Нужно было наплевать на усталость и как можно полнее выложиться, избавиться от отрицательной и нездоровой энергии, а взамен подзарядиться положительными импульсами. Проще сказать, чем сделать. Я витала в облаках и не замечала никого вокруг, как если бы все парижане покинули город. Я бежала, меня никто не знал, я была одна, я отбросила все свои вопросы, все сомнения. Я чувствовала, как внутри меня нарастает глухой, необъяснимый страх. Он вел себя подло, норовя неожиданно вынырнуть на поверхность, причем проделывал это все чаще, а я не могла его побороть. Я добежала до Люксембургского сада. Жажда вынудила меня сделать остановку. Я купила воду у уличного торговца, села в кресло у пруда и за несколько минут наполовину осушила пол-литровую бутылку. Сухость во рту, не отпускавшая меня с самого пробуждения, наконец-то прошла. Я засмотрелась на детишек, запускающих кораблики, они были такими милыми. Многие расстегнули куртки, радуясь хорошей погоде и ранней весне, значит, некоторые завтра проснутся с простудой, потому что солнце в начале марта обманчиво.
Мои воскресенья были похожи одно на другое, как и субботы. Наблюдая разные семейные или дружеские встречи, я неизбежно задавалась вопросом, чем сейчас занят Эмерик. Достав телефон, я в тысячный раз за эти выходные перечитала его последнюю эсэмэску, ту, что он обычно присылал мне по пятницам около семи вечера, стоя в пробке на кольцевой дороге, когда я проводила свой последний на неделе урок. И каждую пятницу он писал примерно одно и то же:
Я думаю о тебе, я скучаю по тебе, хороших выходных, целую, до понедельника! Э.
Иногда он вспоминал наш вечер накануне, говорил, какая у меня потрясающая кожа, как хороши были наши поцелуи, наш смех. Воскресенья он проводил дома или у друзей в окружении детей, он наверняка с удовольствием входил в роль счастливого отца семейства а он таким и был, я не сомневалась. Я ощутила привычный, так хорошо знакомый воскресный укол в сердце и сразу узнала его. Мы редко говорили о его семейной жизни, еще реже о его отношениях с женой, я хотела как можно меньше знать об этом того, что мне известно, более чем достаточно, я предпочитала держать его другую жизнь на расстоянии, чтобы не подпускать к себе ревность и чувство вины. Тем не менее вопросы в голове вертелись Есть ли у него проблемы в отношениях с женой? Подозревает ли она что-то? Часто ли он занимается с ней любовью? Такой же он с ней разговорчивый, как со мной? Ходят ли они вдвоем куда-нибудь повеселиться? Прижимается ли он к ней, чтобы вдохнуть запах ее шеи и легонько прижать зубами кожу? Он с ней такой же веселый, нежный, чуть-чуть властный и своенравный, как со мной? Притворяется ли он, чтобы сохранить видимость согласия в семье? Да, конечно, бывало, что я кричала, даже вопила и мне хотелось расколошматить все, что попадется под руку. Когда я бушевала, он не произносил ни слова. Поняв, что я выдохлась, он сдержанно произносил Я тебя люблю. И я опять не могла устоять.
Детский визг заставил меня встряхнуться; пора было возвращаться, иначе я так и буду до ночи пережевывать невеселые мысли. Я начала бороться с собой, пытаясь вырваться из плена воскресной меланхолии, и уже собралась побежать домой в хорошем темпе, чтобы окончательно добить себя, как вдруг застыла, почувствовав, что завибрировал телефон. Эмерик. Я уставилась на экран, не веря надписи, высветившейся на нем, и забывая ответить еще немного, и я бы пропустила вызов. Но я взяла себя в руки и с трудом выдавила тихое алло.
Я уж боялся, что ты не ответишь, Ортанс.
Он говорил нормальным голосом, не шептал, не казался озабоченным, грустным или перепуганным.
Все в порядке? Что-то случилось?
Ничего особенного. Просто захотелось услышать твой голос.
А-а-а
Это было почти невероятно. Хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать подобные звонки, к тому же в воскресенье. Я сосредоточилась на нем и не замечала ничего вокруг.
Что хорошего поделываешь?
Я в Люксембургском саду.
С кем?
Проснулся инстинкт собственника. Но если я вынуждена ждать его, пусть и он терпит мою независимость и свободу. Я знала, что такое понимание ситуации пробуждает в нем ревность, но одновременно делает меня еще более сексуально притягательной Я закружилась, танцем выражая ту легкость, которую он только что подарил мне. Пальцы вцепились в телефон, словно стараясь удержать Эмерика рядом, не дать ему исчезнуть.
Что хорошего поделываешь?
Я в Люксембургском саду.
С кем?
Проснулся инстинкт собственника. Но если я вынуждена ждать его, пусть и он терпит мою независимость и свободу. Я знала, что такое понимание ситуации пробуждает в нем ревность, но одновременно делает меня еще более сексуально притягательной Я закружилась, танцем выражая ту легкость, которую он только что подарил мне. Пальцы вцепились в телефон, словно стараясь удержать Эмерика рядом, не дать ему исчезнуть.
Я одна, сражаюсь с похмельем мы с Сандро вчера погуляли.
Понятно К тебе никто не приставал?
Должна признаться, мне нравилось, когда он ревновал. Но ему было не о чем беспокоиться. По иронии судьбы я хранила ему верность.
Какой ты любопытный
Я замолчала, сделав загадочную паузу и только потом засмеялась над его реакцией. Вскоре он тоже присоединился к моему веселью:
Ты знаешь, как я нервничаю, когда ты так себя ведешь.
Да, знаю, но тебе самому это нравится, и попробуй возразить.
Я скучаю по тебе, Ортанс.
Меня охватила безумная радость, я заулыбалась так широко, как мне редко удавалось.
И я по тебе скучаю.
Я так хотел бы быть с тобой, знаешь.
В его голосе вдруг зазвучало с трудом сдерживаемое раздражение.
Мне пора, сказал он, помолчав несколько секунд.
Хорошо, я тебя целую.
И я тебя. До завтра.
Этих нескольких минут разговора хватило, чтобы развеять мое тоскливое настроение. У него словно бы имелся радар, улавливающий мою подавленность. Я вернулась домой, успокоенная и умиротворенная.
Глава третья
Каждый понедельник мы проводили утреннее совещание. Хотя, конечно, совещание слишком громкое слово для неполных двух часов, во время которых мы, не торопясь и попивая кофе, обсуждаем проблемы планирования, расписания или же подготовки к выступлениям. В этот понедельник я прибежала веселая и довольная после неожиданного звонка Эмерика, точно зная, что у нас будет на повестке дня.
Ку-ку! пропела я, бросая на стол пакет из булочной.
Ты чудо! воскликнул Сандро и послал мне воздушный поцелуй.
Спасибо, Бертий ограничилась односложным ответом, произнесенным ее знаменитым мягким тоном.
Нахмуренные брови коллеги не произвели на меня впечатления. Такое бывало нередко, так что я привыкла. Тем не менее я вопросительно глянула на Сандро. В ответ он пожал плечами: ему было известно не больше, чем мне. Несколько минут спустя мы сгрудились вокруг стола, держа кофе в руке и шукетку[4] в зубах. Я взяла слово первой:
Окей, для хорошего начала недели давайте поговорим о летних курсах в этом году.
Глядя вдаль, я просияла, заранее представляя себя в Бастиде.
Когда мы взяли школу в свои руки, я в самый первый год придумала и организовала в Бастиде летние курсы: вела запись, сдавала комнаты, направляла желающих в разные мастерские, распределяла собранную оплату часть шла в Бастиду на ее содержание, а другая причиталась самой школе. Большинство участников были сценическими танцорами, прошедшими через руки Огюста, которым требовалось отшлифовать мастерство, и они предпочитали делать это в приятной обстановке и под ярким солнцем. Первые два лета нас принимали папа и мама. Никогда не забуду, как они были счастливы, когда их большой дом заполнялся танцорами и музыкантами. Они даже взяли на себя близнецов Бертий, которые тоже приехали мои родители со вкусом изображали дедушку и бабушку. После их смерти я продолжила начатое. Больше всего я мечтала, чтобы это стало традицией. Усадьба превращалась в огромный танцевальный зал; во время уроков как таковых мы по очереди заполняли студию. Кроме того, я проводила занятия на открытом воздухе, а по вечерам мы собирались вокруг бассейна, чтобы повеселиться. Всегда находился кто-нибудь, кто доставал гитару или сакс. Под звездным небом разносилась музыка. Я могла до рассвета танцевать в парке босиком с бокалом в руке. Сколько восходов солнца мы встретили? Ритм занятий был спокойным, комфортным для каждого участника и зависел от того, что он хотел усовершенствовать или отработать. Все вставали, когда хотели, ориентируясь на свою ежедневную программу. Ни Сандро, ни я никогда не брали на себя утренние уроки, все они доставались Бертий, ранней пташке, как и положено образцовой матери семейства. Все было продумано так, чтобы вернуться к простому и естественному наслаждению танцем. Наш девиз: набраться сил, отдохнуть, восстановить свое тело, вернуть связь с эмоциями, обходясь без давления строгого распорядка и парижской суматохи. У нас даже открывались кулинарные курсы, когда приезжал Стефан и становился к плите, чтобы научить всех желающих заботиться о себе и правильно питаться. Как же мне хотелось поскорее там оказаться! Скоро я начну считать дни до отъезда.
Ау, Ортанс! Ты еще с нами?
Решительный голос Бертий вернул меня в Париж и в настоящее время. Ее напряженное лицо вызвало у меня плохое предчувствие.
Извини, я уже перенеслась туда! весело воскликнула я в надежде, что мое хорошее настроение передастся ей.
Оценив выражение лица Бертий, я поняла, что этого не произошло.
Послушай, хорошо, что ты сама заговорила о лете
Почему? Хочешь предложить какие-то идеи? Есть пожелания?
Я как раз собиралась кое-что обсудить с тобой. Давай будем действовать здраво Пора подумать о том, чтобы закрыть летние курсы.
У меня перехватило горло. Только что Бертий предала меня, провозгласила не подлежащий обжалованию приговор. Кому? Мне, кому же еще
Что? Но Но почему?
Это неожиданное решение раздавило меня.
Мне очень жаль, но постарайся понять. Закрывать школу на все лето сразу после выпускного концерта это несерьезно. Конечно, было супер проводить в июле летние курсы у твоих родителей, но, между нами, это непрофессионально, там скорее сплошная веселуха, чем учеба. А мы уже вышли из этого возраста.
И она продолжила, не дав мне времени возразить:
Мы задыхаемся от заявок на проведение летних классов в Париже, можно было бы собрать интересных людей, с более широкими запросами. К тому же они принесут нам больше денег. Мы всегда знали, что курсы в Провансе временное решение