы, которое появилось у него на равнинах Фростмарша.
«Злые времена, беспомощно подумал он, и ему показалось, будто в голове у него звучат чужие мысли. После такого количества странных знамений как я могу сомневаться, что зло среди нас: Ты, Всегда Ступающий По Песку, пожалуйста, покажи мне путь, я чувствую, что земля вокруг стала предательской».
Глава 39. Степная свадьба
Снова стояла жара, слишком сильная для Третьей зеленой луны. Казалось, воздух потрескивает, словно кто-то трет сухую овечью шкуру, а когда Фремур посмотрел сквозь маленькое окошко фургона, он нигде не увидел облаков. Он чувствовал себя, как будто какое-то ужасное существо дышало ему в шею, но знал, что больше не может тянуть и пора присоединиться к клану. Его сестра выходила замуж за Дроджана, и брат Одриг устроил пир.
Фремур распутал ленточки своей лучшей рубашки в последний раз. Он знал: еще до того, как день закончится, белая одежда с длинными рукавами будет пропитана потом и станет грязной от рук его соплеменников, когда они начнут хлопать его по спине и вытаскивать для нежеланных борцовских схваток с пьяными гостями. Его тете придется пришивать новые ленточки, потому что половина оторвется.
«Все было бы иначе, подумал он, не будь Дроджан такой свиньей».
Фремур ничего не имел против того, чтобы женщину, даже его сестру Кульву, отдали замуж за мужчину, выбранного главой семьи, в особенности если глава семьи тан. Таков закон. Но когда таном был их отец Хурвальт, еще до того, как боги сделали его немым калекой, он бы отказался отдать дочь в жены такому самодовольному глупцу, как Дроджан, ведь его единственным достижением являлась дружба с Одригом. Более того, Хурвальт выдал их старшую сестру за мужчину, который ей нравился, хотя мог подобрать для нее более богатого мужа.
«Счастье клана важнее для тана, чем для любого другого члена, однажды сказал ему отец. Тан должен постоянно думать двумя разумами, своим собственным и мудростью предков. А предки хотят лишь одного: чтобы клан выжил».
Его отец был одним из первых, кого Фремур увидел, когда вышел из фургона на траву выгороженного для свадьбы участка. Хурвальт, чье тело усохло и стало бесполезным, точно упавший лист, сидел на скамье в скудной тени фургона, завернутый в одеяла, несмотря на жару.
Фремур опустился перед отцом на колени.
Пусть Небесный Молот приглядывает за тобой. И пусть он принесет тебе радость в день свадьбы твоей дочери.
Хурвальт закатил глаза в сторону Фремура, но никак не дал понять, что услышал его слова. Он молчал уже семь лет, но Хурвальт всегда был сильным мужчиной, и, хотя он не мог говорить, есть и ходить, если его не поддерживали двое мужчин, он продолжал жить. Фремур не раз спрашивал себя, что хотел сказать им Небесный Молот, хранитель клана, позволив бывшему тану вести такую долгую ужасную жизнь после того, как он лишился всего, что должен иметь мужчина.
«Мы клан Журавля, напомнил себе Фремур. Мы не ставим под сомнение решения Небесного Молота».
Большой участок травы с табуном лошадей, принадлежавших Одригу, с одной стороны огородили фургонами самых разных размеров. Здесь собрались все члены клана Журавля нет, поправил себя Фремур, почти все, а также важные представители соседних кланов, таких как Стрекоза, Гадюка и Олень с Белыми Пятнами, с которыми Журавли часто заключали браки. Семья Фремура, во всяком случае женщины и многие племянницы и племянники, уже заняла свои места рядом с фургоном тана Одрига. Как обычно, младшие мальчики развлекались, усевшись на деревянную ограду загона, словно это седло лошади, колотили друг друга длинными палками и, конечно, не обращали внимания на замечания старших родственниц женщин. Несколько теток и кузин Фремура свистнули ему, когда он проходил мимо. Он кивнул, но не остановился, даже когда его позвали мальчишки.
Большая часть остальных членов клана собралась в центре, где поставили шатер там должна была ждать невеста и где на разноцветных одеялах стояла еда и выпивка, накрытые сетками, чтобы защитить от мух. Хотя Одриг не стал жадничать и купил несколько бочек пива у обитателей каменных домов, чтобы доставить удовольствие пирующим, бочки оставались закрытыми. Впрочем, из этого не следовало, что никто не начал пить: многие члены клана принесли собственный джерут, ферментированное молоко кобылы, которое тритинги пили с начала времен. Немалое число храпящих бородатых мужчин распростерлось на земле, распространяя кислый запах рвоты, и Фремуру все стало ясно.
Одриг стоял возле шатра вместе с Дроджаном и несколькими мужчинами, они передавали друг другу мех с джерутом и играли в ножи каждый метал свой нож в столб ограды, находившийся в нескольких дюжинах шагов. Фремур знал, что ему следует подойти и произнести благословение Небесного Молота брату и тану клана, но сейчас он не хотел говорить с Одригом и тем более с Дроджаном, чья привлекательность никак не увеличилась из-за алого пьяного румянца и громкого хохота. Фремур обошел шатер по большой дуге, чтобы подойди к нему с другой стороны и не разговаривать с таном и его ближайшими сторонниками. Однако ему это не удалось.
Эй, там, маленький брат! крикнул Одриг. Куда собрался? Надеюсь, не в шатер невесты, чтобы посидеть там с женщинами!
Он хочет, чтобы ты выбрал ему мужа, тан! проревел Дроджан.
Одригу очень понравилась его шутка, он схватил покрытое шрамами лицо Дроджана и сжал, словно это было лицо ребенка.
Посмотри на своего нового брата, Мышь! сказал тан. Подойди и выпей за его здоровье, или мне поискать, как предложил Дроджан, сильного мужчину, чтобы он о тебе позаботился? Не думаю, что смогу получить за тебя много лошадей, ведь ты такой костлявый.
Ну, вуаль нужна именно для этого, сказал другой приятель брата, и все снова расхохотались.
Фремур понимал, что не сможет полностью избежать общения с ними; если не обращать на Одрига внимания, он становился более настойчивым. И, если честно, Фремур и сам не понимал, что сделало для него этот день таким тревожным и отвратительным. Дроджан был свиньей, но как друг Одрига он будет процветать, и у их сестры будет хорошая жизнь, теплые одеяла и надежный фургон. Возможно, он не нравится Кульве, но такое часто бывало с невестами тритингов, и в большинстве случаев со временем жены учились ухаживать за мужьями и даже испытывать к ним какие-то чувства.