Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения - Стивен Фрай 36 стр.

Девушки охнули и захлопали в ладоши.

 Ну вот,  сказала Медея, вручая им сверток с травами.  Теперь вы попробуйте. Не забудьте только руками вот так  Она повторила таинственные пассы, которые делала над котлом.

Девушки поспешили в покои к Пелию, где тот дремал после обеда. С воплями радости и воодушевления они перерезали отцу горло и покрошили его. Отнесли окровавленные куски его плоти к котлу, бросили их туда, приправили травами и проделали магические пассы руками. Затаив дыхание, ждали, когда омоложенный Пелий выпрыгнет из котла, но тот отчего-то не выпрыгнул.

Когда они, рыдая, пришли к брату своему Акасту и рассказали ему, чтó натворили, он тут же понял: девчонок обдурили.

 Она дала вам не те травы, дуры вы![213]

Акаст устроил отцу не только роскошное погребение, но и погребальные игры. Им предстояло сделаться самыми знаменитыми из всех тогдашних, за исключением лишь тех, что проводились на одно поколение позже их устроил Ахилл в память о своем возлюбленном друге ПАТРОКЛе, убитом ГЕКТОРОМ у стен Трои.

Акаст был человеком куда более приятным, чем его отец, и когда возложил вину за смерть Пелия поровну на Ясона и Медею, народ Иолка ему поверил. Из любимца и героя Ясон в мгновение ока превратился в ненавистного преступника. Пока не искупит убийство родственника Пелий был, в конце концов, его дядей[214], ему и оставаться-то в Иолке нельзя, не то что требовать себе трон.

И вот так Медея с Ясоном сбежали, оставив Акаста царствовать. Команда «Арго» распалась, все разошлись по домам, к своим жизням и дальнейшим приключениям. Многим предстояло встретиться вновь на Калидонской охоте на вепря. Между тем стоит ненадолго оставить Ясона и Медею и рассказать историю Анкея, человека, принявшего на себя обязанности кормчего на «Арго» после гибели Тифия.

Когда «Арго» пришел в Иолк, Анкей отправился к своему родному острову Самосу, на север от Патмоса. Перед тем как примкнуть к аргонавтам, он высадил виноградник в надежде, что, когда вернется из похода, виноград уже начнет плодоносить[215]. Самосский провидец сказал Анкею, что на Самос тот вернется совершенно точно в целости и сохранности, а вот вино со своего виноградника не попробует никогда. Вернувшись, Анкей, к своей радости, увидел, что виноград превосходно поспел и из него приготовили вино. Призвал он провидца и поднес чашу вина к губам.

Когда «Арго» пришел в Иолк, Анкей отправился к своему родному острову Самосу, на север от Патмоса. Перед тем как примкнуть к аргонавтам, он высадил виноградник в надежде, что, когда вернется из похода, виноград уже начнет плодоносить[215]. Самосский провидец сказал Анкею, что на Самос тот вернется совершенно точно в целости и сохранности, а вот вино со своего виноградника не попробует никогда. Вернувшись, Анкей, к своей радости, увидел, что виноград превосходно поспел и из него приготовили вино. Призвал он провидца и поднес чашу вина к губам.

 Вот и все с твоим ложным пророчеством,  сказал он, помахивая чашей перед носом прорицателя.  Надо бы уволить тебя за несостоятельность.

 Не так-то близок кубок от губок,  молвил провидец[216].

Только собрался Анкей отпить из чаши, как снаружи донесся шум. Виноградник крушил дикий вепрь. Анкей поставил чашу и выбежал оценить ущерб. Вепрь бросился на Анкея, вскинул его на клыки и насмерть изодрал.

Провидец, полностью осознавая, что сформулировал новую поговорку, которую будут повторять многие поколения, взял чашу и выпил до дна.

Позднее Артемида отправила вепря в Калидон об этом мы узнаем из рассказа о приключениях Аталанты.

Медея восстает

История Ясона и Медеи далее продолжается в Коринфе, где они нашли пристанище от гнева Акаста и жителей Иолка[217].

Царь КРЕОНТ[218] предложил им пристанище, и вскоре они уютно обустроили себе жизнь в царском дворце. Медея родила Ясону троих сыновей[219], и все было хорошо, пока Ясон не положил глаз на дочку Креонта КРЕУСУ.

Стрела Эрота, попав в Медею, никогда еще не пронзала сердце, готовое к более самозабвенному служению. Любовь Медеи к Ясону была животной, одержимой и устрашающе пылкой. Ее ярость, когда открылось ей предательство Ясона, оказалась совершенно вулканической.

Она поклялась отомстить, однако ей хватило внутренней силы скрыть свое бешенство, боль и необратимые намерения.

 Может ли это быть правдой,  спросила она у Ясона,  что ты решил оставить меня?

 Это политическое,  ответил он.  Если женюсь на родне Креонта, наши дети в один прекрасный день смогут править и Коринфом, и Иолком. Ты же, конечно, понимаешь, до чего это ценно?

 После всего, что я для тебя сделала?  Медея старалась не повышать голос.  Кто помог тебе победить огнедышащих быков и великого змея в роще Ареса? Кто одолел Талоса Критского

 Да-да-да. Но это все Афродита, если вдуматься. Идмон мне объяснил перед смертью. Афродита наслала Эрота, чтобы ты в меня влюбилась. По приказу моей заступницы Геры. Это все на самом деле она, она помогла мне. Ты была попросту ее орудием.

Попросту. Ее. Орудием. В грядущие дни Медея еще повторит эти слова много-много раз. Но сейчас из уст ее прозвучало вот что:

 Ну конечно, любовь моя. Ты прав. Я знаю. И я счастлива за тебя и за Креусу, и за ее семью. И чтобы доказать это, я пошлю ей самый изысканный свадебный подарок, какой только смогу добыть.

 Ты ангел.  Ясон расцеловал ее в обе щеки.  Я знал, что ты все поймешь.

Игриво шлепнув ее по заду, он вышел из комнаты.

Мужчины! Беда не в том, что они недоразвиты, неотесанны, поверхностны и черствы, хотя, рискну заметить, многие именно таковы. Мужчины, будь они неладны, слепы. Невероятно тупы. Во всяком случае, мужчины в мифах и художественной литературе. В жизни мы, разумеется, проницательны, сообразительны и безупречны.

Креуса получила свадебный подарок золотой венец из листьев и роскошно вышитую и надушенную тунику,  оба предмета Медея пропитала смертоносным ядом. Креусе не терпелось примерить все это перед зеркалом из полированной бронзы. В считаные минуты яд прожег ей кожу и попал в кровь. На вопли боли примчался Креонт, ее отец, и дочка принялась умирать у него на руках, стеная и плача. Но царь, попытавшись уложить ее тело на пол, обнаружил, что ядовитая туника прилипла к нему, и тоже умер в муках.

Далее Медея изготовилась убить своих сыновей[220].

Может показаться, что деяние, задуманное Медеей,  едва ли не самое ужасное в списке ее чудовищных преступлений, однако в «Медее» Еврипид влагает в ее уста великолепную речь, где она размышляет, осуществлять ли замысел. Эта речь один из величайших монологов в мировой драматургии. Благодаря ему Медее можно посочувствовать как трагической и совершенно человечной драматической героине[221].

Мучается она, размышляя о детоубийстве. Поначалу решает, что не осмелится на такое и вообще нельзя этому случиться. А затем представляет себе судьбу этих детей, если замысел не осуществить. Жизнь у них отнимут куда менее милосердные руки.

Медея

Поражающий воображение театральный эффект: Медея появляется над сценой в колеснице, запряженной драконами, присланной ее дедом Гелиосом, богом Солнца. Тела детей при Медее: она опасается, что, если оставить их в Коринфе, их не погребут достойно. Ясон, которому сообщили, что стряслось с его сыновьями, взывает к ней. Великолепен их обмен обвинениями и проклятьями. Последняя мольба Ясона отклика не находит.

Ясон

Медея

(Улетает к Афинам)

В Афинах мы с Медеей еще встретимся[224].

Раздавленный Ясон продолжил жить в Коринфе, пока его старый друг, аргонавт Пелей, брат Теламона, не уговорил его вернуться в Иолк и сбросить Акаста. Это им удалось, и Ясон наконец стал царем. Впрочем, правил он недолго. Однажды заснул он вечером под кормой любимого «Арго», на него упала прогнившая, плохо закрепленная балка и убила его наповал.

Вырезная фигура на носу пробормотала:

 Предупреждала я его, когда Толкучие скалы попортили корму. «Хорошенько чини афластон,  сказала я.  Хорошенько чини, а не то придет день тебе горько жалеть». Вот же смертные, хоть кол на голове теши.

Аталанта

Рожденная неукротимой

Многие греческие герои были отпрысками-полукровками людей, мелких божеств, полубогов и даже настоящих олимпийцев. Кое-кто уродился с проклятием провидцев и потому оказался брошен на произвол судьбы и воспитан приемными родителями иногда и животными. Очень и очень многие считали свое божественное происхождение проклятием. Их героизм, вероятно, происходил от их способности выдерживать сокрушительное давление судьбы благодаря смеси человеческого и божественного. Да наверняка. Вот откуда весь героизм. Я употребляю слово «герой» свободным от всякой гендерной окрашенности. Геро довольно распространенное женское имя в Древнем мире[225], и, надеюсь, все согласятся, что разделение на героев и героинь и неуклюже, и не необходимо.

Великий герой Аталанта родословную имела царственную донельзя: мать КЛИМЕНА из царского клана МИНИЯ[226], отец либо ИАСИЙ, либо СХЕНЕЙ, в зависимости от того, какому источнику вы больше верите Овидию или Аполлодору. Как бы ни звали его, был он царем Аркадии и таким правителем, какому наследница была без надобности. Первенец Климены оказался девочкой, и царь велел унести ребенка из дворца и оставить в горах на произвол судьбы. Как нам еще предстоит убедиться, он был не первым и не последним царственным отцом, обрекавшим свое дитя на такое.

Ребенка оставили в высокой расщелине на горе Парфений, где девочке предстояло неминуемо погибнуть. И действительно: всего через полчаса после того, как дворцовый страж положил ее на землю, приковылял медведь, привлеченный плачем, а может, незнакомым человечьим запахом. Удача повернулась к младенцу, а может, то был МОРОС, глубинная судьба, какая определяет все,  то оказалась медведица, да к тому же медведица, у которой за сутки перед этим волки отняли новорожденного медвежонка. Материнский инстинкт все еще правил ею, а потому она не съела младенца, а, наоборот, накормила.