О, духи! Торн! с укором воскликнула Гаитэ. Это же безумие вести себя подобным образом. Тебе нужна помощь, а мы тут битый час выясняем отношения!
Но он грубо отпихнул девушку от себя, презрительно кривясь:
Ты предала меня, Гаитэ! Неужели ты сама этого не понимаешь?
Только в твоём воображении, всплеснула она руками, но тут же вынуждена была вновь броситься к Торну, потому что он осел на пол. Ты порой ведёшь себя как глупый мальчишка, попеняла она ему. Подожди, я сейчас постараюсь все исправить.
Торн, вытянув ногу, откинулся головой на стену, судорожно сглатывая.
Гаитэ, достав маленький нож, ловко разрезала штанину. В нос ударил неприятный запах, заставив невольно поморщиться. Рана была получена не сегодня и не вчера и успела не просто воспалиться, а нагноилась.
О, духи, Торн! Тебя ни на минуту нельзя предоставить самому себе, чтобы ты не подхватил какую-нибудь заразу!
Я не просил тебя о помощи! рванулся он, пытаясь подняться, но Гаите не позволила ему сделать этого.
Сиди смирно! Да, успокойся ты уже наконец! прикрикнула она на него, усмиряя взглядом. Или ты хочешь ноги лишиться? А может быть, и самой жизни?
Всё настолько плохо?
Гаитэ нахмурилась.
Пугать Торна не хотелось, но радоваться было нечему. Поверхность рядом с раной было отёкшей и горячей, в самой ране были видны омертвевшие ткани и скопление гноя.
Остаётся только удивляться, как тебе в таком состоянии хочется чего-то большего, чем ледяной компресс.
Ты недооцениваешь собственные чары, снова усмехнулся Торн. И что? Вместо поцелуев меня снова ждут процедуры?
Да. Если ты не планируешь запустить процесс дальше.
Это срочно?
Чем раньше, тем лучше.
С одной стороны, рана Торна давала возможность свести последствия их ссоры на нет, может быть, хотя бы на время, но забыть о ней. С другой, Гаитэ говорила правду. В таком состоянии воспаление может развиться молниеносно! А она так смертельно от всего устала!
Вставай, прокомандовала Гаитэ, помогая Торну подняться с пола и дотащиться до камина, где ярко и весело пылал огонь.
Пододвинув стул, помогла ему поудобней на нём устроиться. Поставила воду кипятиться, достала из дорожного сундучка металлический маленький ножик.
Где ты умудрился получить рану?
Стрелой задело, хмуро ответил Торн. Что собираешься делать?
Очищать рану от гноя.
А ты не можешь залечить мою ногу также, как в своё время залечила сломанный нос Сезара? с показным весельем протянул Торн.
Стрелой задело, хмуро ответил Торн. Что собираешься делать?
Очищать рану от гноя.
А ты не можешь залечить мою ногу также, как в своё время залечила сломанный нос Сезара? с показным весельем протянул Торн.
В ранах Сезара воспаления не было, а в твоей цветёт бурным цветом.
Могу понять, почему из нас двоих ты готова предпочесть брата. Тебе не приходится лечить его тем или иным способом почти каждую встречу, невесело пошутил Торн.
Скрутив волосы и кое-как закрепив их на затылке, не думая о красоте, а лишь бы не падали на лицо и не попали в рану, Гаитэ тщательно промыла руки с мылом. С сожалением подумав о том, что в её комнате не было вина, которое не мешало бы плеснуть Торну для храбрости и затуманивания рассудка, она, смазав края раны обеззараживающей мазью из целебных трав, приступила к операции.
Вот, зажми между зубами, протянула она ему специальную палочку.
Торн подчинился молча.
Он мужественно вытерпел операцию. Впрочем, насколько могла, Гаитэ постаралась обезболить процесс, но её силы тоже не бесконечны. Она человек, а не волшебный дух.
Очистив рану, она исцелила её настолько, насколько могла. Рубец оставался свежим и багровым, но кожа срослась достаточно для того, чтобы инфекция не возобновилась.
Вот и всё. Теперь постарайся уснуть, сказала она, помогая перебраться ослабевшему Торну со стула на кровать. Сон это то, в чём ты нуждаешься сейчас больше всего.
Торн казался ослабевшим, обессиленным. Пока Гаитэ прибиралась, он следил за ней взглядом. Поскольку кровать к комнате была одна, а усталость была свинцовой, она не стала церемониться и растянулась рядом. Благо, размеры кровати позволяли им друг другу не мешать.
Какое-то время оба лежали молча. Гаитэ уже начала проваливаться в лёгкую дремоту, когда почувствовала прикосновение его пальцев в своим. Повернув голову, натолкнулась на его взгляд, на этот раз мягкий, словно обволакивающий.
Моргнула, борясь со сном.
Возможно, нам лучше забыть о вражде? протянул Торн.
Ты себя и меня имеешь в виду? Или себя и брата? уточнила Гаитэ. Между мной и тобой никогда не было вражды.
Нам стоит начать всё сначала? Я твой мужчина. И я готов душой и телом защищать наш союз. Только скажи ты меня ещё любишь?
Возможно, Гаитэ поступила неправильно. Возможно, ей следовало повременить с ответом или проявить чуть больше храбрости, но ей не хватило силы духа, чтобы промолчать или уклониться. Подобный ответ был бы равносильно отказу. И второго шанса на примирения у них могло и не быть.
Её тяга к Сезару, её влечение; то чувство взаимопонимания, которое она испытывала, слушая его, действуя рядом с ним; то восхищение, которое он порой вызывал в ней, сменяющееся ужасом перед беспощадностью и быстротой его действий они неправильны и невозможны. В любом случае, она связана с Торном и в определённом смысле уже принадлежит ему. Так какой смысл колебаться?
Она ответила: «Да».
И это было правильно. Единственным верным решением. И вспыхнувший свет в медовых глазах лишь укрепил её уверенность в этом.
Его напряжённое лицо, глаза, окружённые тёмными тенями, мокрые от испарины волосы словно запечатлелись на сетчатке глаза.
Так же, как сказанные слова запечатлелись в её памяти:
Если ты захочешь отнять у меня свою любовь это равносильно тому, что мой отец прикажет оставить мне мой меч, моё положение, моё достоинство не знаю, каким образом, но тебе удалось проникнуть в моё сердце. Если ты решишь его у меня забрать, что мне останется?
Притихнув, боясь пошевелиться, Гаитэ вслушивалась в непривычной тихий, едва различимый голос.
Когда Торн резко приподнялся на подушках, облокачиваясь на правую руку, она едва удержалась от испуганного вскрика, заметив зажатый в левой руке стилет.
Глаза её испуганно распахнулись, когда Торн навис над ней, зажимая острый кинжал в руке, а затем, развернув его, приставил острие к собственному горлу.
Заберёшь свою любовь забери так же и мою жизнь. Она всё равно принадлежит тебе. Ббез тебя я был бы приговорён к смерти уже дважды.
Торн, хватит! Ты пугаешь меня!
Гаитэ боялась шевельнуться, чтобы не спровоцировать ещё какую-нибудь дикую выходку с его стороны.
Прекрати, пожалуйста! взмолилась она. Я всё уже сказала. Между мной и Сезаром не было ничего, кроме общего дела. Не было и быть не могло! Я люблю тебя и буду принадлежать тебе одному. А сейчас, прошу, умоляю, дай нам обоим необходимую передышку. Иначе у меня просто начнётся истерика, честное слово.
Она мягко отвела его руку, зажимающую кинжал в сторону. Торн позволил ей разжать себе пальца и убрать нож.
А сейчас, ложись спать, потянула она его на подушки.
Покорно, словно ребёнок, он опустился на место. Лёгкая дрожь ещё продолжала сотрясать его тело.
Гаитэ заботливо, словно мать, укутала широкие плечи пледом и прилегла рядом.
Ей очень хотелось плакать. Но такой роскоши она позволить себе не могла.
Так и уснули, держать за руки и глядя в потолок, думая каждый о своём.
Глава 27
Гаитэ надеялась, что, когда проснётся, Торна рядом уже не будет. Ей необходимо было побыть в одиночестве, отдохнуть от всех треволнений, как следует всё взвесить. И, хотя сама для себя она считала решение принятым и на попятный идти не собиралась, всё же ей требовалась пауза, чтобы привыкнуть к принятому решению.
Уже то, что она колебалась, являлось сигналом увы, не всё так просто и однозначно.
Но почему?! Она ведь никогда не была легкомысленной, ветреной женщиной; не была склонна к тому, чтобы избегать ответственности или решений. Если рассмотреть ситуацию бесстрастно, разве был у неё повод для колебания? Разве между ней или Сезаром шла речь да вообще хоть о чём-то шла речь? Нет! Так откуда это чёртово ощущение, что она должна выбирать? Не должна. Да и не из чего.
Всё так, если придерживаться фактов и голоса разума. Но шестым чувством, более глубоким, чем доводы рассудка, Гаитэ знала, что не обманывается между ней и Сезаром было неуловимое для других созвучие, которое трудно объяснить, если не пережил когда-то нечто подобное сам.
Торн Гаитэ нравился. Ещё совсем недавно она считала, что любит его. Он не был безразличен и сейчас, и всё же всё же, если бы она могла выбирать без оглядки на обстоятельства и чувства других людей, долг перед страной, герцогами и духи знают, чем ещё она бы выбрала Сезара.
Но так нельзя. Жить по зову сердца было бы прекрасно, но в мире никто не свободен, и она не исключение. Счастлив тот, кто может дать волю чувствам, но таких в мире единицы. Слишком часто выбор стоит ребром: своё счастье оплатить чужой бедой и слезами. Кому-то цена кажется пустячной, кому-то непомерной.
В случае с Торном Гаитэ понимала, что его чувства к ней искренни и горячи, но не глубоки. Как у капризного ребёнка, тянущегося за новой игрушкой в намерении получить её любой ценой. А то, что игрушка была нужна кому-то ещё, кроме него самого, лишь укрепляло его упрямство и решимость. Но стоило поддаться слабости и обострения конфликта между братьями не избежать. С учетом всего, это может обернуться катастрофой как личной, так и куда большего масштаба.
С братьев Фальконэ, страстных, безоглядных, станется схлестнуться из-за неё всерьёз, на самых высоких ставках. И учитывая характер обоих, у Сезара куда больше шансов выйти победителем.
Дай Гаитэ ему хоть малейшую надежду он не остановится не перед чем.
Сердце Гаитэ замирало и волновалось при одной мысли о том, что даже смерть Торна вряд ли остановит Сезара. Это как решит разом все его проблемы; откроет доступ к тому, что столь желанно для его сердца к любимой женщине и к власти.
Гаитэ не знала откуда и почему, но уверенность в том, что подобные мысли не только бродят, но и укрепляются в голове Сезара, не оставляла её.
Они не были с Сезаром похожи ни в чём: ни характером, ни склонностями, ни убеждениями, но она отчего-то чувствовала его душевные порывы так, словно слышала обрывки мыслей.
«Если Торна не станет И если подозрения не падут на него самого».
Гаитэ испуганно села, рассеивая остатки сна или как ещё назвать то странное полузабытьё, в котором она прибывала?