Ой Яков!
Я не Яков.
Ну, простите. Как вас там? Я Яс Ясень! Дикость какая-то, а не имя, она немного пожевала губами и капризно поджала их, отчего её кроваво-красный ротик стал сильно смахивать на рот рыбки сомика. У маленького Серёжи Ясенева был аквариум, в котором жили в том числе и сомики. И он очень любил наблюдать, как они ползают по стеклянным стенкам и именно вот таким образом скукоживают ротики.
Это не имя.
Ну, как вас зовут?
Сергей.
Сержик, мне очень нужен телефон этого Коли, Анжелика махнула рукой в сторону, куда умчались машины.
Ликуся, у меня его нет.
Я не Ликуся!
А я не Сержик!
Ну, дайте же мне телефон!
Не дам. У Коли жена и дети. Трое. Или вы к ним в няньки хотите пойти?
Как жена и дети?! Вы же не говорили!
А вы не спрашивали.
С другой стороны, это неважно. Дайте телефон!
А вот теперь я вам телефон тем более не дам.
Я всё равно узнаю!
Да, пожалуйста.
Пустите меня обратно. В дом.
Не пущу. Вас там никто не хочет видеть.
Там Олюнчик.
Олюнчика вы три часа назад бросили на глазах у шестнадцати свидетелей. Постеснялись бы про него вспоминать. Идите уже с миром, Анжелика Криволапова. Или вам такси вызвать? Я готов оплатить, Ясенев достал мобильный.
Она посмотрела на него с ненавистью, но от такси не отказалась. У Сергея извозом подрабатывал знакомый, живущий в двух кварталах от Рябининых. Поэтому приехал он буквально через десять минут. И все эти десять минут они с Анжеликой Криволаповой стояли друг против друга, и она сверлила его злым взглядом, а он смотрел поверх её головы на берёзу, под которой, как ему рассказывала Злата, недавно признался в любви своей Ирине ещё один их друг, Андрей Симонов.
Сергей стоял, глядел на дерево и думал о том, что, к счастью, не все девушки такие, как Анжелика. И что есть в мире Злата, Ирина, которая скоро станет Симоновой, другая Ира, Осоргина, влюблённая в своего Колю ещё со школы, и его Лёлька.
Когда в конце улицы появился, наконец, автомобиль, Анжелика Криволапова, будто вспомнив о чём-то, вдруг отмерла:
Вы ещё пожалеете!
Маловероятно, усмехнулся Сергей.
Обещаю!
Приятно видеть уверенную в себе женщину. Ох, Анжелика, Анжелика, что ж вы такая глупенькая-то?! Вам бы себя чуть по-другому вести, глядишь, уже давно были бы замужем. Мужчины ведь не такие дураки, как вы почему-то думаете.
Именно что дураки! обозлённо откликнулась красотка.
Ничего у вас так не выйдет, покачал головой Сергей.
Посмотрим! в крайнем раздражении рявкнула Анжелика Криволапова и хлопнула дверцей перед его носом.
Потом подумала, опустила стекло и стервозно потребовала:
Обещали заплатить действуйте. Я вас за язык не тянула.
Сергей тихо засмеялся, неспешно обошёл автомобиль и расплатился с шофёром. Загудел мотор, и машина тихонько тронулась, постепенно скрывшись в летних сумерках.
По дорожке от дома к калитке шла Ира Осоргина, всё ещё молодая и красивая, как и пятнадцать лет назад. «Взаимная любовь делает женщину неувядающей», подумал Ясень и снова вспомнил о Лёльке. Какая она сейчас?
Серёнь, отвезёшь меня домой, раз уж мой драгоценный сегодня изображал холостяка и отбыл в гордом одиночестве? Ирина ласково потрепала его по щеке. От другой бы он не стерпел, но Ира Осоргина всегда, даже ещё когда была Самойловой, излучала такое тепло, такую доброту, что Серёга Ясенев её очень любил. Она отвечала ему полной взаимностью. Именно поэтому сегодня в их авантюру и ввязалась.
Конечно, Ириш. Пойду только попрощаюсь со всеми. Ты уже? Или со мной пойдёшь? И Веру надо забрать, мы же соседи. Удобно. То я её подвезу, то она меня. Сегодня моя очередь.
Я с тобой. Слушай, Злата-то у нашего Пашки какая чудесная!
Да, ему повезло.
Тихонько переговариваясь, они пошли к дому. На крыльце стояли Вера и абсолютно счастливый Олег.
Всем спать! Всем спать! скомандовал Ясень и срифмовал. Завтра едем отдыхать!
Надо было в Турцию ехать, капризничала Вера.
В Турцию мы в студенчестве не ездили, а в Геленджик один раз выбирались. Вот поэтому едем туда. Если не хочешь, дуй в свою Турцию. А у нас путешествие в юность.
Суровый у тебя брат, засмеялся Олег, глядя на тоненькую невысокую Веру, как ты с ним живёшь и работаешь?
Ну, живу я, к счастью, не с ним, а лишь по соседству. А на работе да, терплю. Слава богу, там не только он хозяин, но и Павел, а Рябинин меня в обиду не даёт.
Ладно, обиженная сестрица, ты домой едешь? Ясень грозно нахмурился.
Я её отвезу, вмешался Олег, мне Рябина свою машину дал.
Да? удивился Сергей. Ну, отвези. Только осторожно. Ты там, в своей Буржуинии, наверняка разбаловался и от нашей езды отвык.
Ничего, я потихоньку.
Ладно, обиженная сестрица, ты домой едешь? Ясень грозно нахмурился.
Я её отвезу, вмешался Олег, мне Рябина свою машину дал.
Да? удивился Сергей. Ну, отвези. Только осторожно. Ты там, в своей Буржуинии, наверняка разбаловался и от нашей езды отвык.
Ничего, я потихоньку.
Да уж. Вер, ты только его контролируй. И чтобы через два часа оба мирно почивали по домам. А то завтра в поезд вас будем грузить в бессознательном состоянии.
Ладно-ладно, дуэнья моя! переливчато засмеялась Вера и пошла к калитке, Олег направился за ней.
Что-то в смехе сестры заставило Ясеня удивлённо посмотреть ей вслед.
Да-да, тихонько шепнула ему на ухо появившаяся на крыльце Злата, наконец-то ты догадался: она в него влюблена. Причём с детства.
Как?! громко изумился Ясень. Вера оглянулась, но ничего не спросила, лишь улыбнулась загадочно.
Сильно. И, похоже, он впервые стал об этом догадываться. Так же, впрочем, как и ты. Толстокожие вы, Ясень и Груша, просто деревянные. В полном соответствии с прозвищами. Девушка влюблена, а вы ничегошеньки не замечаете.
Они что, оба с дуба рухнули?!
Они наконец-то спохватились. Спасибо Анжелике, а то ещё бы долго Вера скрывала, а Олежек не догадывался.
Он же её старше
Ну, на сколько? Вспомни-ка!
На шесть лет! Кошмар! Старый дед рядом с юной грациозной ланью.
Павел меня тоже на шесть лет старше, даже почти на семь. Я ему передам, что ты его считаешь старым дедом.
Шантажистка! То вы! А то моя младшая сестра! Она совсем ребёнок.
Она мне ровесница. И имеет право на счастье. Поэтому я тебя прошу, уймись, и в Геленджике за ними не бегай, дай людям возможность побыть вдвоём и всё, наконец, понять.
Ясень гневно сверкнул на неё глазами и запыхтел.
Ты не пыхти, с другой стороны приобнял слышавший их разговор Павел, а лучше прислушайся к моей жене. Вера и Олежек идеально подходят друг к другу. Кстати, он в неё тоже влюблён аж с третьего курса. Только боялся тебе сказать. Ты бы ему ноги повыдёргивал. Как же: Грушину двадцать, а сестрице твоей меньшой четырнадцать!
Вы хотите сказать, что все всё знали, а я один слеп как крот и туп как пробка?!
Мы хотим сказать, что надо, наконец, всё понять и успокоиться: твоя сестра нашла лучшего парня из всех возможных, а твой старый друг встретил чудесную девушку. И они вполне могут быть счастливы. И ты вместе с ними.
Ясень попыхтел, подумал, потом радостно всплеснул руками и заторопился в сторону машины:
А ведь точно! Ну, я им поспособствую, ясен пень! Пусть только попробуют не полюбить друг друга и расстаться! Вот я им!
Ясень! Уймись! Дай им побыть вдвоём!
А я что? Я ничего! и он снова припустил за влюблёнными.
Ирина Осоргина, давясь смехом, устремилась за ним:
Павлунь, не волнуйся! Я за ним пригляжу. Сегодня, во всяком случае. А в Геленджике уж вы его нейтрализуйте. А то он со своим напором всё испортит.
Мы постараемся, неуверенно протянул Павел, а Злата покачала головой.
Геленджик. Лето 2000 года
В Геленджике они пробыли две недели. Вера и Олег не разлучались ни на минуту и, счастливые, бродили по набережной. Ясень смотрел им вслед и вспоминал, как они с Лёлькой тоже отдыхали здесь вместе со всей их большой компанией.
Сейчас они остановились в замечательном, только что построенном пансионате с окнами на море, могли себе позволить. А тогда, тринадцать лет назад, жили в крохотных комнатёнках у какой-то полоумной старушки. Дворик был тесный, неуютный. И, чтобы не мешать хозяйке, они с утра до ночи торчали то на пляже, то в горах, то гуляли по городу и окрестностям. Лёлька тогда впервые была на море, и ему казалось, что он открывает ей прекрасный и неизведанный мир. Она глядела на всё своими огромными голубыми глазами с таким восторгом, таким упоением, а он мог смотреть только на неё.
С погодой им тогда повезло не очень. Но даже в пасмурные дни Лёлька тащила его на пляж, и они сидели, обнявшись, на серых деревянных лежаках и смотрели на море или читали. Он перочинным ножом резал ей истекающие соком груши и клал прямо в рот, потому что передавать их из рук в руки было невозможно: они буквально таяли. Лёлька осторожно брала губами сочные кусочки и смеялась так, что у него сердце замирало от нежности и любви. И в эти мгновенья девятнадцатилетний раздолбай Серёга Ясенев почему-то думал о том, что хочет на старости лет вот так же привезти свою Лёльку на море и сидеть с ней, глядя на неспокойное серое море, резать ей груши и болтать обо всём на свете. А дома пусть их будут ждать дети и внуки, которым они отдадут на время поездки двух своих псов и кота. И, оставив их всех в далёкой Москве, они вдвоём с Лёлькой устроят себе новый медовый месяц. Очередной.
И вот теперь одинокий тридцатидвухлетний Сергей Ясенев сидел на том самом пляже, где они когда-то так много времени проводили вместе с его единственной, как выяснилось, любовью, и слушал, как поет Михаил Шуфутинский, которого он вообще-то не любил, песню эту слышал впервые, но почему-то вдруг стал прислушиваться к мелодии и словам. Над бухтой плыл глубокий бархатный голос:
Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка,
В Каннах или в Ницце ласковый прибой
Сергей резко встал и, ничего не говоря, быстро пошёл прочь, к раздевалкам. Злата, лежавшая в соседнем шезлонге, приподнялась на локте и тревожно посмотрела ему вслед:
Что он, Паш?
Насколько я знаю своего лучшего друга, вспомнил об Ольге. Она тогда была здесь с нами. Сергей с ума по ней сходил А она по нему
Бедный
Он не бедный, он дурной. Ему давно пора уже найти Лёльку и поговорить с ней, наконец. А то дождётся, что она замуж выйдет.
Не напился бы с горя
Ясень? Нет, ты что. Напиться это не его стиль. Сейчас пойдёт километры по набережной наматывать. Он же обормотом только прикидывается. Между прочим, он дважды был чемпионом Москвы по боевому самбо.