Народу много, это хорошо, тихонько сказал он.
Некоторые еще подходят, ответила она, косясь на входную дверь. А что-то Доминики нет. Не смогла прийти?
Доминика больше не придет, сказал Лоран, разглядывая плавающий в стакане кусочек корицы.
Извините, Лоран. Похоже, я лезу не в свое дело
Ничего страшного, Мариза. Он взял ее за руку. У меня теперь другая Только произнеся эти слова, он вдруг сообразил, что сам не понимает, зачем их сказал.
Пишье с улыбкой выслушивал комплименты своей почитательницы Франсуазы и отвечал на привычные вопросы. Как у вас родился замысел книги? Как долго вы над ней работали? Наверное, вы изучили гору документов? Он уже заканчивал выводить: «Моей читательнице Франсуазе» когда она задала следующий неизбежный вопрос. «Вы сейчас работаете над новым романом?» «Да, работаю», лаконично ответил Пишье.
Два с половиной месяца назад он действительно начал разрабатывать сюжет, который в кругу близких именовал «дерьмовым» и о котором поостерегся говорить своему издателю. Он сочинял историю молоденькой служанки, жившей в начале 1900-х. Роман задумывался как обширная панорама, показывающая одновременно мир сельской Франции и высших кругов парижской буржуазии. Чистота чувств против развращенности нравов. Но он застрял на сороковой странице. Мари та самая молоденькая служанка вступает в связь с подручным мясника, парнем грубоватым, но романтичным; в нее влюбляется сын хозяев, робкий эстет, коллекционирующий жесткокрылых насекомых. Иногда на Пишье накатывало нечто вроде наваждения, и он говорил себе, что произведет на свет монстра, став первым, кому удастся вывести гибрид Гюисманса и Марка Леви. Порой его одолевало горячее желание отдать свою героиню в лапы живодера с Центрального рынка. Что касается юного идеалиста из хорошей семьи, то ему самое место было среди траппистов[4]. Все чаще случалось, что, выдавив из себя три строчки, он на целый день зависал в Сети, по большей части изучая сайт eBay в поисках вещей, которые никто почему-то не спешил продавать. Тогда он (по обыкновению своих собратьев по перу) вбивал в строку поиска свои имя, фамилию и название одного из романов и изучал отзывы блогеров и посетителей литературных сайтов, радуясь положительным и негодуя против нейтральных, оканчивающихся оскорбительным выводом: «Проходной роман, можно читать, а можно и нет». Иногда, воспользовавшись псевдонимом, он сам сочинял на Amazon.com и Fnac.com хвалебные рецензии, превознося невероятный талант Фредерика Пишье. Так, недавно он под ником Mitsi разместил на ресурсе Babelio.com статейку под названием «Следующий Гонкур Фредерику Пишье?». Как у большинства писателей, у Пишье была и другая профессия. Он преподавал французский язык старшеклассникам в пригородном лицее имени Пабло Неруды, расположенном по соседству с детским садом имени Робеспьера. После двадцати одного года учительства он начал чувствовать усталость. Нервное истощение, что вы хотите. Посоветовавшись с издателем и родными, Пишье взял годовой отпуск, чтобы целиком посвятить себя литературному труду. Теперь, когда он дни напролет сидел дома, пытаясь работать над текстом, он уже жалел о принятом решении, лишившем его общества учеников. Непоседливые, хитрые, изворотливые, порой до умопомрачения темные в смысле культуры, они, как он понял только сейчас, сидя перед монитором, наполняли его дни жизнью. Их представления о литературе зачастую лишали его дара речи. Маркиза де Мертей была, по их мнению, «щучкой», а Вальмон «крутым чуваком». В тот месяц, когда они проходили роман, он разделил его на части на манер телесериала и задавал на дом прочитать «первый сезон», «второй сезон» и так далее. Название «Опасные связи» понравилось им сразу. Оно звучало современно, с сексуальным подтекстом, и вызывало любопытство. Как ни странно, но мысль автора XVIII века они поняли в целом правильно, хоть и по-своему. Что касается «Мадам Бовари», то большинство мальчиков считали героиню романа «занудой», склонной «заморачиваться из-за всякой фигни». Девочки понимали переживания Эммы гораздо лучше. Зато трудные шахтерские будни персонажей «Жерминаля» все без исключения воспринимали как чистой воды фантастику. Последние строки «Любви Свана»: «Подумать только: я попусту расточил лучшие годы моей жизни, желал даже смерти, сходил с ума от любви к женщине, которая мне не нравилась, которая была не в моем вкусе!»[5] вызывали больше интереса. Кое-кто из мальчиков даже находил сетованиям Пруста подтверждение, почерпнутое из личного опыта любовной драмы. «Герой конкретно запал на телку, которая ему не подходила. Под конец до него доперло, и он начал размышлять о себе и о жизни ваще», написал в сочинении почти отличник Хуго (четырнадцать баллов из двадцати возможных). «Хорошее знание текста, отметил учитель, но глубина анализа недостаточна. Хуго, обратите внимание на правописание!» Несколько учеников, в основном девочек, прочитали «Небесную балку», а тихоня Джамиля даже попросила у него автограф. Ее вопросы о том, как пишутся книги, показались ему трогательными и вселили чувство оптимизма.
Автор ласково улыбался читателям и подписывал книгу за книгой, попутно один за другим опустошая стаканчики глинтвейна.
Все нормально? спросил Лоран, подходя к столу.
Все отлично, ответил Пишье.
Уже тридцать экземпляров продали, шепнул ему на ухо Лоран.
Пишье одобрительно кивнул и поздоровался с очередной читательницей:
Добрый вечер Натали!
Его губы тронула заговорщическая улыбка, а глаза уперлись в вырез ее платья.
Откуда вы знаете, как меня зовут? изумилась читательница.
На вас написано, прищурив глаза, ответил он.
Женщина машинально поднесла руку к горлу на шее у нее висела на цепочке позолоченная пластинка.
Вы понимаете иероглифическое письмо? с восхищением ахнула она.
Я ведь написал «Песчаные слезы», сказал Пишье, кладя руку на стопку книг. Роман, в котором действие происходит в Египте. Пока собирал материал, выучил.
Я сейчас, неожиданно бросил Лоран и, расталкивая локтями толпу читателей, побежал к дальней двери магазина, выходившей в подъезд жилой части дома. Он взлетел по ступенькам, открыл квартиру, включил свет, подошел к игральному столику, схватил брелок с ключами и уставился на пластинку, покрытую иероглифами. Только сейчас до него дошло: никакой это не брелок. Это кулон наподобие того, что носила читательница по имени Натали. Его просто прикрепили к кольцу для ключей. Он выскочил на площадку, хлопнув дверью, и помчался вниз.
Читательница попросила подписать две книги: «Песчаные слезы» для мужа и новую для нее. Пишье старательно выводил автограф, когда к нему подлетел Лоран. Тут вышла заминка. Читательница завела рассказ о старинном семейном анекдоте, случившемся с ее прабабушкой в 1914 году, история поразительным образом напоминала описанный в романе эпизод. Наконец она умолкла и распрощалась. Лоран слегка отпихнул двух других читателей, дожидавшихся своей очереди.
Можно вас на минутку? спросил он Пишье. Что тут написано?
И он положил на обложку одной из книг связку ключей. Пишье взял ее в руки и погрузился в изучение иероглифов.
Да пробормотал он. Да Лора Он повернул табличку другой стороной. Ва Ва Валадье.
Лора Валадье.
Молчание золото. Табличка с этими словами, собственноручно прибитая над входом в мастерские Альфредом Гардье (18781949), отныне наполнилась для Уильяма особым смыслом. Вот уже четвертые сутки Лора не приходила в сознание. Напрасно профессор Больё его успокаивал, объясняя, что проведенное накануне сканирование мозга не выявило патологии, столь долгая кома не сулила ничего хорошего. Он приподнял кончиком ножа листок, перенес его на подушечку телячьей кожи и легонько подул. Листок лег ровным прямоугольником. Он разрезал его на две части, провел по щеке собольей кисточкой и ловким жестом подхватил половинку листка под действием статического электричества тот скользнул на влажный слой болюсной грунтовки, наложенной на деревянную поверхность. Уильям придавил листок запястьем. Листок сусального золота в одно мгновение облепил все выпуклости и заполнил все трещинки грунтовки, присоединившись к другим семидесяти пяти листкам, уже наложенным за утро. Еще два таких же, и работа по реставрации трюмо с гербом графа Ривая будет почти закончена. Останется отполировать поверхность агатом, чтобы золото чуть потускнело и приобрело старинный вид.
Вот уже четыре дня место Лоры в мастерской пустовало. В четверг утром, когда она не пришла на работу, он сразу понял: что-то случилось. В одиннадцать утра он отправил ей эсэмэску. В полдень еще одну. В час дня он позвонил ей на домашний телефон. Вернувшись с обеда, за которым он и остальные сотрудники мастерской Агата, Пьер, Франсуа, Жанна и Амандина ломали голову, куда могла подеваться Лора, Уильям договорился с Себастьеном Гардье (четвертое поколение владельцев мастерской), что съездит к ней домой. «Это Уильям. Я ушел с работы пораньше. Сейчас заеду к себе, возьму Бельфегоровы ключи и приеду к тебе», такое сообщение он отправил ей на мобильный. Бельфегоровыми они называли второй комплект ключей от ее квартиры Уильям пользовался ими, чтобы покормить кота в те редкие дни, когда Лора куда-нибудь уезжала.
Дважды надавив на кнопку звонка и не дождавшись ответа, он решился. Чуть приоткрыл дверь, и в образовавшуюся щель на лестничную площадку проскользнул, как обычно, кот. Посмотрев на Уильяма, кот выгнул спину, прижал уши и боком двинулся вокруг него. «Он всегда так делает, когда чего-то боится. Это поза агрессии». Уильяму вспомнились эти слова Лоры. Но если кот испуган, значит, что-то произошло. «Лора! крикнул Уильям. Ты здесь?» Не успел он сделать и шагу, как его охватило отчетливое ощущение дежавю. Перед глазами встала другая сцена. Ему вспомнился тот день, когда он вот так же, воспользовавшись дубликатом ключей, вошел к своей бабушке, не открывшей дверь на его звонок. В тот день десятилетней давности он так же окликнул ее, спеша убедиться, что она дома, и так же не дождался ответа. Он открывал дверь за дверью везде было пусто, пока не добрался до кухни. Там он ее и нашел. Она лежала на полу, головой на плиточном полу. Без признаков жизни.
И он положил на обложку одной из книг связку ключей. Пишье взял ее в руки и погрузился в изучение иероглифов.