Так становятся звёздами. Часть 1 - Оленева Екатерина Александровна 36 стр.


Вопрос Сезара прозвучал как утверждение, а губы его по-прежнему складывались в так хорошо ей знакомую, ставшую почти привычной, высокомерную насмешливую улыбку.

 Почему вы молчите?  настаивал он на продолжение диалога.

 А что сказать? Что вы хотите услышать? Какие признания? Служители Храма давно признали меня не виновной в

 Я не обвиняю вас ни в чём,  решительно тряхнул головой Сезар.  Просто интересно. Вы, наверняка, не в курсе, но, когда я был мальчишкой, фанатически верил в духов. Я так рьяно желал получить подтверждения своим верованиям, что часами простаивал у Святых Алтарей, обращая взор к их изображениям. Я хотел получить хоть какой-нибудь знак существования тех, кто, якобы, управляет нашей жизнью, хоть малейшее доказательство их присутствия в этом мире. Я истово молился, постился, даже занимался самобичеванием. Но что бы я не делал, в ответ всегда было одно и тоже немое молчание. Так молчать может лишь тот, кого нет. Я шептал, молил, заклинал, даже кричал в вышину, но ничего не менялось. И я сжёг те алтари, потому что перестал верить во всё сверхъестественное. С тех пор верю лишь в себя и в удачу.

 Верить в удачу всё равно, что верить в Судьбу пустое суеверие.

 Вы не верите в судьбу?

 Нет,  покачала она головой.

 Почему?

 Потому что судьбы нет.

Теперь пришёл черёд Сезара смерить её удивлённым взглядом:

 Странно слышать такое от заклинательницы духов.

 Духов нельзя ни заклясть, ни подчинить.  поморщилась Гаитэ.  Повезёт, если сам не станешь их рабом. Я не заклинаю, просто слышу их

 Духов?

 Да.

 И какие они?  жадно спросил Сезар, глядя на неё так, словно готов был силой вырвать ответ.

 Разные. Но почти никогда не похожие на то, во что нас заставляет верить религия. Духам безразличны обряды и церемонии, для них важно то, что содержится в человеческой душе. А ещё они на многие вещи смотрят совсем иначе, чем люди.

 Но действительно существуют злые и добрые духи.

 Можно сказать и так. Мне сложно порой разбираться в том, что я слышу и вижу, ведь я подхожу к этому с человеческими мерками и знаниями. Моего разума не всегда хватает, чтобы понять Ту Сторону.

 Но действительно существуют злые и добрые духи.

 Можно сказать и так. Мне сложно порой разбираться в том, что я слышу и вижу, ведь я подхожу к этому с человеческими мерками и знаниями. Моего разума не всегда хватает, чтобы понять Ту Сторону.

 Но вы сказали, что не верите в Судьбу?

 Смотря что вы называете судьбой. Жизнь похожа на школу, где каждый должен усвоить свой урок. Все испытания, все события в ней будут таковы, чтобы мы уяснили

 Что?..

 Не знаю. Каждый что-то своё.

 То самое пресловутое спасение души?

 Я сама не конца понимаю этот момент, но Духи говорят, что душа не может погибнуть, она часть Создателя и рано или поздно вернётся к нему.

Гаитэ и не глядя в сторону Сезара чувствовала на себе его горячий, обжигающий взгляд, полный неподдельного интереса интереса и к ней, и к предмету разговора.

 Это то, во что вы верите? В то, что все люди хорошие?  приподнял он брови.

 Я не верю в то, что все люди хорошие. Я верю в то, что хочу быть с теми, кто пытается оставаться добрым в нашем, таком не добром, мире.

 Зачем вам это? Если вы не верите в Бога и в высшую благодать?  презрительно усмехнулся Сезар.

 Во-первых, я не говорила такого, я лишь утверждала, что духи иначе видят тот мир, чем его описывают наши религии. А, во-вторых, быть добрым куда сложнее, чем злым, а я с детства предпочитала сложные задания Вы надо мной смеётесь?!

 Над вами? Нет!  всё ещё смеясь, тряхнул он головой.  Но ход ваших мыслей кажется мне занятным. Как и вы сами. Скажите, а вы не думали, что всё это ваше общение с духами всего лишь самообман? Что на самом деле это не более, чем разыгравшееся воображение?

 К сожалению, я совершенно точно знаю, что они реальны. Но в последнее время я вижу их всё реже. И рада этому.

 Почему?

 Потому что это очень страшно видеть то, чего не видит никто.

 Разве это не делает вас особенной?

 Это делает меня странной, непохожей на других.

 Но так это же хорошо!

 Вовсе нет. Вам не понять. Никому не понять, пока не переживёшь. Это как уродство или клеймо, которые ты вынужден скрывать от людей.

 Но благодаря вашему дары вы способны лечить.

 Ничто не даётся даром. Исцеляя, я чувствую ту же боль, что и человек, которому я помогаю, а это тоже нельзя назвать приятным.

 Чувствуете боль? Вот как?  в задумчивости Сезар заложил руки за спину.  Не знал. Мне жаль.

 А мне нет. Чтобы спасти чью-то жизнь, можно немного и потерпеть. Особенно, если эта жизнь дорога тебе. Но иногда люди готовы требовать невозможного, ведь даже мой дар не всегда может спасти. А когда человек доведён до отчаяния, его поступки бывает сложно предугадать. В общем, всё запутано и непросто. Мой дар сложный, и всё же он часть меня, и я сумела примириться с его существованием.

Гаитэ, увлечённая разговором сама не заметила, как перешла к простому, дружескому тону. Не часто ей удавалось с кем-то поговорить об этом, а когда случалось, люди либо благоговели, либо пугались, но Сезар проявлял лишь здоровый интерес и не более.

 Все мы со временем учимся ладить с худшей своею частью,  улыбнулся он.

Они шли мимо нежных голубых цветов, распустившихся среди других плевелов. Цветы были прелестны и, перехватив взгляд Гаитэ, Сезар стремительно наклонился, сорвал и протянул их ей. И тут же пожалел об этом. Хрупкое равновесие, на мгновение восстановившиеся между ними, было нарушено этим жестом, пусть отдалённо, но романтическим.

А Гаитэ приняла решение избегать всякого намёка на нечто подобное.

 Прошу вас, возьмите! В благодарность за нашу приятную беседу,  со вздохом проговорим Сезар.

Гаитэ, поколебавшись, всё-таки приняла цветы из его рук.

 Кажется, карета уже миновала сложный участок дороги? Да и ветер слишком прохладный. Я хотела бы вернуться.

 Как пожелаете, сеньорита,  со вздохом кивнул Сезар.  Если вы замерзли, я прикажу подать в карету жаровню.

 Это лишнее. Не стоит задерживаться из-за мелочей,  вежливо улыбнулась она.

Уже почти дойдя до своего возка, она обернулась, чтобы увидеть, как Сезар стоит и тоскливо смотрит ей вслед, а холодный ветер треплет его густые, чёрные волосы.

Гаитэ и в самом деле чувствовала себя замершей, словно бы душа её была стеклянной колбочкой, покрывшейся изнутри первым налётом инея. Удивительно неприятное чувство, какое бывает, когда подойдёшь к обрыву или к краю пропасти. Щемит сердце, такая оторопь и страх перед высотой, что так и хочется сделать шаг вперёд, чтобы избавиться от всех ощущений разом.

Она так и сделала шагнула, торопясь сжечь за собой мосты, отрезая себе путь к отступлению. Не потому ли она так поспешно уступила Торну, чтобы излечиться от подвешенного состояния, в котором пребывала с первого дня появления во императорском дворце?

Даже наедине с собой, мысленно, Гаитэ старательно избегала думать о том, что в обществе Сезара она чувствует себя комфортнее и естественнее, чем рядом с Торном. Избегала с такой осторожностью, как если бы у воздуха, окружающего её в одиночестве, были уши, глаза или мысли.

Почему? Почему так происходит? Что с ней не так?

Торн её наречённой и совсем недавно она познала в его объятиях наслаждение. Он был так нежен с нею.

Да, возможно, они поторопились, но ведь рано или поздно то, что случилось, всё равно должно было произойти. Так откуда эта леденящая тоска и ощущение потери? Будто она предала часть самой себя?

В какой-то степени её сомнения понятны. Гаитэ выросла в строгих правилах, привыкла к жестким рамкам, которые в глубине души сама же ненавидела. Она хотела сломать их, поступить так, как ей представлялось смелым, чтобы обрести свободу. Вот и поступила. Только теперь чувствовала себя какой угодно, только не свободной.

Наконец она поняла, почему с самого начала совместное путешествие с Сезаром так пугало её. Гаитэ никогда не имела тенденцию отрицать правду, какой бы та не была. И она понимала, что назревает проблема. Совместный путь, общая дорога, когда невозможно друг от друга умчаться, когда нет возможности запереть дверь на ключ и спрятаться за высокой стеной; дорога, стирающая рамки, ограждённая лишь горизонтом, не лучший способ держать дистанцию между мужчиной и женщиной.

Гаитэ пыталась успокоить саму себя, убеждая, что пригрезившееся понимание между ней и Сезаром было лишь миражом.

Нет, ну какое понимание может быть между ней и этим человеком, жестоким, коварным, беспринципным в достижении цели? Его энергия и сила не могут не привлекать, но сложно отрицать то, что человека более неприятного она в жизни не встречала.

«Положа руку на сердце, разве Торн чем-то лучше своего брата?  пронеслась шальная и в тоже время удивительно разумная мысль.  Вся разница в том, что на старшего брата ты изначально смотрела как на необходимое зло, с которым придётся смириться, к которому необходимо искать подход. В Торне ты видела средство для выживания и обретения власти, но, поскольку такой трезвый, холодный, жёсткий подход слишком напоминает тех, кого ты презираешь, проще было убедить себя поверить во внезапную влюблённость. Это не мешает продолжать видеть в себе бедную, неискушённую, ни в чём невиноватую провинциалочку? Но давай смотреть правде в лицо: не так уж ты бедна и не искушена. Ты интуитивно выбрала Торна потому, что тебе кажется управлять им будет проще, чем Сезаром».

От подобных мыслей начинала болеть голова. Они словно не ей принадлежали. Не той, какой она привыкла быть доброй, честной, готовой к самопожертвованию, а той, кто воистину была дочерью своей матери.

«Хорошенькое дело,  с грустной иронией подумала Гаитэ.  Как легко считать себя порядочной и доброй вдали от искушений. Не прошло и месяца, как я покинула стены Храма, и что? Я без боя дала себя совратить, не столько уступив желанию, сколько придумав его, одним глазом с интересом поглядываю в сторону Сезара, другим щурюсь, прикидывая, каким способом лучше его устранить, в случае, если он отважится встать между Торном и его законным троном, который, в глубине души я считаю почти своим. В кого я превращаюсь?».

Глава 19

На ночлег остановились засветло, на обширных, прилегающих к воде, лугах. Разбили лагерь, поставили палатки. Гаитэ, как предполагалась, должна была ночевать там же, где и дневала в карете, день-деньской надоевшей, как горький лук.

Назад Дальше