Я прячусь, пригнув голову, и рысцой бегу в дом через боковой вход, когда Хилберт скрывается за дверью. Знаю, куда он пойдёт: Маттейс уже дожидается его в кабинете, который раньше принадлежал отцу. Он планирует важный разговор. Держась на расстоянии, следую за мужчиной и успеваю поймать дверь, прежде чем та захлопывается за ним остаётся маленькая щель.
Я прячусь, пригнув голову, и рысцой бегу в дом через боковой вход, когда Хилберт скрывается за дверью. Знаю, куда он пойдёт: Маттейс уже дожидается его в кабинете, который раньше принадлежал отцу. Он планирует важный разговор. Держась на расстоянии, следую за мужчиной и успеваю поймать дверь, прежде чем та захлопывается за ним остаётся маленькая щель.
Зачем нужно было выдёргивать меня из гарнизона? после приветствия ворчит Хилберт.
В этом гарнизоне ты скоро забудешь, как выглядят нормальные женщины, подначивает его отец. А уже не мальчик-цветочек.
Ты опять? Сын едва не стонет.
А многие девицы Шадоурика уже давно рыдают по ночам в свои подушки, потому как один из самых завидных женихов антрекена предпочитает службу погоне за невестами.
Паулине. Старший ван Берг на миг задумывается. У неё все задатки сильного Ключа. Жаль, пока неизвестно, какого именно. Её нельзя упускать Да и смотрит на тебя сам видел как. Думаю
Хилберт усмехается, холодно, отстранённо, прерывая рассуждения отца.
Эта вздорная девица выпьет мне всю кровь.
В груди подпрыгивает сердце. Я жду ещё хоть слово от него, которое дало бы понять, что у него есть в душе ко мне. Или там пусто? Только необходимость иногда встречаться и перебрасываться парой слов?
Зато она даст тебе гораздо больше. Голос Маттейса становится твёрже.
Ты хочешь, чтобы я жил так же, как ты? Размеренные шаги пересекают кабинет и стихают где-то в стороне окна. В постели одна, в голове другая?
У тебя нет другой, легко парирует старший. Если ты, конечно, не имеешь в виду одну из тех местных потаскух, что иногда валятся к тебе в койку. В надежде на огромную любовь, разумеется.
Ещё неизвестно, какой из неё Ключ. Вот исполнится восемнадцать, прольёт кровь на Око Хельда в храме и посмотрим, невозмутимо отпирается Хилберт.
А у меня внутри всё падает и падает куда-то, оборвавшись от разочарования. Ему плевать на меня. Плевать. Он не видит меня единственный среди всех, кто готов заплатить любые деньги Саллийской короне, чтобы забрать мою невинность. Даже не способности Ключа, которые пока не открылись, а просто право сделать своей женой. Потому как мало попросить руки у родителей, надо показать всем, что ты можешь содержать девушку непростых, древних кровей. И достоин отомкнуть свои силы Ключом с большой силой Знака.
А Хилберт ничего этого не хочет.
Задумавшись, я перестаю слышать продолжение разговора и вздрагиваю, когда доносятся до слуха приближающиеся шаги. Отшатываюсь от двери и бегу прочь, прежде чем она распахивается. За поворотом наталкиваюсь на сестру.
Она вновь вернулась сегодня под утро. Умоляла не говорить матери, что пропадала всю ночь вместе со своим Лукасом Стражем из гарнизона, что расположен под Шадоуриком. Он красавец, конечно, но я не доверяю ему. А Эдит души в нём не чает. И даже отдала самое ценное ему, что выйдет ей боком, если тот не пожелает на ней жениться. Или не найдёт денег.
И вмиг мои самые страшные опасения подтверждаются. Глаза сестры припухшие от слёз, и видно: по дрожащим губам и бледному лицу, по тому, как стискивает она мои плечи ледяными пальцами что она на грани постыдной истерики.
Он бросил тебя, да? невольно в голосе прорезается укор.
Дура. Сама виновата!
Он дезертировал ночью. Из гарнизона сбежали несколько Стражей и он
Рыдания выплёскиваются из груди Эдит, и приходится быстро вести её в комнату. Пока не услышали мужчины.
От громкого стука двери я вздрагиваю всем телом, пытаясь вырваться из этой отвратительной жижи обиды и ненависти. Барахтаюсь, как мошка в капле воды.
Я люблю тебя, Паулине, слышу проникновенный шёпот. Я заберу тебя у Маттейса.
Не тебе с ним тягаться, Тейн. Он уже заявил права.
Ещё посмотрим
Жжение становится невыносимее. Я пытаюсь сбросить его, как колючий свитер, но не выходит. Силы утекают куда-то. В голове размеренно тикает, будто готовая взорваться тонной тротила бомба. Как остановить этот кошмар?!
Домой как же хочется домой.
И неведомая мне шадрума проявляет милость, вызывая из глубин мозга картины привычного мира. Но это не воспоминания. Что-то другое.
Откуда ты здесь? Это мой голос, почему-то полный возмущения и страха. Тебя не должно здесь быть!
Меня толкают обратно в глубину вязкого, тошнотворно тёплого бреда. Прогоняют. Я задыхаюсь, но выплываю. И перед глазами вертятся лица родных людей. То гаснут, то становятся ярче. Картинка проявляется, как на фотоснимке, всё чётче.
Вижу маму, которая как будто говорит с кем-то по телефону, улыбаясь наверное, со мной. Или уже нет? После из зеленоватой мути возникает наша с женихом квартира. Антон сидит за ноутбуком, что-то сосредоточенно читая с экрана. Я вижу его как будто со стороны: на этом месте зеркальная дверца шкафа наверное, из-за неё. Разглядываю жениха, такого знакомого до каждой мелочи и не могу понять, что чувствую. Соскучилась? Рада? К нему подходит со спины девушка со светлыми, чуть встрёпанными волосами до плеч. Ставит на стол пустую чашку и обнимает его за шею, что-то спрашивая. Он разворачивается резко, вставая сгребает её в нетерпеливые объятия. Разворачивает лицом ко мне меня прежнюю. Так он не обнимал меня, наверное, уже пару лет как. Задирается длинная футболка, что на мне надета или только на моём теле, внутри которого уже другая? обнажаются бёдра до самых ягодиц. Она без белья. Видно, недавно только выбралась из постели. И с кем провела ночь, нетрудно догадаться.
Антон придавливает её к столешнице, ловит губы своими. Она лёгким жестом снимает с него очки и откладывает в сторону. Обнимает, раскинув колени, подпуская его ближе. Продолжая удерживать её одной рукой, жених резким движением стаскивает с бёдер домашние штаны и входит в неё быстрым толчком. Она откидывается на стол спиной, едва не опрокидывая дорогущий ноут. Выгибается. Я не слышу никаких звуков, но вижу по её приоткрытым губам, как срываются с них стоны при каждом его движении.
Прав был Алдрик: в этом бреду я видела свои страхи. Самые большие, что сидели занозами в душе с того мига, как она оказалась здесь, в чужом теле. Я боялась, что та, кто сбежала отсюда, украдёт мою жизнь. А может, уже украла? Сделав что-то, что я забывала делать. Исправив мои ошибки?
И сейчас закрыть бы глаза, чтобы не видеть, как мой жених имеет другую. Нет, меня, конечно, думает, что меня. Но я ведь всё понимала. Но, к счастью, всё начало расплываться. И тут я снова увидела себя. Только другую ту, которой стала. Паулине стояла передо мной, одетая в то самое красное свадебное платье, от которого слепило глаза до того ярким оно казалось в окружении бесцветной пыльной пустоши.
И со спины к ней приближались помалу те самые твари, похожие и на льва гибким, покрытым короткой шерстью телом, и на дракона тяжёлым хвостом и гребнем вдоль позвоночника. И на буйвола рогатой головой, вытянутой мордой, наполненной, правда, острыми зубами. Они обступали её, не пытаясь напасть, не стараясь убить, а подчиняясь.
Ты не вернёшься, проговорила девушка. Ты никогда не узнаешь путь. Забудь.
Я и хотела бы что-то ответить, но губы как будто слиплись. Из горла полился только хрип, от которого содрогалось что-то в голове. И лишь через несколько мгновений я поняла, что меня просто трясут за плечи. Нещадно, пытаясь скорее привести в чувство.
Глава 6
Мейси! Встревоженный голос прорвался сквозь глухие пробки тишины в ушах. Она не приходит в себя! Так долго. Мениэр
В тоне девушки слышатся подступающие слёзы и мольба. Как будто кто-то и правда может ей помочь. Кажется, она напугана. Её тревога касается меня острыми иголками, щекотно впивается в грудь, заставляя дышать чаще.
Отойдите. Веский приказ оборвал тонкую ниточку чужой заботы, что коснулась меня. Горячие ладони обхватили лицо. Вы хорошо её отмыли? Везде?
Даже в таком состоянии, когда я зависла в мутной неопределённости между бредом и явью, стало вдруг стыдно. Проверять будет?
Конечно, мениэр. Снова испуг, чистый страх и повиновение.
Паулине! Дыхание коснулось лба. Вы меня слышите?
Я заворочалась вяло, пытаясь вывернуться из крепких рук. Но чем дольше они держали меня, тем яснее становилось в голове. Я снова там, куда попала против воли. Обнимает душная сырость со всех сторон, будто вокруг остывающая баня, в которую кто-то пустил сквозняк. Я затряслась крупной дрожью, одетая только в тонкую сорочку, которая неприятно раздражала слишком восприимчивую кожу.
Принесу ещё одеяло. Растерянный женский голос отдалился.
Паулине, снова позвал меня мужчина.
Провёл ладонями по щекам необычайно мягко. Склонился ближе я ощутила тепло его кожи. И запах, тонкий, тревожащий обоняние: мягких волос, какого-то травяного питья и усталости. Осени. Хотелось ощутить его сильнее, будто только он вытягивал меня обратно в реальность. Я приподняла голову и слепо ткнулась губами, вдыхая этот запах, чувствуя подбородком колючую щетину. Натолкнулась на горячий, чуть приоткрытый рот и дыхание моё на миг сплелось с чужим. Мужчина отшатнулся, выпуская моё лицо из рук. Я снова упала затылком в подушку и открыла глаза: Хилберт стоял, нависнув надо мной, загораживая свет, что нехотя струился от зажжённых на комоде свечей. Он озадаченно хмурился, ведя большим пальцем по нижней губе.
Очнулись, буркнул. И не можете обойтись без провокаций. Как вы себя чувствуете?
Я усмехнулась коротко. Мне было плевать на его негодование. Но оказалось приятно видеть лёгкую растерянность йонкера, смятение в его глазах. И странно было осознавать, что он не злится. Скорее, вяло сердится.
Это странно, что я очнулась, правда? И хотелось бы, чтобы мой голос звучал твёрдо и уверенно, да сухая хрипота мешала. И на что я могла вас спровоцировать?
Лаура встала у постели, сжимая в руках принесённое шерстяное одеяло с длинной бахромой, и, видно, не могла понять, нужно оно теперь или нет.
На очередную стычку, конечно. Хилберт махнул на дверь, взглянув на служанку, и та, коротко вздохнув, вышла.
Я не понимала, что делаю.
Думается, понимали. Впрочем, ладно. Он взял с высокой тумбы у изголовья кровати вытянутый глиняный стакан и подал мне.
Не надо постоянно переворачивать мои слова негативной стороной, проворчала я. И решать за меня.
Я напилась, наконец, ощущая, как оживает всё внутри всего от пары глотков поистине животворящей влаги. Последний раз я так радовалась глотку воды дома, в своём мире, когда однажды долго моталась по городу в страшной жаре без возможности заехать в магазин, а потом наконец купила вожделенную бутылочку.
Теперь мысли окончательно прояснились, и всё, что я видела в бреду, как раз таковым и показалось. Нет, это всего лишь порождение дурмана. Разве что кроме воспоминаний Паулине, которые были очень полезны. А в остальном Антон и мама сразу поймут, что в моём теле не я. Они должны понять! И даже любопытно стало, что в таком случае будет делать Паулине. Как выкручиваться?