Нет. Он того не стоит.
Тогда я оставлю пятьдесят евро себе. Давайте ключ.
Полностью раздавленная железной логикой vip-персоны, я отдаю ей ключ от двадцать пятого номера.
И только спустя несколько минут, когда она уже скрылась в недрах отеля, до меня доходит смысл произошедшего:
я не потрудилась взять у vip-персоны паспорт;
я не заполнила регистрационную карточку;
я поселила его в номере рядом с собой.
Последнее обстоятельство пугает меня больше всего. «Воспользоваться служебным положением», вот как это называется. У двадцать пятого номера и номера двадцать семь, который занимаю я, смежный балкон, разделенный узкой фанерной перегородкой. И дверь в стене, закрытая с незапамятных времен. Но это не означает, что ее невозможно открыть. Просто ключа от нее не существует.
Меня ждет ужин с Домиником.
Я так заинтригована чертовски красивыми глазами, что почти забыла об этом. И мне совсем не хочется есть, мне хочется вернуться к себе в номер.
Не сейчас.
Вернуться сейчас означало бы капитулировать. Признать, что состариться в Эс-Суэйре мне не суждено, что привязанность к Доминику фантом, что привязанность к отелю Доминика ложь, я просто использовала их и Доминика, и отель; я пережидала время именно так. В любом случае был бы другой город, и другой отель, и другой Доминик.
Они ничего не стоят, ровным счетом ничего.
Ничего не стоящий Доминик ждет меня на террасе. В окружении песка он летит с океана, в ореоле прожекторов их только что включили. Картину дополняют несколько парашютов и несколько воздушных змеев, несмотря на вечер болтающихся в небе. Идиллическая картина сотворения мира по серферу, Доминик здесь нужен так же, как лыжи в пустыне.
Привет! Я улыбаюсь Доминику самой ласковой из своих улыбок. Самой ласковой и самой фальшивой.
Все в порядке? интересуется Доминик.
Все отлично.
Ты встретила их?
Да.
Никого не потеряла по пути?
Нет.
Доминик не просто изучает меня, как проделывал это неоднократно после моих возвращений из аэропорта, он пожирает меня глазами.
Кто прибыл на этот раз?
Шестеро и один, врать Доминику я не в состоянии.
Шестеро и один будет семеро. Значит, прибыли семеро?
Я предпочла бы именно эту формулировку «шестеро и один».
Ужин, как обычно, приготовлен Наби; Наби живет при отеле гораздо дольше, чем я, и даже дольше, чем сам Доминик. Отец Наби работал у отца Доминика, так же, как дед Наби работал у деда Доминика, в то время, когда отель еще процветал. Теперь хозяйство пришло в упадок, на деньги, которые платит Доминик, семью не прокормить, так что Наби едва сводит концы с концами. Он мог бы уехать к зажиточным родственникам в Мекнес или отправиться в Агадир, туристический центр, где спецам, подобным Наби, всегда нашлась бы работа. Но Наби не делает этого, он привык к отелю и верит в то, что однажды все чудесным образом изменится.
Блюда, которые Наби стряпает из морепродуктов, всегда получаются отменными.
Запеченные креветки, салака на гриле и большое количество пряностей все возбуждает аппетит, все дразнит обоняние, открытие последних пяти минут: я проголодалась!
Чертовски хочется жрать! В подтверждение я запускаю пальцы в тарелку с креветками. М-м сегодня у креветок замечательный вкус, ты не находишь, Доминик?
Доминик не отвечает. Вернее, отвечает не сразу. В руках Доминика подрагивает тонкий листок «Фигаро» щит средневекового рыцаря, да и только! Сидя на безопасной террасе в Эс-Суэйре, он защищается им от вызовов Большого Мира, почему никогда раньше мне не приходила в голову такая простая мысль? Почему никогда раньше я не замечала, как печальны глаза Доминика? И этот маленький шрам на подбородке я тоже не видела его!
Шрам. Откуда у тебя шрам, Доминик?
Шрам?
Вот здесь, на подбородке.
Я перегибаюсь через стол и касаюсь рукой шрама Доминика. Доминик не делает никаких движений, сидит смирнехонько: СТО ПРОТИВ ОДНОГО для морских пехотинцев из его брюха уже прозвучала команда «отбой».
Он был всегда, голос Доминика печален так же, как и его глаза. Всегда. Просто раньше ты не обращала на него внимания.
Удивительно!
Нисколько не удивительно. Кстати, и креветки сегодня самые обычные.
Разве? преувеличенно удивляюсь я.
Точно такими же они были и вчера. И позавчера, и месяц назад.
Я больше не слушаю Доминика. Его лысеющий череп вот что привлекает меня. Не так уж он некрасив, совсем напротив. Приди Доминику идея побриться наголо все это могло выглядеть даже привлекательно, это подчеркнуло бы линию лба, и скрасило бы излишнюю округлость щек, и уравновесило бы подбородок. Брюху же (скрытому сейчас фиговым газетным листком) не поможет ничто, если, конечно, Доминик срочно не начнет качаться. Или играть в футбол в свете прожекторов.
Ты не слушаешь меня, Саша́! в сердцах бросает Доминик.
Конечно, слушаю. Еще никогда я не была так внимательна!
Положительно, скинь Доминик килограммов тридцать-сорок, он стал бы настоящим красавцем, колониальной достопримечательностью Эс-Суэйры, а сколько сердец он смог бы разбить! Сколько сердец хрустнуло бы под его пальцами подобно креветочным панцирям, мое сердце не в счет, мое сердце уже занято.
О чем я говорил, Саша́? Доминик проявляет странную, несвойственную ему настойчивость.
О чем? Мы рассуждали о креветках. О том, что сегодня они необычайно вкусны.
Это ты сказала, что они необычайно вкусны.
Просто тают во рту
Это ты Ты сказала. А я сказал, что они самые обычные. Они обычные, а ты нет. Сегодня ты не такая, как всегда. Что произошло, Саша́?
Мне не хотелось бы обсуждать это. Во всяком случае, с Домиником.
Это ты сказала, что они необычайно вкусны.
Просто тают во рту
Это ты Ты сказала. А я сказал, что они самые обычные. Они обычные, а ты нет. Сегодня ты не такая, как всегда. Что произошло, Саша́?
Мне не хотелось бы обсуждать это. Во всяком случае, с Домиником.
Почему ты не женишься, Доминик? Этот вопрос я задаю ему впервые. Впервые за три года, проведенных в отеле «Sous Le Ciel de Paris».
На Доминика жалко смотреть: нелепый пот струится по нелепым вискам, нелепые пухлые губы подрагивают, нелепый подбородок трясется мелкой дрожью.
Я хотел Хотел сделать предложение одной чудесной девушке. Я даже купил кольцо
И что? Что ответила тебе чудесная девушка?
Вот, посмотри!
Серебряная цепочка. С каких пор Доминик носит цепочку? Вопрос «почему раньше я не замечала ее» неуместен. Так же, как неуместна сама цепочка на толстой потной шее Доминика. И я испытываю самое настоящее облегчение, когда он снимает ее. И кладет на ладонь, и протягивает ладонь мне. Очевидно, чтобы я оценила кольцо, запутавшееся в цепочке. Очень мило со стороны Доминика.
Что ж, чудесное кольцо.
Кольцо и вправду замечательное, может быть слегка тяжеловатое, слегка помпезное и слегка потертое. Проведшее с Домиником чуть больше времени, чем следовало бы.
А как зовут девушку? Мерседес?
Мерседес, сладкая, как яблоко, не выходит у меня из головы.
Мерседес? удивляется Доминик. Совсем не Мерседес.
Тогда почему ты до сих пор не отдал Чудесное кольцо чудесной девушке?
Я хотел Я только ждал подходящего момента.
И?
Он так и не наступил. Чудесную девушку увели у меня из-под носа.
Как жаль.
Мне действительно жаль Доминика. Скинь Доминик килограммов тридцать-сорок, этого никогда бы не произошло.
Мое сердце разбито, Саша́.
Представить разбитое сердце Доминика не составляет труда, стоит только разобрать завал из досок для серфинга и отогнуть край газетной страницы: там оно и лежит, расколотое на несколько жирных, сочащихся кровью кусков, даже Наби при всем его кулинарном таланте не смог бы сочинить из этого рано состарившегося мяса ничего, кроме банального гуляша.
Все образуется, Доминик.
Ничего не образуется.
Все будет хорошо.
Я и сам так думал. До сегодняшнего дня.
А теперь?
Теперь все кончено.
Доминик швыряет кольцо на тарелку с недоеденными креветками. Возможно, я не слишком хорошо знаю Доминика, но смысл его жеста ясен как божий день: никогда больше он не прикоснется к этому кольцу, никогда больше. Мне остается лишь оплакивать креветки, сунуться к ним сейчас было бы кощунством по отношению к страданиям Доминика.
Придется ограничиться салакой на гриле.
Мне кажется, ты излишне драматизируешь ситуацию, Доминик. Реплика, подкрепленная жеванием, со стороны выглядит цинично, но, кто знает, может быть, именно она приведет Доминика в чувство.
Нисколько.
Ты хотя бы говорил с ней? О своих намерениях?
Я ждал
Подходящего момента?
Да.
Глупый-глупый Доминик! Разве ты не знаешь, что все признания всегда совершаются в самый неподходящий момент? Я стараюсь развеселить Доминика.
Правда?
Конечно, в «Фигаро» об этом не пишут
Жаль. Доминик добросовестно старается подыграть мне. Мне нужно подписаться на что-нибудь другое?
Давно пора.
Я давно хотел сказать, Саша́ Я благодарен тебе.
За что?
За все.
Впервые за три года Доминик поднимается из-за стола раньше меня. И уходит, не прощаясь и не поцеловав меня в щеку, как делал это всегда. Я остаюсь в обществе кольца и небрежно брошенной на стул «Фигаро»; кем была девушка, разбившая сердце моего друга? Как печально, что наши отношения ограничивались осторожной симпатией, если бы Доминик чуть больше доверял мне, если бы он был со мной откровенен
Теперь это не имеет никакого значения.
Я могу убирать, мадам Саша́?
Наби. Я и не заметила, как он появился. У Наби подвижное, выразительное лицо карманного воришки: дорого бы я отдала, чтобы посмотреть, как он обносит креветочные карманы, как ловко орудует в жабрах у салаки, как обчищает зажравшиеся пряности.
Конечно, Наби. И спасибо за ужин. Он был потрясающим.
Рад, что вам понравилось, мадам.
Наби несколько удивлен, еще никогда я не обращалась к нему с такими признаниями. Но и хватать меня за язык он не станет.
Кольцо Это ваше кольцо, мадам?
Нет.
Значит, его забыл хозяин.
Не думаю, Наби.
Лицо Наби искажено непосильной работой мысли. Кольцо, лежащее на тарелке, стоит немалых денег: такого Наби не купить, но Он может его продать, и это было бы самым лучшим выходом из создавшегося положения. И чудесная девушка, так жестоко обошедшаяся с Домиником, оказалась бы посрамленной. Заочно.
Я все же поинтересуюсь у хозяина.
Не стоит, Наби. Ты можешь взять его себе.