Чем ты занималась, когда жила здесь? полюбопытствовал Блу. Раньше он не спрашивал ее о прежней жизни знал, что для нее это чувствительная тема. Он не упоминал Марка и Криса, пока этого не делала сама Джинни, а с ней это бывало редко, разве что накатывали воспоминания или приходила на ум какая-нибудь фраза мужа или сына.
Я была телерепортером, ответила Джинни на вопрос, медленно ползя в густом потоке машин.
Прямо на телевидении? потрясенно спросил Блу. Она утвердительно кивнула. Вау! Ты была звездой?! А ты сидела в студии или стояла под дождем с зонтиком и ждала, пока починят звук? Это удачное и точное описание вызвало у нее смех.
И то, и другое. Иногда в студии, с Марком. Он работал в студии ежедневно. Но выходить в эфир под дождем мне тоже доводилось. Здесь, на счастье, не слишком дождливо.
Было весело?
Подумав, она кивнула.
Чаще всего да. Особенно с Марком. Стоило ему где-то появиться, его сразу узнавали, и тут такое начиналось!
Почему ты перестала этим заниматься? Блу напряженно ждал ответа, не сводя с нее глаз.
Потому что без него веселью пришел конец. Я больше туда не возвращалась. Пожила немного у сестры, а потом уехала и стала работать с SOS/HR, колесить по миру.
Когда ты на экране, в тебя никто не выстрелит. Лучше возвращайся.
Она долго молчала, потом покачала головой. С этим было покончено, так ей захотелось. Без Марка она никогда не сможет продолжать: это было бы невыносимо, все бы только и делали, что жалели ее и соболезновали. То, чем она занималась теперь, всякий раз сулило новизну.
На съезде «Арройо Секо Паркуэй», проведя на трассе час, они свернули на Пасадену. Потянулись обсаженные деревьями улицы с красивыми домами по обеим сторонам, потом они въехали на небольшой холм и свернули на подъездную аллею. Впереди показался большой каменный дом, вдоль одной его стены тянулся бассейн. Ворота в ожидании гостей оставили открытыми. Джинни забыла, насколько велик дом; сейчас ее устраивал этот простор. Черный лабрадор приветливо залаял и замахал хвостом.
Как в кино! восторженно пробормотал Блу, тараща глаза на дом, бассейн, собаку. Когда они вышли из машины, из дома появилась Бекки, и Джинни с облегчением убедилась, что сестра не изменилась. Она встречала их в полосатой футболке, джинсах и шлепанцах. Она не накрасилась никогда не употребляла косметики. Джинни не заметила в ней ни малейшей перемены. В колледже Бекки была красоткой, но, родив Чарли, набрала лишние пятнадцать фунтов, а потом не предприняла усилий, чтобы постройнеть. Сейчас она была в своей обычной униформе. Она была слишком поглощена детьми, а теперь вдобавок и заботой об отце, чтобы обращать внимание на свой вид.
Собака вбежала следом за ними в дом. Они прошли в кухню, где ужинали все трое детей. На столе были паста, большой салат, куриные крылышки. Джинни видела, что Блу опять проголодался; робко войдя в кухню, он, увидев детей Бекки, еще больше смутился. Марджи вскочила первой, крепко обняла свою тетю и затрещала про то, как рада ее видеть. Потом Джинни познакомила ее с Блу. Не зная, как объяснила ситуацию детям Бекки, Джинни назвала его Блу Уильямсом, не уточнив, кто он ей, и не сказала, что он живет с ней в Нью-Йорке. Следующим был Чарли: он обнял Джинни и пожал руку Блу. Джинни поразилась, как вымахал племянник: он обогнал отца и превзошел отметку 6 футов 4 дюйма. Наконец, к ним подскочила Лиззи: чмокнув воздух в районе щеки Джинни, она уставилась на Блу. Они были одинакового роста и возраста, только волосы у Лиззи были длинные и светлые, как у тети.
Привет, я Лиззи, обратилась она к нему с широкой улыбкой, делавшей ее младше Блу. Фигура у нее была уже женская, на Лиззи были розовая футболка и белые шорты. Казалось, она его заворожила. Хочешь, сядь с нами, поешь.
У него явно отлегло от сердца, но он в смущении остался стоять, взглядом спрашивая разрешения у Джинни. Та кивнула и жестом разрешила ему сесть. Лиззи дала ему тарелку, налила колы. Марджи и Чарли стали спрашивать Блу про перелет. Им было шестнадцать и восемнадцать, но выглядели они старше. Блу моментально освоился и, пока Лиззи болтала, как ни в чем не бывало наложил себе пасты и крылышек.
Где папа? тихо спросила Джинни сестру.
Наверху, спит. Он всегда засыпает в восемь вечера. На часах было уже девять. Я дала ему болеутоляющее. Сегодня у него болит рука, вчера ночью ему натирал гипс. Просыпается он на заре, стоит забрезжить свету. Алан вернется с минуты на минуту. После работы он играл в теннис.
Самым странным для Джинни было то, как мало здесь все изменилось. Все было точно так же, дом был в точности таким же, они делали то же самое, когда она уезжала. Даже собака была прежняя, она узнала Джинни. С одной стороны, это утешало, но с другой сбивало с толку. Опыт, накопленный Джинни за истекшие три года, чрезвычайно их отдалил. У нее было ощущение, что она прилетела с Марса. Тем временем Бекки налила ей и себе вина.
Оставив детей на кухне, они перешли в гостиную и сели. Эта комната использовалась только на Рождество и День благодарения. В остальное время местом сбора служила кухня. В гостиной были камин и большой плоский экран над ним по нему семья смотрела по понедельникам футбол и по выходным спортивные соревнования. Все пятеро были ярыми болельщиками. Бекки и Алан обожали играть в теннис; Джинни не разделяла эту их страсть, хотя Марк был неплохим теннисистом и порой составлял им компанию на корте. Все трое детей играли: в баскетбол, в футбол, в бейсбол, в волейбол; Чарли в средней школе был к тому же капитаном команды пловцов. В июне он блестяще закончил школу. Никто из них никогда не оступался и не знал, что такое плохие отметки. Бекки всегда хвасталась достижениями своих детей, а сейчас была горда поступлением Чарли в университет.
А он милый, сказала она, имея в виду Блу. Сестра сразу ее поняла.
Да. И смышленый. Диву даешься, зная, как ему доставалось и как мало ему помогали. Вот бы еще его взяли в среднюю школу!
Бекки по-прежнему недоумевала, зачем это сестре; при этом она не могла не обратить внимания на образцовую вежливость мальчика. Он поблагодарил Бекки за гостеприимство и пожал руку. Вернувшись в кухню, сестры застали его и Лиззи за оживленной беседой о музыке; оказалось, они любят одни и те же группы. Лиззи показывала ему что-то в YouTube на кухонном компьютере, оба весело смеялись. Похоже, они нашли общий язык. Потом Чарли сообщил, что уходит. Мать пожелала ему безопасной езды, и Джинни поняла, что у парня свой автомобиль. Действительно, совсем взрослый! Марджи тоже водила машину, но пока что, не имея собственной, брала ключи у матери.
Лиззи взялась показать Блу игровую комнату внизу и позвала Марджи, чтобы втроем поиграть в видеоигры. Блу осваивался все лучше. Потом вернулся Алан. Он был очень рад приезду Джинни, хотя не преминул сказать, что она осунулась. С удлинившимся, заострившимся лицом она походила на Бекки еще меньше, чем раньше.
Что у нас на ужин? осведомился Алан, наливая себе бокал вина. Я так голоден! На нем был теннисный костюм. Алан по-прежнему был красавчиком.
Салат и гребешки. Бекки ловко отправила в микроволновку три раковины, купленные на рынке несколько часов назад. У Бекки все горело в руках, торжествовала организованность, пусть отчасти и в ущерб изяществу. Гребешки получились пальчики оближешь. Алан налил всем вина.
Я рад, что ты, наконец, выбралась сюда, заговорил он, обращаясь к Джинни. Последние два года твоей сестре приходится несладко. Ты вовремя уехала. У него получалось, что она сделала это специально, чтобы снять с себя ответственность, а не из-за гибели мужа и сына. Алан сказал это с совсем небольшой долей обиды, но Джинни хватило и ее. Она могла себе представить, как тяжело им было ухаживать за отцом, деградирующим на глазах. Детям тоже изрядно досталось.
После ужина Джинни помогла Бекки убраться на кухне. Потом они и Алан устроились в гостиной. Откуда-то доносилась музыка, и Джинни, поняв ее источник, улыбнулась.
Отличный диск, милая! одобрил Алан. Новая находка?
Бекки недоуменно пожала плечами. Это было попурри из популярных мелодий.
Понятия не имею, что это. Должно быть, Лиззи включила внизу стерео.
Идемте, я вам покажу. Джинни встала и поманила обоих за собой.
Они спустились следом за ней в игровую. Там Блу играл на пианино, к которому кто-нибудь присаживался лишь изредка, при большом стечении гостей. Он подбирал все, что Лиззи ни попросит, а в промежутках исполнял Моцарта, чтобы поддразнить ее и заставить смеяться. Потом Блу заиграл буги-вуги. Такая мастерская игра здесь еще никогда не звучала.
Где он этому научился? удивленно спросила Бекки. Тем временем Блу, исполнив Бетховена, снова заиграл очередную мелодию, предложенную Лиззи. Та в восхищении улыбалась до ушей.
Он самоучка, гордо ответила Джинни сестре. Еще он играет на гитаре, сочиняет музыку, владеет нотной грамотой. Он как раз подал документы в нью-йоркскую школу музыки и искусств «Ла Гуардиа Артс». Надеюсь, его возьмут. Музыка его страсть, он невероятно одаренный мальчик!
Боже, да он гений! Чарли пять лет брал уроки, но так ничему толком и не научился. Правда, он мало занимался, сказал Алан.
Глядя на играющего Блу, Джинни вспомнила отца Тедди и церковный подвал. Скорее об этом забыть! Блу наслаждался игрой и обществом Лиззи; казалось, они вместе выросли. Он произвел на нее сильное впечатление, но Алан и Бекки были попросту потрясены. У Блу был бесспорный музыкальный талант, и сам он был чудесный. Блу играл целый час, получая от этого огромное удовольствие. Потом они с Лиззи поднялись наверх, смотреть на большом плоском экране фильм, а взрослые остались внизу, на удобном диване.
Этот дом был воплощением комфорта. Ему недоставало изящества прежнего дома Джинни в Беверли-Хиллз, но для Пасадены это было самое то; жизнь здесь всегда строилась по-домашнему, не так, как у Джинни и Марка. Те гораздо больше заботились о производимом впечатлении. Все-таки они были телеведущими, пусть всего лишь в новостях. Марк резко шел на подъем и зарабатывал кучу денег. Джинни старалась не отставать от него.
Бекки говорила мне, как ты ради него стараешься, сказал Алан, имея в виду Блу. Это, конечно, замечательно, Джинни, но не забывай, кто он, откуда взялся. Будь осторожнее. Алан был каким-то надутым, его слова покоробили ее. Бекки согласно покивала.
То есть мне надо бояться, как бы он чего не украл? Сестра и ее муж молча кивнули, им ни капли не было стыдно.
Я каждое утро, перед его уходом в школу, проверяю его карманы, невинно поведала Джинни, потрясенная их словами и узколобостью.
Не могу поверить, что ты поселила его у себя! Почему не в приюте? Там ему, наверное, было бы лучше. Ее зять рассуждал о том, о чем не имел ни малейшего понятия; он не представлял себе условия в приюте, никогда не видел заведений для бездомных и его обитателей.