Нашлись и шустрые: один лихач укрылся за планширом, успев трижды пальнуть, в итоге брызнув из головы красным. Второй такой же, но, не высовываясь, не прицельно бил в белый свет, потому ещё жил немного, пока бронебойные пули не пробили, найдя лазейки в толстом деревянном брусе.
Ещё постреливали из-за шлюпки её нашпиговали как минимум в три ствола, выбивая щепу. Заткнулось и на полубаке.
На палубах углевоза замерло, притихло, благоразумно не отсвечивали плюхнувшиеся на животы американцы, а то поначалу отдельные дурни забегали как тараканы, выискивая щель.
Зычно гаркнул «Дробь!» мичман.
Последний готов, услышал в динамике Волков, зафиксировав для личной статистики всего полторы минуты боя, и махнул рукой капитану.
Кэп всё-таки дело знал. Крутанув руля, направил пароход клиперным носом прямо в борт «американцу». И пусть ход был совсем небольшой, судно в десять тысяч тонн это махина внушительная, казалось, что «Воронеж» идёт на таран.
Послышалось негромкое с мостика:
Послышалось негромкое с мостика:
Стоп машина!
До чужого борта несколько метров!
Корму «Воронежа» перекладкой руля понесло вбок он словно с заносом разворачивался лагом. К борту. Но первой коснулась корма, кранцами, негромким «бумс!», лёгкой дрожью и скрипом.
Ай, молодца! Ювелир, бисова душа! восхищённо выдал мичман.
Палуба угольщика оказалась ниже, что закономерно при загруженности судна.
Зато так её удобно было держать под контролем. И даже защёлкало одиночными выстрелами по шевелению.
Едва стукнулись бортами, с кормы прыгнули первые матросы призовой партии, с криками, гиканьем, матом разбегаясь по палубе. Перекинули концы, наскоро швартуя, так как суда норовили отойти друг от друга.
Зачистка, послал своим лейтенант.
Волков, перескочив на угольщик, отмечал, что, несмотря на подготовку, один чёрт действовали бардачно: швартовы чуть растащило, и «Воронеж» нормально цеплялся только кормой, выскочил неизвестно откуда-то узкоглазый, успев задеть морячка штыком, прежде уж понятно, чего «прежде». Корчился подстреленный расхристанный тип, зажимая рану в бедре, орущий «благим матом» на саксонских диалектах.
Щёлкали «контрольные». Перемещаясь вслед за своими бойцами, лейтенант на автомате, боковым зрением замечал, как от такой практичности морпехов немного передёргивало матросов-призовиков.
«А проводили же инструктаж Ну, ничего, схлопочут пару смертей-ранений от подранков, умнее станут».
Отыскал на шкафуте всё ещё прятавшегося мужика, того что с рупором носился.
Если бы заранее не подготовился, точно бы с английским затык вышел. И без того испуганный бородач сверкал капиллярными бельмами на человека в полумаске из вязанки и очков, с оружием (хрен уж с ним, что ему увиделось в «калаше»!), мыча на своём, тыча пальцем вниз. Что уже хорошо понял, о чём его вопрошают: «Есть ли ещё японцы на борту?»
Быстро дал указание по рации:
Должны ещё быть где-то в трюме.
И опять к амеру, поднимая за шкирку спрашивая-лая с дурным произношением, типа: «Где? Показывай»
Тот уже пришёл в себя, вплоть до того, чтобы начать разглядывать оружие, хамло!
Показывай. Ком, ком! С какого-то лешего по-немецки. Мать твою, бля, гоу!
Двух япошек выковыряли с помощью светошумовых. И переживания по поводу кингстонов были излишними доберись до них горе-камикадзе, задвижки проржавели напрочь.
Контроль над судном установили.
Осматривали своих на ранения: помимо колотого штыком у троих были незначительные касательные. Один матрос подвернул ногу, с подозрением на перелом. Мелкие ссадины не в счёт.
Зацепило кого-то из американцев, но только одного серьёзно. Морпех-фельдшер ему прямо на месте вколол обезболивающее, сунувшись щипцами в рану на бедре.
Волков, предусмотрительно успев распотрошить «арисаку», незаметно подменил и тыкал перемазанную кровью пилюлю-пулю в нос рыжебородому, дескать, «на, янки, гляди, японская!».
А бородач оказался старшим помощником. Капитана судна выпустили из кладовки, где его заперли японцы.
Лучше б он оставался запертым!
Ходил с перемотанной головой (довёл самураев), грызя остервенело трубку. Ворчал, брызгал слюной, переходя на возмущённые вопли и ругань, когда замечал покоцанный пулями планшир или ободранный борт, и чуть ли не в драку лез чудило.
Ещё на борту оказался русский представитель-заказчик. Взаперти. Выпустили почтенный дядька, которого японцы тоже неплохо поколотили.
Посчитали убитых азиатов, стаскивая в одну кучу. Со слов американцев выходило, что одного не досчитались, видимо выпал за борт.
Как, кстати, не могли найти матроса-машиниста янкесы бродили по судну, выкрикивая: «Би-и-лли!» Чёрт его знает, может, с перепугу в трюме забился, а может, тоже за бортом уже рыбам на корм.
В целом дело сделано! Волков со своими парнями с лишних глаз долой перебрался на «Воронеж».
Мичман приказал «рубить канаты» он с досмотровой командой оставался ждать броненосцы.
Пароход отходил мягко, не торопясь, а лейтенант слышал вдогонку хрипящее, вперемешку с бранью от американского капитана в переводе что-то:
какая такая «Аризона»? Знаю я одну «Аризону» из Сан-Диего. Так это не она, якорь мне в печёнку! Я на такое не подписывался! Вы мне за это заплатите!
«Будет им с этим скрягой-шкипером проблем, сплюнул в нарождающийся кильватер Волков. Адреналин давно ушел, да и доза как в мензурку всё прошло легко, без неожиданностей. Не зря необстрелянных взял. Обкатал».
«Будет им с этим скрягой-шкипером проблем, сплюнул в нарождающийся кильватер Волков. Адреналин давно ушел, да и доза как в мензурку всё прошло легко, без неожиданностей. Не зря необстрелянных взял. Обкатал».
И Рожественский обкатал американского шкипера. На свой фирменный лад.
Таким бродягам-перевозчикам, как экипаж американского угольщика, военно-морские виды не в диковинку: орудийные башни, казематы, боевые марсы, стволы, стволики, таранные носы, трубы-утробы торпедных аппаратов
Насмотрелись на свои американские, на стационеров: английских, французских.
Давеча вот (this morning this) японский крейсерок досаждал, простаивая в кабельтовых23. Одна нервотрёпка азиаты вели себя уж больно диковато и чуть было их не схарчили, намереваясь конфисковать не только груз, но и судно.
А русские что? Те же брутальные бронированные железяки, что и у других.
Корабли вошли в бухту через два с половиной часа. Туман и не думал рассасываться, впрочем, и видимость оставалась прежней с милю.
Сначала из марева величаво выкатился «Князь Суворов», ведя в кильватере «Александра», и янки, дословно, разве что на задницу не сели от удивления!
Пятнисто-полосатые ту́ши вольная фантазия или скрытый смысл обезумевшего художника-адмирала, позволившего так покрасить свои корабли?
А броненосцы (и уже было видно, что красили их не шаблонно) тем временем наползали, толкая волну, медленно и в какой-то степени неуклюже, но выверенно совершали разворот, дабы стать носами на выход из бухты. Стопорились, гася топки, ложась в дрейф.
На гроте головного, для понимающих и знающих, вился, вяло набрякнув влагой тумана, адмиральский флаг.
Следом же, в кильватере у этой парочки, выводил носом коордонат трёхтрубный клипер-пароход, становясь дальше по корме «больших парней».
Загремели цепи в клюзах.
А спустя несколько минут очередным «летучим голландцем» из тумана вынырнул ещё один «полосатик», занимая своё стояночное место. По виду створяясь с пароходом.
Это вернулся после боя «Ослябя».
С флагмана подошёл разъездной катер адмирал требовал шкипера к себе.
С докладом командующему отправился и мичман.
Всенепременно засобирался везти накладные отчёты и представитель-экспедитор, сопровождавший угольную поставку.
За короткий бег до борта броненосца мичман, которого ворчливый американец успел откровенно вывести из себя, и только приказ «по возможности не конфликтовать с нейтралами» сдерживал, чтоб не дать по зубам нахалу, злорадно посматривал на то, как самоуверенный капитан перебирает свои бумаги, собираясь выставить русским счёт.
«Ща тебе, сучий потрох, наш Зиновушко устроит!»
И не обманулся в ожиданиях.
Выслушав в первую очередь «своих», Рожественский следом побеседовал с иностранцем ровно минуту, до первых требований последнего.
Из открытого иллюминатора адмиральского помещения донеслись крики, с попеременной перебранкой, точнее с её жалкой попыткой. Распаляясь, Рожественский уже ревел как пароходный гудок, где различить английские слова и русский мат было делом особых любителей.
Через несколько минут капитан угольщика вылетел из распахнутой двери штабной рубки как ошпаренный (его красная рожа тому в наглядность). А разъярённый адмирал вдогонку гнул всё то, что так хорошо для каждого «воспитанного» русского, а «немцу однозначно смерть», в придачу фитиля давя под зад!
Матросы народным брожением ликовали в тихом восторге. Господа-офицеры смаковали обороты. И все радовались что не им. И гордились «за своего» во как могём! Тем более что Зиновий был уже не тот, что вначале. А и вовсе отец-командир!
Справедливости ради надо бы сказать, что меркантильное упрямство и склочный характер американского шкипера сыграли на руку русским. Иначе угольщик как призовой трофей успел бы уйти в Японию ещё до появления отряда Рожественского.
А так что-то там, на судне вдруг потребовало ремонта и задержки в бухте.
И что уж пытался выцыганить шкип у японцев, непонятно однако своё, пусть и застрахованное корыто, сберёг.
Рожественский же, после перегрузки угля в бункеры броненосцев, отпускать «американца» был не намерен, собираясь принудить того ещё некоторое время походить в составе отряда, с временным отстоем в Петропавловске. Недельки на две. Так как выходило, что иностранцы-нейтралы «лишку» увидели.
А вот спустя десять-пятнадцать дней, когда секрет, что Северным путём прошли все три броненосца, будет уже «не секрет» вот тогда янки могут убираться на все четыре стороны.
Зная об альтернативе вообще на этот срок застрять в бухте Провидения под присмотром призовой команды, американский капитан уже благоразумно помалкивал.
Но гнев гневом (командующего), а «кнут» был сдобрен некоторым «пряником»: за задержку обещали договор на продление контракта по поставке угля. На что был уполномочен представитель заказчика тот почтенный дядька, сопровождавший груз. Правда, с пересмотром расценок, так как верили, что риски на море (стараниями Рожественского) теперь будут гораздо меньшими.