Это действительно моя сестра.
Лили опустила взгляд. Из-под края юбки выглядывали носки войлочных тапок. На глаза навернулись слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти.
Это моя единственная сестра, ее зовут Анна. Я узнала ее, пастор Хабгуд.
На смену первым слезам пришли новые, слишком обильные, чтобы их утирать. Они капали со щек и оставляли темные пятна на войлочных тапках.
Ну-ну, успокойтесь, миссис Уайт, произнес пастор не вполне спокойным голосом. Почему бы вам не присесть?
Лили покачала головой. За все время службы в пасторском доме она ни разу не позволила себе сесть. Она здесь работала; она стояла, ходила, ползала на коленях с половой тряпкой; она носила, скребла и мыла, и все это давало ей ощущение принадлежности к месту. Но, сев на стул, она уравняла бы себя с обычными прихожанами, нуждающимися в помощи.
Это действительно моя сестра.
Лили опустила взгляд. Из-под края юбки выглядывали носки войлочных тапок. На глаза навернулись слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти.
Это моя единственная сестра, ее зовут Анна. Я узнала ее, пастор Хабгуд.
На смену первым слезам пришли новые, слишком обильные, чтобы их утирать. Они капали со щек и оставляли темные пятна на войлочных тапках.
Ну-ну, успокойтесь, миссис Уайт, произнес пастор не вполне спокойным голосом. Почему бы вам не присесть?
Лили покачала головой. За все время службы в пасторском доме она ни разу не позволила себе сесть. Она здесь работала; она стояла, ходила, ползала на коленях с половой тряпкой; она носила, скребла и мыла, и все это давало ей ощущение принадлежности к месту. Но, сев на стул, она уравняла бы себя с обычными прихожанами, нуждающимися в помощи.
Нет, пробормотала. Нет, благодарю вас.
Раз так, я тоже постою с вами за компанию.
Священник поднялся, вышел из-за стола и задумчиво посмотрел на свою экономку:
Давайте обсудим это вместе, вы не против? Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Начнем с вашего возраста. Сколько вам лет, миссис Уайт?
Лили уставилась на него в замешательстве:
Я я не могу сказать точно. Помнится, мне было тридцать с чем-то, но с тех пор прошло несколько лет. Думаю, мне сейчас за сорок.
Хм. А сколько, по-вашему, лет той девочке из «Лебедя»?
Четыре года.
Вы очень уверенно это сказали.
Потому что таков ее возраст.
Пастор поморщился:
Допустим, вам сорок четыре года, миссис Уайт. Точно мы не знаем, но, если вы говорите, что вам идет пятый десяток, сорок четыре года это вполне допустимо. Вы согласны? В качестве приемлемого варианта?
Она кивнула, не понимая, к чему он клонит.
Разрыв между четырьмя и сорока четырьмя составляет сорок лет, миссис Уайт.
Она нахмурила брови.
Сколько лет было вашей матушке, когда она вас родила?
Лили задрожала.
Ладно, попробуем по-другому. Когда вы в последний раз видели свою маму? Давно или сравнительно недавно?
Давно, прошептала она.
Пастор, предчувствуя впереди очередной тупик, выбрал новый маршрут:
Предположим, ваша мать родила вас в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда эту девочку она должна была бы родить сорок лет спустя, в свои пятьдесят шесть. То есть будучи на двенадцать лет старше, чем вы сейчас.
Лили моргала, пытаясь понять, к чему он забивает ей голову всеми этими цифрами.
Догадываетесь, что я хочу сказать, приводя эти вычисления, миссис Уайт? Эта маленькая девочка не может быть вашей сестрой. Чтобы женщина имела двух дочерей с такой большой разницей в возрасте это невероятно, это практически невозможно.
Лили смотрела вниз, на свои тапочки.
А как насчет вашего отца? Сколько ему лет?
Лили вздрогнула:
Он умер. Много лет назад.
Что ж, тогда давайте посмотрим фактам в лицо. Ваша мать не могла родить эту девочку, для этого она была бы слишком старой. А ваш отец давно умер, так что и он не мог произвести ее на свет. Таким образом, она не может быть вашей сестрой.
Лили не отрывала взгляда от мокрых пятен на своих тапочках.
Она моя сестра.
Пастор устало вздохнул и оглядел комнату в поисках нового источника вдохновения. Но увидел только свою недописанную проповедь на столе.
Вам известно, что девочка поселилась в Баскот-Лодже с мистером и миссис Воган?
Да, я это знаю.
Если вы и впредь будете утверждать, что она ваша сестра, ничем хорошим это не закончится, миссис Уайт. И уж точно это не пойдет на пользу самой девочке. Подумайте об этом.
Лили вспомнила красные одеяла и полосатые желто-белые леденцовые палочки. И наконец-то подняла голову:
Я это знаю. И я рада, что она там. Воганы могут позаботиться об Анне лучше, чем смогла бы я.
Девочку зовут Амелия, мягко поправил ее пастор. Это их дочь, которая была похищена два года назад.
Лили растерянно заморгала.
Пусть называют ее как хотят, сказала она. Я никому не доставлю неприятностей. Ни Воганам, ни ей.
Вот и славно, промолвил пастор, но морщины на его лбу так и не разгладились. Вот и славно.
Разговор, похоже, подошел к концу.
Вы меня уволите, преподобный отец?
Уволить? Боже мой, нет!
Она сложила руки в районе сердца и неловко поклонилась для реверансов ее колени были недостаточно гибкими.
Вы меня уволите, преподобный отец?
Уволить? Боже мой, нет!
Она сложила руки в районе сердца и неловко поклонилась для реверансов ее колени были недостаточно гибкими.
Благодарю вас, преподобный. В таком случае могу я заняться стиркой?
К тому моменту пастор уже вернулся за стол и начал просматривать написанный текст.
Стиркой?.. Да, миссис Уайт.
Она постирала белье (а также погладила простыни, заправила постель, подмела полы, выбила пыль из ковриков, отмыла налет с кафельной плитки, наполнила поленьями обе дровницы, выгребла золу из очага, стерла пыль с мебели, вытряхнула шторы, взбила подушки, прошлась мягкой метелочкой по картинам и рамам, до блеска начистила с уксусом все краны, приготовила пастору обед, оставив его на столе под салфеткой, вымыла плиту и навела идеальный порядок в кухне), после чего вновь постучалась в дверь кабинета.
Священник отсчитал недельную плату, выкладывая деньги ей на ладонь. Лили оставила себе несколько монет, а остальные, как обычно, вернула на хранение хозяину дома. Он достал из ящика письменного стола жестяную коробку со сбережениями Лили, открыл ее и развернул лежавший поверх денег листок бумаги. Там были отмечены все ее взносы с указанием дат как пастор когда-то, еще в самом начале, объяснил Лили. Он сделал запись под сегодняшним числом и подвел промежуточный итог:
Получается кругленький капиталец, миссис Уайт.
Она кивнула и коротко, нервно улыбнулась.
У вас нет намерения потратить часть этих денег? Например, купить пару перчаток? На улице сейчас очень холодно.
Она покачала головой.
Что ж, тогда попробуем что-нибудь вам подыскать Он ненадолго покинул комнату и, вернувшись, протянул ей шерстяные перчатки. Старые, но еще могут сослужить службу. Ни к чему им пылиться здесь без пользы, когда у вас мерзнут руки. Вот, берите.
Она взяла и осмотрела перчатки, связанные из толстой зеленой шерсти и прохудившиеся лишь в двух-трех местах. Эти дырочки легко можно было заштопать. Она уже заранее чувствовала, как тепло будет ее рукам во время утренних стояний у кромки воды.
Спасибо, преподобный отец, вы очень добры. Но я все равно их где-нибудь потеряю.
Она положила перчатки на угол стола, попрощалась и вышла.
Обратный путь вдоль берега до лачуги получился более долгим, чем обычно. Ей пришлось заглянуть во множество мест, собирая объедки для свиней, притом что ее ноги страдальчески реагировали на каждый новый шаг. Руки, конечно же, замерзли. В детстве у нее имелись варежки. Ее мама связала их из алой пряжи и соединила длинным шнурком, продетым через оба рукава, чтобы их невозможно было потерять. Но Лили все равно их лишилась. Нет, не потеряла их у нее отобрали.
До лачуги она доковыляла уже в сумерках, промерзшая до костей. Болела каждая частица тела, способная испытывать боль. Мимоходом она взглянула на нижний водомерный столб. Река поднялась за время отсутствия Лили, злонамеренно продвинувшись на несколько дюймов ближе к ее дому.
Она покормила свиней, вновь почувствовала на себе взгляд рыжей свиньи, но была слишком утомлена в этот вечер, чтобы гадать о настроениях домашней живности. И за ушами свинью чесать не стала, хотя та фыркала и хрюкала в попытках привлечь ее внимание.
Ведра в сарае, утром ею опустошенные, теперь уже не были пустыми в них обнаружилась дюжина заткнутых пробками бутылок.
В тревоге она приблизилась к лачуге, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Никого. Она проверила тайник за кирпичом. Ни единой монетки. Значит, он здесь побывал. И уже ушел.
Лили собралась зажечь свечу хоть огонек составит компанию, но в подсвечнике ее не оказалось. Как не оказалось и куска сыра, которым она рассчитывала поужинать, а от краюхи хлеба осталась только черствая корочка.
Она села на ступеньку помоста, чтобы снять обувь. Как обычно, с этим пришлось помучиться. А потом она, в пальто и чулках, еще долго сидела там, созерцая невысыхающее пятно от речной воды, бесконечно струившейся на пол с одежды ее призрачной сестры.
Лили всегда была тугодумкой, с самого раннего детства. Она позволяла жизни течь своим чередом, а сама просто плыла по течению, заботясь только о насущно необходимых мелочах. Все события, все повороты ее судьбы ни в коей мере не были результатами целенаправленных действий Лили, а происходили по воле случая, направлялись десницей Господа чьи пути, как известно, неисповедимы или же зависели от решений других людей. Она впадала в панику при каждой такой перемене и безропотно подчинялась ходу вещей. На протяжении многих лет она смела надеяться лишь на то, что дела не пойдут еще хуже, но и эти скромные надежды, как правило, не оправдывались. Осмысление пережитого давалось ей с трудом. И вот сейчас, когда она оправилась от первого шока после внезапного возвращения Анны, в глубинах ее сознания попытался оформиться вопрос.
Анна из ее кошмаров была злобной, мстительной фурией с темным взором и гневно указующим перстом. Но Анна в рэдкотском «Лебеде» и Анна из ее недавних видений в интерьере дома Воганов была совсем другой. Она была спокойной. Она не таращила глаза, не тыкала в Лили пальцем, не корчила свирепые рожи. Судя по ее виду, она не желала зла Лили, да и вообще никому не желала зла. Эта вернувшаяся Анна куда больше походила на прежнюю Анну из ее воспоминаний.