А ведь это почти три тысячи миль ресурса и топлива На обратном пути любой вспомогательный крейсер провороним, и будет нам приключение.
Андрей Анатольевич чуть отстранился от собеседника, подбоченясь:
Не знал бы я тебя Тебе лишь бы поспорить. То вам с морпехом драку подавай, то кочевряжиться начинаешь! Мы сюда дошли для чего? Чтоб дело сделать. Дело! А не полдела. В прошлой жизни Зиновий и с бо́льшими силами всё запорол, а сейчас у него только три единицы. А Морской штаб чего-то там планирует И не знаю я в подробностях! Они ж тараторили, оперируя дюймами, весами залпов и прочими углетоннами, поминая и Камимуру, и отряды в нумерации в общем, чёрт ногу сломит. Но запись есть, хочешь послушаешь. Выгорит прекрасно! Нет? Хуже не будет. А на обратный до Берингова пролива рассматривается вопрос выделить нам крейсер сопровождения. Короче, давай позже! Фу, зараза!
Шлюпка с флагмана уже всхрапывала паровичком под самым бортом ледокола, обдавая ожидающих дымовым кадилом.
Пошли встречать. Целый адмирал пожаловал. Как там у турчан «адмирал» переводится «хозяин морей»?
Визит предполагался исключительно деловым, без всяких торжественных застолий и речей. Так и было дальше мостика и штурманского стола, где на карте был подан весь расклад, не ходили.
Однако Рожественский, досель скупой на улыбки, сегодня изображал пусть сдержанную, но приветливость.
Сменившийся Воронёнок, видимо насмотревшись на адмирала во время «прохождения службы» на флагмане, заскочив в буфет после вахты, поделился с начсвязи:
Чего это с ним? Такое впечатление, что у него закончилась вся его желчь выплеснул всю на бездельников офицеров и нерадивых матросов?
Просить будет. А в роли просителя его коробит.
В тридцатиметровой, хорошо освещённой ходовой рубке, среди мерцающих мониторов, экранов, дисплеев, светодиодов в общем, среди высокотехнологичной пластмассы, два мундира императорского флота немного режут глаз вытянутые военной выправкой, даже когда склоняются над штурманским столом.
Глаза вскоре привыкнут. Уши старорежимные обороты пропустят мимо. Формальности вытеснит необходимая утилитарность. Тем более когда разговор сведётся к морским и военным вопросам. А там в основном мили, узлы, радиочастоты, калибры
Адмирала совсем не зацепило изображение вспомогательного крейсера, заснятого с высоты птичьего полёта лишь мазнул взглядом, кивнув для себя, принимая к сведению.
Спокойно выслушал предложение выдвинуть на «японца» один из броненосцев, по указанию радара, в темноте, на дистанцию пистолетного выстрела.
С оценивающим прищуром посмотрел на карту, с обозначенной диспозицией, нанесёнными добросовестным штурманом циферками узлов, дистанций и временем выхода на огневой рубеж. Лишь уточнил погрешность (в кабельтовых) при наведении корабля на цель и неожиданно помянул, о чём ни капитан ледокола, ни его помощники не подумали:
Когда мы расстреливали айсберги, а вы корректировали огонь артиллерии, было светлое время суток. Мои офицеры могли лишь подумать, что ваши дальномеры очень очень хороши, Зиновий Петрович был доволен, что указал на небольшой промах потомков, теперь вдруг окажется, что они ещё и ночного видения! Многие призадумаются
Но продолжили. На замечание, что «если глушить телеграфную передачу беспорядочной морзянкой это послужит предупреждением для отстоящего дальше судна противника», Зиновий Петрович беспечно махнул рукой:
Вы всё ещё живёте мерками своего века. «Японец» будет уверен, что всегда увидит на горизонте дым чужой эскадры и всегда успеет вовремя убежать. И уж точно не уйдёт, пока не убедится воочию. Шквальный огонь в упор, дабы сбить антенны и прервать передачу это хорошо, но так можно слишком быстро утопить судно. А мне нужны пленные. Для чего? Меня больше волнует есть ли в бухте американский угольщик. Вот у них и узнать. Не захвачен ли он? Хуже если он уже идёт с призовой командой на борту в сторону Японских островов. А ещё неплохо было бы вызнать не поджидает ли нас сюрприз у берегов Камчатки.
Тут адмирал плавно подвёл к главному вопросу прикрываясь именем «верховного», вуалируя пафосом и привычным гонором:
просьба его величества и моя личная, как командующего
сопроводить отряд до Петропавловска-Камчатского
просьба его величества и моя личная, как командующего
сопроводить отряд до Петропавловска-Камчатского
государь не останется в долгу
во славу русского оружия!
Спустившись широтами к югу
С середины сентября ночные туманы всё чаще окутывали гавань, с рассветом оседая на серых угловатых телах кораблей.
Кораблей, простаивающих на якоре во внутреннем бассейне Порт-Артура
печальными глазами клюзов взирающих на рейд и выход в открытое море.
уставших бездействием, в ожидании и полудрёме
в дурацком разоружении, и радовало, что хоть частичном
в ремонте, под стоны гнущегося железа, грохот молотов, вбивающих десятки заклёпок
в несостоятельности и военном маразме командующих, в падении духа экипажей
в начальственной доктрине и правиле: «ждать и сберегать эскадру».
Снятся ли им сны «в час, когда утро встаёт», догадывались ли они броненосцы и крейсера, носящие достойные и громкие имена, о своей участи, в той, другой истории?
О бесславном конце гибели не в морском сражении, а прямо в гавани, под снарядами сухопутной артиллерии противника?
Империя, простираясь тысячами вёрст с севера на юг и с запада на восток как огромный дремучий организм, понукаемый из головы-центра, от берегов Невы до своих периферийных частей тела. По проводам-нервам телеграфа, опережающего вялую кровеносную систему почты, по надорванным жилам не справляющихся с грузопотоком железных дорог, речных артерий (куда уж там до гужевых: пыльных и непролазных в слякоти).
А когда дело касается направлений с запада на восток На восток. Восток. Дальний. Куда не текут реки, куда протянута лишь тонюсенькой веткой-ручейком железная колея, по которой чух-чухают перегруженные составы, исполнительность и вовсе становилась неповоротливой.
Говорят, дурная голова ногам покоя не даёт. И голов этих «дурных», всегда с избытком, особенно тех, которые считают себя умными.
А потому ногам, да и рукам завсегда будет чем заняться по приказу сверху ли, да не поспевая за дурными приказами. Или по собственной глупости. А зачастую просто спеша за обстоятельствами.
А приказы?..
Не все приказы понимались и выполнялись.
Не выполнялись должным образом и с усердием, особенно когда не понимались.
Особенно когда по разумению исполняющих исходили от кого-то там издалека, не понимающих, каково оно тут, на месте.
Разъедаемый несоответствием своего опыта и занимаемой должности командующего порт-артурской эскадры, собственным представлением о предназначении базы флота, подробными, но зачастую некорректными инструкциями наместника Алексеева, мучимый дизентерией, контр-адмирал Витгефт тоскливо ждал исхода и нового командующего эскадры.
Так или иначе Вильгельм Карлович Витгефт, приняв руководство, послушно действовал согласно наставлениям главнокомандующего вооружёнными силами России на Дальнем Востоке генерал-адъютанта Е. И. Алексеева.
Предписания эти, очень подробные (с указанием обязательных условий исполнения) и в такой же мере крайне противоречивые, имели явно выраженное желание наместника при возможных неудачах прикрыть свой тыл, в простонародье именуемый задницей.
В дальнейшем удравший в Мукден (подальше от места боевых действий) Евгений Иванович Алексеев общался с подчинёнными на удалении, посредством только телеграфа, утратив оперативное представление об обстановке. Что послужило лишь тому, что его приказы не воспринимались как целесообразные им перестали верить и исполнять.
Впрочем, и Витгефт был не без греха. Будучи скорей штабным офицером, назначенный на должность по случаю и временно, Вильгельм Карлович, ожидая приезда опытного и боевого флотоводца адмирала Скрыдлова, и сам ох как переживал. Как бы не напортачить!
Вот только «назначенный опытный» оказался далеко не «боевым», находя кучу отговорок, дабы отсрочить своё прибытие во взятую в осаду крепость к флоту.
В реальной истории наместник Алексеев, которого «шпынял» своими приказами-телеграммами царь, в свою очередь давил на Витгефта, по сути, выталкивая эскадру из Артура в море на неравный, заведомо неблагоприятный бой.
Что ж к сожалению, «железо» диктует свои правила: тоннами водоизмещения, миллиметрами толщины брони, дюймами калибров, узлами скорости. И эта математика, взвешивая противостоящие эскадры, однозначно не выводила равенства, предрекая для русских, осмелься они выйти на бой, большие неприятности. И уж если не серьёзное поражение, то невосполнимые потери.
Витгефт это понимал и видел.
Боялся ли он? Возможно кто ж признается. Хуже что в пассивности, моральной усталости он уже не верил в себя, в корабли и экипажи, кои и своими-то не считал, будучи лишь «исполняющим».
И тем не менее, даже в том состоянии и подготовленности, эскадра (в известной истории) почти прорвалась во Владивосток. Именно что «почти». Не хватило как всегда самой малости: толики везения, упрямого желания, силы духа, а главное командирского умения и воли.
Впрочем, в нашей истории пока произошёл только выход и бездарное возращение эскадры 10 июня, когда Витгефт не осмелился вступить в драку.
Бой в Жёлтом море, когда обречённо уверовавший в свою смерть Вильгельм Карлович погиб, когда эскадра, потеряв командующего, бесславно вернулась, не произошёл из Петербурга пришёл иной приказ: «Ждать».
Контр-адмирал Витгефт заменить бы его, да, видимо, в тех обстоятельствах некем оказалось. Высочайшего веления и настойчивости не последовало оно попросту неотвратимо запаздывало. А император Николай II, уж точно имея представление и характеристику на контр-адмирала, в упрямстве или по иным соображениям, лишь удосужился прислать ему личное письмо. Вместе с целым пакетом инструкций.
И если монарх желал растрясти «заснувшего» адмирала, то это ему удалось письмо просто потрясло уже фатально настроенного Вильгельма Карловича. Весьма неприятное письмо:
«выйти в море и умереть с честью весьма сомнительной, потому как потомки осудят за безынициативность и глупость выйти в море неподготовленным и войти в историю с клеймом адмирала, погубившего эскадру? Этого ли вы хотите?»
И инструкции, где по пунктам и приоритетам что надо сделать. И к какому сроку.