Эдип
Оракул говорит
Греки считали, что первым в мире городом-государством, или полисом, стали беотийские Фивы[242]. Семья героя-основателя Фив Кадма могла гордиться тем, что среди ее членов есть единственный олимпийский бог, у которого в венах течет смертная кровь. Семья эта славилась междоусобными династическими войнами, проклятиями и убийствами родственников, какие по катастрофическим бедам из поколения в поколение сопоставимы с теми, что достались Танталу и обреченному дому Атреев. Если не тушили детишек на жаркое, так жертвовали их, а те, кому удавалось достичь зрелости, если не кровосмесительствовали с родителями, так убивали их[243].
Библейски говоря, Кадм и ГАРМОНИЯ родили Семелу, та взорвалась и родила Диониса, сына от Зевса. Кадм и Гармония также родили Агаву, Автоною и Ино. Агава родила ПЕНФЕЯ, его порвали на кусочки три сестры, включая мамашу, на это его обрек бог Дионис в наказание за то, что эти женщины не отдали должное его матери, их сестре Семеле[244]. Ино, как мы уже узнали из предисловия к истории Ясона, родила Леарха и Меликерта, попыталась принести в жертву Фрикса и Геллу и в конце концов была превращена в Левкофею, белую богиню моря.
Помимо четырех дочерей Кадм и Гармония родили сына ПОЛИДОРА, тот родил ЛАБДАКА, тот, в свою очередь, ЛАЯ, а уж он будто вражды Ареса с Дионисом недостаточно, чтобы навлечь несчастья на дом Кадма, накликал новое проклятие[245].
Не вдаваясь в подробности чрезмерно: когда Лай был еще младенцем, его отца Лабдака свергли близнецы АМФИОН и ЗЕФ. Жизни Лая грозила опасность, и его вывезли из Фив приверженцы дома Кадма, чтобы однажды можно было восстановить царскую линию.
Лай вырос гостем при дворе царя ПЕЛОПА в Писе[246]. Судя по всему, он влюбился во внебрачного сына Пелопа ХРИСИППА, научил водить колесницу и забрал с собой на Немейские игры, где юнец участвовал в гонках.
Вместо того чтобы в целости и сохранности вернуть Хрисиппа Пелопу, Лай повез его с собой, подавшись после игр в Фивы заявлять свои права на трон. Хрисипп согласия на это похищение не давал, положения любовника на содержании стыдился и потому наложил на себя руки[247]. Когда эти вести достигли Пелопа, он проклял Лая и всю его наследную линию на веки вечные.
То ли из-за проклятия, то ли из-за вялости спермы, а может, по обеим причинам Лай занявший свое законное по праву рождения место на троне и женившийся на знатной фиванке по имени ИОКАСТА обнаружил, что все никак не может заделать ребенка. Не впервые отправляемся мы вместе с царем, не имеющим наследника, в Дельфы к оракулу за советом.
Сын Лая и Иокасты убьет своего отца.
Ну, такое не годится никогда. Пророчество, сообщившее Акрисию Аргосскому, что его убьет его же внук, было скверным, а уж это-то Акрисий и впрямь погиб от руки своего внука, героя Персея, пусть и по случайности, но Акрисий, сказал себе Лай, был глупцом. Он, Лай, найдет более надежный способ обдурить оракула, чем бросать младенца в деревянном сундуке в море. Он, Лай, отрубит гаденышу голову, и вся недолга. Тем не менее, может, все-таки безопаснее держаться подальше от брачного ложа.
Но Лай был мужчиной, вино вином, а Иокаста красавицей. Наутро после какого-то большого пира он едва помнил, что провел с ней пылкую ночь, но когда через девять месяцев она предъявила ему младенца, Лай начал понимать дилемму Акрисия. Убить собственного сына означало навлечь на себя месть богинь мести эриний. Сидел он на троне и щипал себя за бороду. Наконец послал за своим самым доверенным слугой Антимедом.
Забери этого ребенка и оставь на вершине горы Киферон.
Да, владыка.
И, Антимед, чтобы уж наверняка: прибей его к скале. Не хочу я, чтобы он уполз куда-нибудь, понял?
Антимед поклонился и выполнил приказ проткнул лодыжки младенца железными штырями и приковал их к шпеньку, который загнал глубоко в землю.
Вскоре на сцене появился пастух ФОРБАНТ, привлеченный громким плачем.
Ой батюшки, вскричал он, разбил камнем оковы и взял оравшего младенца на руки. Кто же смог вытворить этот ужас?
Ребенок плакал безутешно.
Тш-ш, кроха. Не оставить мне тебя при себе. Простые селяне так с детьми не обращаются. Только великие и могущественные способны на такую жестокость. Нет, не осмелюсь я быть при тебе.
Так вышло, что у Форбанта гостил друг из Коринфа, тоже пастух. Этот друг по имени Стратон с радостью забрал с собой найденыша.
В Коринфе Стратон поднес ребенка своим царю и царице, ПОЛИБУ и МЕРОПЕ. Эта бездетная монаршая пара усыновила мальчика и воспитала как своего сына. Из-за шрамов от оков, пригвождавших его к земле, его назвали Эдипом, что означает «распухшая нога».
Вот так Эдип рос себе вдали от Фив, совершенно не подозревая о своем истинном происхождении. Его жизнь, возможно, сложилась бы, как у привлекательного, умного и гордого царевича особенно столь избалованного любящими родителями, если б не неприязнь одного его собутыльника, вечно завидовавшего популярности Эдипа и его непринужденному высокомерию. Однажды вечером вид юных красоток, соревновавшихся за внимание Эдипа, вывел завистника из себя.
Вот так Эдип рос себе вдали от Фив, совершенно не подозревая о своем истинном происхождении. Его жизнь, возможно, сложилась бы, как у привлекательного, умного и гордого царевича особенно столь избалованного любящими родителями, если б не неприязнь одного его собутыльника, вечно завидовавшего популярности Эдипа и его непринужденному высокомерию. Однажды вечером вид юных красоток, соревновавшихся за внимание Эдипа, вывел завистника из себя.
Они липнут к тебе только потому, что считают тебя царевичем, ляпнул он в сильном подпитии.
Ну да, с улыбкой отозвался Эдип, я понимаю, это несправедливо, но так уж вышло, что я и есть царевич, и ничего тут не попишешь.
Тебе так кажется, да, подначил дружок Эдипа. Но нет.
В смысле?
Ты крестьянский сирота и ублюдок, вот и все.
Остальные пировавшие попытались его унять, но выпивка и злость взяли верх.
Царица Меропа всегда была бездетной, это всем известно. Бесплодной, как Ливийская пустыня. Тебя усыновили, приятель. Ты царевич не больше, чем я. А может, и меньше. Спроси своих так называемых родителей, откуда у тебя эти шрамы на ногах.
Все прочие бросились заглаживать:
Не слушай его, Эдип. Не знает, что несет. Сам видишь, какой он пьяный.
Но Эдип вполне отчетливо прочел страх в их глазах. После бессонной ночи он отправился к царю с царицей за опровержением.
Конечно, ты наш сын! С чего ты вдруг задумался об этом?
А шрамы у меня на лодыжках?
Ты рождался ножками вперед. Пришлось тащить тебя щипцами из моей утробы.
Полиб и Меропа очень возмутились и разгорячились, и Эдип поверил им. Почти поверил. Имелся один верный способ прояснить этот вопрос раз и навсегда. Эдип отправился к Дельфийскому оракулу.
Он не знал, чего ему ждать в ответ на простой и откровенный вопрос «Кто мои родители?», однако ответ получил не простой и не откровенный.
Эдип убьет своего отца и совокупится со своей матерью.
И больше ничего он от пифии добиться не смог. Как и всегда с оракулами, ответ на все дополнительные вопросы молчание.
Ошарашенный Эдип покинул Дельфы и побрел по дороге, ведшей прочь от Коринфа. Ему ни за что нельзя больше видеться с Полибом и Меропой. Слишком велик риск как-нибудь случайно причинить отцу вред. А что касается второй части пророчества от самой мысли об этом Эдипу делалось физически тошно. Он очень любил свою мать но не так же?
Одно было ясно: чем больше расстояние между ним и Коринфом, тем лучше.
На перекрестке трех дорог
Эдипу его скитания начали нравиться. Его, коринфского царевича, раньше привычно сопровождали повсюду дворецкие, оруженосцы и телохранители. Жизнь на дороге для него, свободного самостоятельного странника, оказалась неисчерпаемо интересной. Он с удовольствием отыскивал способы, как растянуть скромный запас монет в кошельке на подольше. Спал среди живых изгородей, в каждой деревне и в любом городке, где оказывался, предлагал свои услуги садовника, школьного учителя, музыканта, помощника пекаря или какие угодно еще, если требовалось. Руки у него были умелые, ноги шустрые, а ум несравненно живой. Арифметика, языки, учет, память на длинные поэтические строки все это давалось его неподражаемо подвижному соображению легко и быстро.
Однажды вечером в полях неподалеку от городка Давлиды Эдип оказался на перекрестке трех дорог. Пока стоял он и раздумывал, какой дорогой двинуться дальше, к перекрестку приблизилась богатая колесница. Управлял ею старик он встал с места и попытался согнать Эдипа с дороги.
Прочь, деревенщина! крикнул он и хлестнул кнутом.
Для гордого Эдипа такое было невыносимо. Он схватился за кнут и сдернул старика с колесницы. Четверо вооруженных мужчин спрыгнули с задка и с криками ринулись на Эдипа. Он отнял у одного меч, последовала драка, в которой трое полегли убитыми. Четвертый удрал. Эдип склонился к старику и обнаружил, что тот, упав, сломал себе шею.
Эдип засыпал четыре трупа землей и проводил их души в загробный мир. Распряг лошадей, хлопнул их по крупу, и они понеслись вдаль по дороге.
И вновь он задался вопросом, куда ему держать путь. Мысленно обозначил варианты как «Дорога Один», «Дорога Два» и «Дорога Три», отломил ветку оливы и стал ощипывать с нее листья по одному, под счет.
Один, два, три один, два, три один, два, три один, два! Так тому и быть. Пойду Дорогой Два.
Один, два, три один, два, три один, два, три один, два! Так тому и быть. Пойду Дорогой Два.
Как бы оно вышло, окажись на ветке на один листок больше или на один меньше, нам неведомо. Бывает, нечто невероятно важное зависит от таких вот мелочей, но нам остается лишь гадать об исходах путей, которые мы не выбрали.
Эдип бодро зашагал по Дороге Два вот и все. Судьба его определилась.
Загадка Сфинкса
Выбранный путь вел Эдипа по Беотии; в этих краях расстилались приятные взору поля и мягкие долы, текли искристые реки. Постепенно дорога взяла вверх, к горному перевалу. Кто-то окликнул Эдипа:
Я б на твоем месте туда не совался.
Эдип обернулся и увидел старика, опиравшегося на палку.
Не совался бы? Отчего же?
Это гора Фикион, так-то.
И что?
Ты не слыхал о Сфинксе?
Нет. Что такое «сфинкс»?
Я бедняк.
Эдип вздохнул и положил монету в протянутую ладонь старика.
Благодарствуйте, господин. Старик сипел и щурился. Говорят, Сфинкса наслала сама Царица неба в наказание царю Лаю. О нем-то ты хотя бы слыхал?
В учебе Эдип всегда был внимателен. Его обязали запоминать бесконечные списки скучных провинциальных царьков, царевичей и вождей кланов.
Лай, царь Фив. Сын Лабдака, сына Полидора, сына Кадма.
Так и есть. Правнук сеятеля драконьих зубов, собственной персоной. Муж царицы Иокасты, могущественный царь и владыка.