У меня дома такая же фотография, сказал Уильям. Это несколько лет назад было. Мы лиру Аполлону делали. Каждый по половине.
Рядом висел еще один снимок, поменьше. На нем Лора и еще пять ее товарищей стояли на крыше Версальского замка, держа в высоко поднятых руках свои инструменты. На ней были темные очки. И снова позолота. Лоран начал догадываться. Ключи, исторические здания, Сенат, который упомянул Уильям. Объединяющим элементом служило золото.
Она перестала носить кулон с иероглифами, заметил Лоран.
Переделала его в брелок, подтвердил Уильям и глотнул мартини. Это подарок. Одного мецената мы тогда в Египте работали, давно, лет восемь назад, если не десять. Он каждому из нас такой подарил с именем и фамилией. Только я свой потерял. Мы с ней столько стран объездили! Она меня всему научила. Лучшей золотильщицы, чем Лора, в мире нет.
Лора тихо произнес Лоран.
Послушайте Голос Уильяма вывел его из задумчивости. Мне жутко неудобно, но Понимаете, я должен на три дня уехать в Берлин, это по работе. Вы не могли бы это время приезжать кормить Бельфегора?
Лора тихо произнес Лоран.
Послушайте Голос Уильяма вывел его из задумчивости. Мне жутко неудобно, но Понимаете, я должен на три дня уехать в Берлин, это по работе. Вы не могли бы это время приезжать кормить Бельфегора?
Стараться найти женщину, чтобы вернуть ей украденную сумку, это одно. Проникнуть к ней в дом в ее отсутствие и гладить ее кота совсем другое. Вечером следующего дня он открыл дверь квартиры дубликатом ключей, врученных ему Уильямом, мог бы и не вручать, у него же были Лорины. Лоран прошел на кухню, насыпал коту крокетов и плеснул себе в стакан «Джека Дэниэлса». Первый же глоток пахнущего дымком виски согрел его и помог сбросить напряжение. Он вернулся в гостиную и внимательно осмотрелся. Его не покидало ощущение, что он живет в этой квартире, но как бы незаконно, вернее, и живет, и не живет. Бывают такие места, в которых чувствуешь себя как-то странно, как будто грезишь наяву. Ему казалось, что где-то неподалеку существует другой Лоран и он в эту самую минуту находится у себя дома, в квартире над книжным магазином, занимается привычными делами: отвечает на электронную почту, готовит ужин, садится читать новый роман.
Гостиная Лоры напоминала уютный кокон. Стоял удобный глубокий диван, полы покрывал ковер, комната освещалась несколькими неяркими лампами. Возле окна располагался фикус, протянувший листья к самому камину. Бельфегор узнал вчерашнего гостя. Слопав миску утиных крокетов, он бесцеремонно запрыгнул Лорану на колени, не давая тому встать с дивана. Если кот вас признаёт, это что-нибудь да значит. Лоран в этом разбирался. Кот его дочери Путин никогда не шел ни к кому на руки, в лучшем случае садился напротив вас и смотрел пронизывающим взглядом, наверное, перенятым у своего кремлевского тезки.
До того как Бельфегор почтил его своим доверием, Лоран успел обойти гостиную. Его снова охватило чувство, что он, по выражению Саши Гитри, «читает чужое письмо», причем это чувство проявлялось даже отчетливее, чем в тот раз, когда он открывал сумку. Квартира сама походила на огромную сумку с тысячей кармашков, в каждом из которых хранилась частичка жизни ее хозяйки. Лоран со стаканом бурбона в руке рассматривал предмет за предметом, каждую картину, каждую фотографию. Вдоль одной стены протянулся книжный стеллаж; значительную часть его полок занимали книги по искусству и недавно вышедшие, и старые: видно было, что их собирали годами. Архитектура, живопись, искусство золочения само собой, плюс каталоги аукционов. На одной из полок стояли в ряд поэтические сборники Софи Калль, в том числе его любимая «Венецианская слежка». В 1980 году писательница, поддавшись порыву, предприняла странный эксперимент. Она выбирала на улице какого-нибудь мужчину все равно какого и шла за ним, о чем он, разумеется, не подозревал. Из этих вылазок она возвращалась с запасом черно-белых фотографий, сделанных со спины в самых разных местах. На них были запечатлены незнакомые мужчины, которых она наподобие частного сыщика «пасла», порой по несколько часов. Однажды, едва она успела выбрать мишень, как ее добыча ускользнула, растворившись в толпе. Но в тот же вечер друзья, с которыми она ужинала в городе, познакомили ее с этим самым мужчиной. Он сказал, что скоро уезжает в Венецию. Софи Калль решила, что поедет за ним тайком и продолжит слежку на узких венецианских улочках. Из этой экспедиции она привезла 500 черно-белых фотографий и 79-страничный путевой дневник, послесловие к которому написал Жан Бодрийяр. Слежку пришлось прекратить, когда мужчина оглянулся, увидел Софи и заговорил с ней. Вернее сказать, не совсем прекратить, потому что она ухитрилась приехать на вокзал в Париже за несколько минут до него и сделать последний снимок. Но Софи почувствовала, что в момент встречи охотничий азарт и магия преследования испарились без следа. Возвращение к реальности знаменовало конец истории.
У Лоры было первоиздание книги редкий и довольно дорогой экземпляр. На соседней полке стояли романы. В том числе те, что принадлежали перу Модиано, и в бумажных обложках, и в твердых переплетах. Лоран на всякий случай вытянул пару книжек и убедился, что никаких дарственных надписей ни на одном из томов нет. Еще в библиотеке были детективы английские, шведские, исландские. Еще книги Амели Нотомб, несколько романов Стендаля, два Уэльбека, три Эшноза, два Шардонна, четыре Стефана Цвейга, пять Марселя Эме, полное собрание Аполлинера, старинного вида «Надя» Бретона, карманное издание «Государя» Макиавелли, четыре Леклезио, дюжина Сименона, три Мураками, комиксы Хиро Танигучи. Книги были расставлены в произвольном порядке. «Стихотворения» Жана Кокто соседствовали с «Сагой» Тонино Бенаквисты и «Ванной комнатой» Жан-Филиппа Туссена, в свою очередь притулившейся рядом с толстым томом в коричневом кожаном переплете, на корешке которого красовались золоченые подковы. Лоран достал том с полки.
Это оказался фотоальбом с золотым обрезом, изданный на толстой глянцевой бумаге, такое впечатление, что не меньше ста лет назад. Первые снимки относились к 1920-м годам, на них были запечатлены мужчины с тонкими усиками и дамы, причесанные и одетые по моде того времени. Под одной из фотографий карандашом было написано: «Дядя Эдгар и тетя Флоранс, семейное Рождество, 1937». С каждой страницей Лоран постепенно приближался к современности. На снимке 1970-х он увидел девочку с очень светлыми глазами. Она смотрела в объектив, держа в руках плюшевого лисенка; рядом с ней стоял сиамский котенок. Над верхней губой у девочки была родинка. «Лора с маленьким Сарбаканом и Лисиком». А вот Лора с родителями, Лора-подросток, Лора на каникулах с сестрой Бенедиктой. Лоран понимал, что не имеет права листать этот альбом, но желание вновь и вновь находить на фотографиях уже знакомое лицо оказалось сильнее. Он уже собирался его захлопнуть, когда на последней странице наткнулся на газетную вырезку 2007 года. Дальше не было ничего. Газета поместила снимок, на котором рядом стояли двое: коротко стриженный улыбающийся мужчина и афганский лидер Ахмад-шах Масуд. «Военный корреспондент Ксавье Валадье (19622007) наш товарищ и собрат, 7 декабря погиб в Ираке. Фотографии, сделанные Ксавье Валадье, обошли газеты всего мира» Текст заканчивался словами: «Мы никогда не забудем тебя, Ксавье. От всей души соболезнуем твоим близким». Вот о ком говорил Уильям Лоран узнал лицо мужчины он видел его на фотографии, хранившейся в найденном в сумке конверте. Он поставил альбом на место и направился в соседнюю комнату.
В кабинете было темно, и Лоран нажал на выключатель. Висящая над книжной полкой лампа дневного света помигала и загорелась. Полок здесь оказалось множество. На них теснились DVD-диски и даже старые видеокассеты. На полу стоял большой телевизор с плоским экраном; на камине лазерный проигрыватель и еще один, для пластинок. Опять же на полу обнаружились стопки CD-дисков и древних винилов. И снова никакого порядка, все вперемешку: классика, рок, попса Дэвид Боуи и Рубинштейн, группа Radiohead и Девендра Банхарт, Гленн Гульд и Перлман Над камином большое зеркало в золоченой раме и засунутые за нее открытки со всего мира. Лоран не прикоснулся ни к одной. На письменном столе компьютер, клавиатура, ручки, блокноты Коллекция игральных костей штук двадцать кубиков, каждый поставлен шестеркой вверх. «Бросок костей никогда не исключает случайность»[6] пробормотал Лоран и вздрогнул: у него под ногами скользнула серая тень. Кот. Он запрыгнул в черное кожаное кресло, а с него на стол, повернулся к Лорану, уставившись ему прямо в глаза, после чего обратил взор на игральные кости. Лапой смахнул на пол два кубика, еще раз посмотрел на Лорана и вслед за первыми двумя отправил на пол остальные.
Эй, прекрати, ты что делаешь? сказал Лоран и нагнулся поднять кубики.
Но не успевал он поставить один на стол, как кот немедленно смахивал его на пол лапой.
Да что такое? возмутился Лоран. Не буду я с тобой играть!
Взяв кота на руки, он вынес его из кабинета, закрыл за собой дверь и только тогда выпустил. Кот двинулся в спальню, словно приглашая Лорана последовать за ним. Своей белизной комната резко контрастировала с остальной частью квартиры и в неярком рассеянном свете напоминала и́глу. Старый шкаф, на стене фотография красного неба. На батарее сидел потрепанный плюшевый лисенок по всей вероятности, тот самый Лисик из фотоальбома. Кот вспрыгнул на кровать, всей повадкой демонстрируя, что это и его кровать тоже и он имеет право валяться на ней когда пожелает, и свернулся клубком. Потом они вместе заглянули в ванную, стены которой были выложены мелкой черно-золотой плиткой. На полках стояли десятки флаконов и тюбиков с кремами, шампунями и прочей косметикой. Лоран взял в руки Pschitt magique микропилинг нового поколения без абразивных частиц активного биологического воздействия («Обновление кожи ровно за 20 секунд»), потянулся к черному флакону «Хабаниты» и понюхал распылитель. Из созерцания святая святых чужой жизни его вывел звонок мобильника, заставивший кота пулей умчаться в гостиную.
Твоя дочь утверждает, что ты шпигуешь луковицу пятью гвоздиками, а я считаю, что достаточно трех, и Бернар думает так же. Имей в виду, дело серьезное, тут уже до драки недалеко, язвительно произнесла Клер. Так что, пять гвоздик брать, или как?
Твоя дочь утверждает, что ты шпигуешь луковицу пятью гвоздиками, а я считаю, что достаточно трех, и Бернар думает так же. Имей в виду, дело серьезное, тут уже до драки недалеко, язвительно произнесла Клер. Так что, пять гвоздик брать, или как?
Дай мне ее, спокойно ответил Лоран. Хлоя? Нужно четыре гвоздики. И услышал ликующий голос дочери: «А я что говорила? Пять штук!» Хлоя, я сказал: четыре.
Терпеть не могу признаваться в ошибках, тихо, чтобы остальные не услышали, шепнула она.
Лоран прикрыл глаза и вздохнул.
Хлоя? Я сейчас у Лоры.
Ой, подожди, я подальше отойду, а то они тут орут. Ты сейчас с ней?
Нет, я тебе потом все объясню. Я кормлю ее кота.