Джок, старина, ты уже настолько подрос?
Дюбуа свирепо уставился на него. Уступать он не хотел. Бродбент был выше его на голову и фунтов на двадцать тяжелей. Я поймал себя на том, что Дюбуа мне, пожалуй, симпатичен. Меня всегда трогала дерзкая отвага котенка, бойцовский дух бентамского петушка или отчаянная решимость «маленького человека», восклицающего: «Умираю, но не сдаюсь!» И так как Бродбент, похоже, не собирался его убивать, я решил, что Джоком сейчас подотрут пол.
Вмешиваться я, однако, не собирался. Всякий волен быть битым, когда и как пожелает.
Напряжение между тем нарастало. Вдруг Бродбент расхохотался и хлопнул Дюбуа по плечу:
Молоток!
Затем повернулся ко мне и спокойно сказал:
Извините, мы вас оставим ненадолго. Мне с моим другом надо кое о чем переговорить.
Извините, мы вас оставим ненадолго. Мне с моим другом надо кое о чем переговорить.
Номер, как и все подобные номера, был оборудован «тихим уголком» с видео и автосекретарем. Бродбент взял Дюбуа под локоть и отвел туда. Между ними сразу же завязалась оживленная беседа.
В дешевых гостиницах такие «уголки» не всегда полностью глушат звук. Однако «Эйзенхауэр» отель люкс и оборудование, конечно, имел соответствующее. Я мог видеть, как шевелятся их губы, но при этом не слышал ни звука.
Впрочем, губ мне было достаточно. Лицо Бродбента находилось прямо передо мной, а Дюбуа отражался в стенном зеркале напротив. Когда-то я был неплохим «чтецом мыслей» и не раз с благодарностью вспоминал отца, лупившего меня до тех пор, пока я не освоил безмолвный язык губ. «Читая» мысли, я требовал, чтобы зал был ярко освещен, и пользовался очками с Ну, это не важно. В общем, по губам я читать умел.
Дюбуа говорил:
Дэк, ты безмозглый, неисправимый и совершенно невозможный придурок! Ты, может, желаешь со мной на пару загреметь на Титан считать булыжники? Да это самодовольное ничтожество тут же в штаны наложит!
Я чуть не проморгал ответ Бродбента. Ничтожество, это ж надо! Самодовольное! Помимо вполне трезвой оценки своей гениальности, я всегда полагал себя человеком, в общем-то, скромным
Бродбент: «не важно, что карты с подвохом, когда заведение в городе одно. Джок, выбирать нам не из чего!»
Дюбуа: «Ну так привези сюда дока Чапека, пусть применит гипноз, веселящего вколет Но не вздумай ему открываться, пока он не созрел и пока мы на грунте!»
Бродбент: «Чапек сам говорил, что на один гипноз да химию надежды никакой. Нужно, чтобы он сотрудничал с нами, понимаешь, сотрудничал! Сознательно!»
Дюбуа фыркнул: «Какой там сознательно ты посмотри на него! Видал когда-нибудь петуха, вышагивающего по двору? Да, с виду этот тип вылитый шеф, черепушка такой же формы Но внутри-то она пустая! Нервишки не выдержат, сорвется и все испортит! Ни за что такому не сыграть, как надо, он не актер, а одно название!»
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он «пустил петуха», он и то бы не оскорбился сильнее. Однако, думаю, в тот миг я не посрамил мантию Бёрбеджа и Бута, так как продолжал спокойно полировать ногти. Впрочем, про себя я решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля Дюбуа сперва смеяться, а затем плакать, и все это в течение двадцати секунд. Я подождал еще немного, поднялся и направился в «тихий уголок». Они моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:
Бросьте, господа. Я передумал.
Дюбуа несколько расслабился:
Так вы отказываетесь?
Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять. Дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть. Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. Деловые заботы моего продюсера меня не касаются. Я согласен.
Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.
Ладно, согласился он, продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то играть придется раз или два по часу, примерно.
Это не так уж важно. Главное, чтобы я успел как следует войти в роль Так сказать, перевоплотился. Но все же сколько дней я буду занят? Нужно ведь предупредить моего агента
Э нет. И речи быть не может.
Но сколько? Неделя?
Меньше. Иначе мы идем ко дну.
А?
Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?
Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за короткий разговор со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным. Я махнул рукой:
Это потом. Не сомневаюсь, вы заплатите гонорар, соразмерный важности моей работы.
Отлично.
Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:
Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем по плану «Марди Гра». Пусть сверяется с нами. Лоренцо
Он кивнул мне, и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и спросил:
Сможете что-нибудь сообразить из этой ерунды?
Ерунда и есть из тех непрофессиональных, но с претензией составленных гримерных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих артистов. Я оглядел его с легким презрением:
Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И без всякой подготовки?
А? Нет-нет! Я хочу, чтобы вы изменили лицо. Чтобы никто не узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
А? Нет-нет! Я хочу, чтобы вы изменили лицо. Чтобы никто не узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым тяжкое бремя любой знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком публичном месте узнают толпы народу.
Окей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.
Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел то, что Дэк считал моими орудиями производства. Грим в самый раз для клоуна, вонючий театральный клей, фальшивые волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тетушки Мэгги Силикоплоти вообще ни унции, не говоря уж об электрощетках и прочих удобных новинках нашего ремесла. Но если ты действительно мастер, то способен творить чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдется на любой кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в творческий поиск.
Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший отвлечь внимание. Засуньте человека в мундир, и его лица никто не заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится на этот нос, а человек воспитанный отвернется. И никто не запомнит ничего, кроме носа.
Но этот примитив я отложил до другого раза. Моему нанимателю, как я понял, требовалось, чтобы меня не заметили вовсе. Это уже потрудней: обращать на себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое, незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннесса. Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она аристократически утонченна, слишком красива худшее из неудобств для характерного актера. Как говаривал отец: «Ларри, ты чересчур смазлив! Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты актер, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. Дурак и красавчик два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе под стать».
Потом он доставал ремень и начинал стимулировать мой мозг. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный массаж gluitei maximi[1] посредством ремня весьма способствует оттоку лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове на слабо натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль.
Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
Да господи ты боже!.. завопил он. Вы и не начинали?
Я холодно глянул на него:
Я так понял вам нужна моя лучшая творческая работа. А сможет, к примеру, повар, будь он хоть cordon bleu[2], приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади, скачущей галопом?
К дьяволу всех лошадей! Он посмотрел на часы. У вас еще шесть минут. Если не уложитесь, придется выходить как есть.
Ладно. Конечно, времени бы побольше, однако я дублировал отца в его коронном номере «Убийство Хьюи Лонга» (пятнадцать лиц за семь минут) и однажды сыграл на девять секунд быстрее!
Стойте, где стоите, бросил я. Момент.
И я стал Бенни Греем ловким, неприметным человечком, убивающим направо и налево в «Доме без дверей». Два легких мазка от крыльев носа к уголкам рта для придания щекам безвольности, мешки под глазами и землистый «Макс Фактор 5» поверх всего. На все около двадцати секунд я мог бы наложить этот грим во сне. «Дом» выдержал девяносто два представления, прежде чем его записали на видео.
Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:
Господи! Прямо не верится
Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но мне он нужен был исключительно для Бродбента. Тот в простоте душевной полагал, что все дело в краске да пудре.
А Бродбент все еще глазел на меня.
Слушайте, умерив голос, протянул он, а нельзя ли проделать такое со мной? Только быстро.
Я уже собрался ответить «нет», но тут понял, что это своего рода вызов моему мастерству. Ужасно захотелось сказать: попади он в руки моему отцу пятилетним, сейчас был бы готов торговать на улице сахарной ватой. Однако я придумал нечто получше:
Вы просто хотите, чтобы вас не узнали?
Да-да! Можно меня наштукатурить как следует, налепить фальшивый нос или еще чего?
Я покачал головой:
Как бы я вас ни «штукатурил», все равно будете не лучше мальчишки на Хеллоуин. Играть-то вы не умеете, и учиться поздновато. Ваше лицо трогать не будем.
Все же Если приделать мне этакий рубильник
Послушайте, «этакий рубильник» только привлечет к вам внимание, будьте уверены! Как вам понравится, если кто-нибудь из знакомых, увидев вас, скажет: «А здорово этот верзила похож на Дэка Бродбента! Прямо вылитый, разве что нос другой»?
А? Меня такое устроит. То есть пока он уверен, что это не я. Я-то сейчас должен быть В общем, на Земле меня нет.
Он будет абсолютно уверен, что это не вы. Походка вот ваша основная беда. Мы ее поменяем, и это будете вовсе не вы, а любой другой высокий, плечистый парень, немного смахивающий на Дэка Бродбента.