Все годы оккупации в тесной каморке под лестницей, которая служила ей комнатой, маленькая девочка мечтала, что ее папе удалось бежать. Пока гадкие люди смотрели в другую сторону, он развязал свои путы и сломал стул, на котором его пытали. Собрав все свои силы, он скрылся через подземелья комиссариата, куда проник через незапертую дверь. Потом он присоединился к Сопротивлению и уехал в Англию. И пока они с мамой пытались выжить как могли в печальной Франции тех лет, он воевал рядом с генералом, который отказался сдаться. И каждое утро, просыпаясь, она представляла себе, как отец мечтает позвонить ей. Но в каморке, где они скрывались с матерью, не было телефона.
В день ее двадцатилетия в дверь позвонил офицер полиции. В то время Ивонна жила в однокомнатной квартирке над прачечной, где работала. Останки ее отца были найдены во рву в чаще леса Рамбуйе. Молодой человек был искренне расстроен тем, что принес столь грустную весть, а еще больше тем, что, по данным вскрытия, пули, пробившие ее отцу череп, вылетели из французского пистолета. Ивонна, улыбаясь, успокоила его. Он ошибся, ее отец, возможно, и умер, поскольку она не получала от него известий с конца войны, но похоронен где-то в Англии. Его арестовала полиция, но ему удалось бежать и добраться до Лондона. Полицейский собрал все свое мужество в кулак.
В кармане трупа были обнаружены документы, так что личность погибшего установлена и не вызывает сомнений.
Ивонна взяла бумажник, который протягивал ей инспектор, открыла пожелтевшее удостоверение с пятнами крови, погладила фотографию, все еще с улыбкой на лице. И, закрывая за полицейским дверь, она лишь сказала мягким голосом, что ее отец, наверно, обронил бумажник во время бегства. Кто-то подобрал его, вот и вся разгадка.
Она дождалась вечера, прежде чем достать письмо, которое лежало под кожаной подкладкой. Прочла его, повертела в пальцах маленький ключик от камеры хранения, который был вложен в него.
После смерти первого мужа Ивонна продала прачечную, которую в свое время выкупила ценой стольких часов ежедневного труда, что ни один из членов профсоюза, к которому она принадлежала, никогда бы не поверил, что такое возможно. В Кале она села на паром, который перевез ее через Ла-Манш, и однажды летом пополудни прибыла в Лондон с единственным чемоданом, в котором помещался весь ее багаж. Она пришла к большому зданию с белым фасадом в районе Южного Кенсингтона. Встав на колени у подножия дерева, отбрасывающего тень на площадь с автомобильным кругом, она руками выкопала ямку. Положила туда удостоверение с пятнами крови и прошептала: «Ну вот мы и добрались».
Когда полицейский спросил ее, что она делает, она выпрямилась, в слезах, и ответила:
Я привезла отцу его документы. Мы не виделись с войны.
Ивонна пришла в себя и медленно поднялась. Сердце билось в нормальном ритме. Она вскарабкалась по лестнице и, оказавшись в зале, решила сменить фартук. Пока она завязывала новый на спине, зашла молодая женщина и присела за стойку. Она заказала рюмку алкоголя самого крепкого, какой найдется. Ивонна оценила ее походку, налила ей стакан минеральной воды и присела рядом.
Когда полицейский спросил ее, что она делает, она выпрямилась, в слезах, и ответила:
Я привезла отцу его документы. Мы не виделись с войны.
Ивонна пришла в себя и медленно поднялась. Сердце билось в нормальном ритме. Она вскарабкалась по лестнице и, оказавшись в зале, решила сменить фартук. Пока она завязывала новый на спине, зашла молодая женщина и присела за стойку. Она заказала рюмку алкоголя самого крепкого, какой найдется. Ивонна оценила ее походку, налила ей стакан минеральной воды и присела рядом.
Эния эмигрировала в прошлом году. Она нашла себе работу в одном из баров Сохо. Жизнь здесь была такой дорогой, что ей пришлось делить однокомнатную квартиру с еще тремя студентами, которые, как и она сама, перебивались случайными заработками то здесь, то там. Эния уже давно нигде не училась.
Южноафриканец, хозяин ресторана, который ее нанял, соскучился по родине и закрыл заведение. С тех пор она зарабатывала на пропитание в булочной по утрам, кассиршей в фастфуде в обеденное время и раздачей рекламных проспектов в конце дня. Без документов приличное место ей не светило. За две недели она потеряла все свои приработки. Она спросила у Ивонны, нет ли для нее чего-нибудь: она могла бы подавать в зале и вообще не боится работы.
Ты так пытаешься найти работу официантки заказывая выпивку в баре? поинтересовалась Ивонна.
Сама она не имела возможности нанять кого бы то ни было, но пообещала девушке поспрашивать у других коммерсантов в квартале. Если что-нибудь подвернется, она даст знать. Пусть Эния заходит время от времени. Желая дополнить список своих достоинств, Эния вспомнила, что работала и в прачечной. Ивонна обернулась и внимательно на нее посмотрела. Помолчав несколько секунд, она объявила Энии, что в ожидании лучших времен та может иногда обедать или ужинать здесь; счет ей выставляться не будет при условии, что она никому об этом не скажет. Молодая женщина не знала, как ее благодарить. Ивонна заявила, что благодарить как раз не надо, и вернулась к своим кастрюлям.
В начале вечера Антуан уселся за столик в компании Маккензи, который не сводил с Ивонны зачарованных глаз. Он достал свой мобильник и послал Матиасу сообщение: «Спасибо, что остался с детьми. Все в порядке?»
Ответ пришел незамедлительно: «Все ОК. Дети поужинали, чистят зубы, через 10 минут в постели».
Через несколько мгновений пришло второе сообщение: «Можешь не торопиться, работай спокойно, я все сделаю».
В зале кинотеатра «Фулхем» погас свет и начался фильм. Матиас отключил мобильник и сунул руку в пакет с попкорном, который протянула ему Одри.
Софи открыла дверцу холодильника и оглядела содержимое. На верхней решетке она обнаружила ярко-красные помидоры, выстроенные в таком идеальном порядке, что они напоминали батальон солдат времен Империи. Ломти нарезанного холодного мяса, сложенные аккуратнейшей стопкой и упакованные в целлофан, соседствовали с набором сыров, банкой огурчиков и пакетиком майонеза.
Дети спали на втором этаже. Каждый получил свою сказку и свой поцелуй.
В одиннадцать часов в замке повернулся ключ, Софи оглянулась и увидела на пороге Матиаса с широкой улыбкой на лице.
Тебе повезло, Антуан еще не вернулся, заметила Софи вместо приветствия.
Матиас бросил бумажник в специальную вазочку для мелочи, стоящую у входа, подошел к Софи, поцеловал в щеку и спросил, как прошел вечер.
Отбой на полчаса позже положенного, но таково право нянь, приглашенных тайно. У Луи какие-то неприятности, он был очень огорчен, но я так и не вытянула из него, в чем дело.
Я займусь этим, пообещал Матиас.
Софи потянула с вешалки свой шарф, обернула его вокруг шеи и указала в сторону кухни.
Я приготовила там на тарелке ужин для Антуана. Я его знаю, он вернется с пустым животом.
Матиас подобрался поближе и захрустел огурчиком. Софи хлопнула его по руке.
Я сказала, для Антуана! Ты что, не ужинал?
Времени не было, признался Матиас, я после кино бегом бежал: кто мог подумать, что фильм такой длинный.
Надеюсь, дело того стоило? насмешливо спросила Софи.
Матиас посмотрел на ломтики холодного мяса, разложенные на тарелке.
Везет некоторым!
Ты голоден?
Нет, беги, тебе лучше уйти до его возвращения, а то он что-нибудь заподозрит.
Матиас приподнял прозрачную крышку с блюда с сыром, взял кусочек грюйера и сжевал его без особого аппетита.
Ты поднималась на второй этаж? Антуан там все переделал на моей половине. Как тебе новая обстановка? спросил он с полным ртом.
Симметрично! ответила Софи.
Что значит «симметрично»?
Это значит, что ваши комнаты похожи, как две капли воды, даже лампы на ночных столиках одинаковые, просто смешно.
Не вижу, что в этом смешного, возразил задетый Матиас.
Было бы неплохо, если б где-нибудь в этом доме нашлось место, где «у тебя» означало бы «у тебя», а не «я живу у моего приятеля»!
Софи надела пальто и вышла на улицу. Ночной холод тут же пробрал ее насквозь, она поежилась и прибавила шагу. Ветер гулял по Олд-Бромптон-роуд. Лисица в городе их было множество какое-то время бежала в нескольких метрах от нее по ту сторону решетки парка Онслоу-Гарден. На Бьют-стрит Софи увидела «остин» Антуана, припаркованный перед бюро. Ее рука легко коснулась кузова, она подняла голову и несколько мгновений глядела на освещенные окна. Потом плотнее запахнула шарф и продолжила свой путь.
В мансарде дома, расположенного в нескольких кварталах, она не стала зажигать свет. Джинсы соскользнули с ног, она оставила их комом лежать на полу, отбросила свитер и тут же забралась в постель; листья платана, виднеющиеся через маленькое окошко в потолке над кроватью, серебрились в свете луны. Она повернулась на бок, обняла подушку и стала ждать, когда придет сон.
Матиас поднялся по лестнице и приложил ухо к двери комнаты Луи.
Ты спишь? прошептал он.
Да! ответил мальчик.
Матиас повернул ручку, и лучик света протянулся до кровати. Он зашел на цыпочках и улегся рядом.
Давай поговорим об этом, хочешь? спросил он.
Луи не ответил. Матиас попробовал приподнять краешек одеяла, но ребенок плотно завернулся в него и держал изо всех сил.
Знаешь, иногда это совсем не смешно, то, что ты делаешь, иногда это очень даже противно!
Расскажи хоть что-то, старина, попросил Матиас ласково.
Мне из-за тебя влетело.
Что я такого сделал?
А ты как думаешь?
Это из-за записки мадам Морель?
А что, ты многим учительницам написал? Тогда можешь мне объяснить, почему именно моей ты сказал, что ее губы сводят тебя с ума?
Она тебе прочла? Вот гадость!
Она сама гадкая!
Э нет, ты не должен так говорить! возмутился Матиас.
Почему это не должен? Скажешь, она не гадкая, эта пингвина-Северина?
Какая еще Северина? вздрогнул Матиас.
У тебя что, память отшибло? в ярости высунул голову из-под одеяла Луи. Это моя учительница! прокричал он.
Да нет ее зовут Одри, убежденно заявил Матиас.
Может, я все-таки лучше знаю, как зовут мою учительницу?
Матиас был совершенно уничтожен, а Луи всерьез заинтересовался личностью этой загадочной Одри.
Крестный живописал в мельчайших деталях образ молодой женщины с прелестным чуть надтреснутым голосом. Луи посмотрел на него с глубокой грустью.
Это у тебя в голове что-то треснуло, потому что твоя Одри журналистка, которая готовит репортаж о нашей школе.