Почему же Гера желает его покарать?
А, ну да. Он снасильничал над Хрисиппом из Писы, говорят. Так или иначе, парнишка покончил с собой.
Слыхал я эту историю. Но это ж было невесть когда?
Двадцать лет, может, больше. Но богам-то что?
И поэтому она наслала этого сфинктера?
Ха! Да ты шутник. Сфинкса, я сказал. Ужасная тварь голова смертной женщины, а тело льва, да с птичьими крыльями. С такой шутки плохи. Она стоит на гребне перевала, как раз куда ты направлялся. Всякого путника останавливает она загадкой. Коли не получает верный ответ, сбрасывает такого ответчика на скалы внизу насмерть. Никто ее загадку еще не разгадал. Ни купцам, ни проезжим нет пути с севера в Фивы. Если тебе туда надо, лучше иди в обход горы, лишь бы со Сфинксом не сталкиваться.
По загадкам я мастак, заметил Эдип.
Старик покачал головой.
Видишь, кружат сарычи? Вот кто обдерет мясо с твоих переломанных костей.
Или с костей сфинктера.
Сфинкса, паренек. Сфинксом она зовется, не смей забыть.
Эдип пошел дальше, предоставив старику крякать, сипеть и цокать языком.
Он и впрямь был силен в загадках. Сам изобрел целый новый подход к словесным играм: переставлять местами буквы одного слова, чтобы получалось другое[248]. Эта затея пришла ему в голову еще в детстве, когда услышал он историю о Пифоне, великом змее Геи, Матери Земли, которого послали охранять Омфал, камень-пуп всей Греции, в Пифо, ныне Дельфы[249]. Эдип увлеченно сообщил матери, что имя Тифона, одного из множества чудовищных отпрысков Геи, содержит те же буквы, что и Пифон[250].
А Гера то же, что Рея![251] воскликнул маленький Эдип.
Очень хорошо, милый. Но это ничего не значит[252].
Так и есть, наверное, не значит. Но все равно потеха. Ребусы, головоломки и шифры по-прежнему увлекали Эдипа, а большинству других людей казались скучными. Теперь же игра в загадки ценою жизни будила его интеллектуальное тщеславие.
Эдип поднимался все выше, тропа делалась все ýже. Старик был прав: сарычи, целая дюжина, кружили над головой, покрикивая в предвкушении.
Стой!
Эдип глянул вверх и увидел крылатую фигуру, угнездившуюся на выступе над тропой. Чудище спрыгнуло и мягко приземлилось перед Эдипом, распахнув и сложив крылья.
Лицо человека, тело льва в точности как описал старик[253].
Доброе утро, господин, произнес Эдип.
Господин? Господин? Ты что, слепой?
Прости. Трудно разобрать. Я даже толком не пойму, где у тебя лицо, а где задница.
О, вот мне радость будет смотреть, как ты подыхаешь, проговорила Сфинкс, и львиная шерсть у нее встала дыбом.
Тебе придется немало ждать, сказал Эдип. У меня этого нет в замыслах еще на много лет вперед. А пока, уж прости, мне надо пройти.
Не спеши! Никто не пройдет мимо меня, пока не разгадает загадку.
Не спеши! Никто не пройдет мимо меня, пока не разгадает загадку.
Ах вон что. Загадка, почему твоя мать не удавила тебя при рождении, верно? Нет?
Сфинкс, считавшая себя исключительной красоткой, такой она и была вскипела от ярости.
Разгадывай или сдохни!
Мотнула головой на обрыв. Эдип глянул вниз. Сотни выбеленных человечьих костей валялись на камнях на дне.
У-у. Жуть. Ну давай свою загадку. Не весь же день мне тут топтаться. Дотемна нужно оказаться в Фивах.
Сфинкс уселась и попыталась собраться. Никогда прежде не сталкивалась ни с кем, подобным Эдипу.
Скажи мне вот что, путник. Кто с утра ходит на четырех ногах, в полдень на двух, а вечером на трех?
Хм на четырех ногах утром, на двух в полдень и на трех к вечеру?
Ответь на вопрос, заурчала Сфинкс, и сможешь свободно пройти.
Эдип втянул воздух.
Ох, люди добрые, проговорил он, качая головой, это явно на закуску вопрос, как пить дать.
Ха! Не можешь, значит, разгадать?
Да разгадал уже, сказал Эдип, изумленно вскидывая брови. Ты что, не расслышала?
Сфинкс воззрилась на него.
В смысле?
Я тебе только что ответил. «Люди добрые», я сказал. И «люди» как раз ответ. Когда рождаются они, утром своего бытия, ползают на четвереньках, в расцвете сил в полдень свой ходят на двух ногах, а вот вечером жизни берут себе третью клюку, чтоб помогала им двигаться.
Н-но как?
Это называется «разум». А теперь давай попробуем на тебе. Так-так У кого лицо карги, тело свиньи, крылья голубя, а мозги горошины? А?
Сфинкс, визжа, поднялась на дыбы, но не успела раскрыть крылья, как упала спиной со скалы, цепляясь когтями за воздух, на камни внизу. Сарычи восторженно завопили и бросились следом.
Эдип двинулся дальше и своим путем осторожнее спустился с горы.
Город Фивы раскинулся в долине, насквозь его прошивало озеро Копаида. На своем пути Эдип встретил пастухов, козопасов и солдат, и все они были потрясены тем, что шел он с того самого перевала. Когда же очутился у ворот Фив, весть о его победе над чудищем разнеслась по всему городу. Восхищенные горожане встретили его и пронесли на руках до самого дворца, к владыке Креонту.
Ты избавил нас от совершенно чудовищной беды, молодой человек, сказал Креонт. Эта тварь не только перекрыла важный торговый путь, но и присутствием своим вынудила многих считать, будто на Фивах лежит проклятие. Другие города и царства отказывались торговать с нами. Моя сестра, царица, желает поблагодарить тебя лично.
Царица Иокаста встретила героя сладостной улыбкой. Эдип улыбнулся ответно. Она была старше его на сколько-то лет, но замечательно красива.
Ты скорбишь, государыня, заметил он, низко кланяясь ей, и задержал ее руку в своей чуть дольше, чем мыслилось бы уместным.
Это по мужу, царю, ответила Иокаста. На него напала из засады ватага грабителей. Брат мой Креонт правит с тех пор как регент.
Мои искренние соболезнования, владычица.
До чего же привлекательная женщина, подумал Эдип.
До чего же привлекательный молодой человек, подумала Иокаста.
Да здравствует царь
Эдип остался в царском дворце в Фивах почетным гостем. Вскоре стало ясно, насколько бесценен он для Креонта. Хватка Эдипа в вопросах торговли, налогообложения и правления потрясла старика. Иокаста же наслаждалась обществом Эдипа. Вместе они играли, пели и сочиняли стихи.
Как-то раз под вечер Эдип обратился к Креонту с просьбой о разговоре с глазу на глаз.
Речь о твоей сестре Иокасте, сказал Эдип. Мы влюблены друг в друга. Я знаю, она старше меня, но
Дружище! Креонт воодушевленно схватил Эдипа за руку. Думаешь, я слепой? Я сразу увидел, что между вами что-то есть. Эрот стрельнул из лука в тот же миг, когда вы только познакомились. Я совершенно счастлив, дальше некуда. И, Эдип если женишься на царице, станешь, само собой, царем.
Государь, я бы ни на миг не замахнулся узурпировать твой
«Узурпировать» какой вздор. И никаких мне «государь», брат мой. Юный царь как раз то, что нужно этому городу. Народ любит тебя. Боги послали тебя нам, кто бы сомневался?
И вот так, ко всеобщей радости, Эдип женился на Иокасте и был коронован в Кадмее на фиванское царство. Фиванцы обожали Эдипа. Помимо победы над чудищем, Эдип своим появлением, казалось, принес городу удачу.
По мнению Креонта и совета фиванских старейшин, новый царь был поразительно современен. Эдип редко совещался со жрецами. В храмах появляться не удосуживался почти совсем только по очень важным священным праздникам. В подходе к молитве и жертвоприношению был чуть ли не святотатцем. Но вместе с тем все у него получалось подвижно, продуктивно и плодовито. Он составлял математические таблицы и графики, связывавшие все со всем, от налогообложения до населения, вводил законы хозяйствования и дворцового управления, правоохраны и торговли.
Налоговые и пошлинные деньги полились в казну как никогда прежде, часть их расходовалась на школы и гимназии, асклепионы[254] и дороги. Этот радикально новый стиль правления назывался логархия «власть разума». Ни один фиванец не стал бы спорить, что никогда еще со времен великого основателя Фив Кадма не правил городом царь мудрее Эдипа.
У царя Эдипа и царицы Иокасты родилось четверо детей два мальчика, ЭТЕОКЛ и ПОЛИНИК, и две девочки, АНТИГОНА и ИСМЕНА. Счастливая была семья. Город продолжал процветать и благоденствовать на зависть всему греческому миру, и наблюдатели предсказывали долгое и плодотворное царствование.
И так оно и было бы, не разразись ужасная эпидемия.
Поползли слухи, что некую семью скосила болезнь, при которой за день до кончины человека тошнит и у него лютый жар. Вскоре хворь расползлась по улицам той части города, что победнее, а затем вспыхнула лесным пожаром по всем Фивам. Почти не осталось домов, не затронутых этой напастью.
Спокойная логика и разум, какие Эдип применял в ответ на любую беду, тут казались бессильными. Перепуганные граждане толпились в храмах, и вот уж воздух пропитался жертвенным дымом. Ходатайства достигли царя, тот обратился к Креонту.
Приходится признать: я в тупике, сказал Эдип. Пытаюсь донести до людей, что эпидемии естественный порядок вещей, они со временем проходят, но люди настойчиво верят, что навлекли на себя некую божественную кару или вселенское воздаяние.
Давай я съезжу в Дельфы к оракулу, может, даст какой-нибудь совет, ответил Креонт. Вреда же не будет?
Эдип отнесся скептически, но согласился. Пока Креонт был в отлучке, заболела дочь самих Эдипа и Иокасты Исмена и даже чуть не умерла. Когда помрачневший Креонт вернулся, она еще выздоравливала.
В Дельфах толпа народу, сказал он. Отстоял очередь, как простой гражданин. Когда пришел мой черед, я задал пифии один вопрос: «Почему Фивы страдают от эпидемии?»
Ты не спросил: «Как нам от нее избавиться?» уточнил Эдип.
Сводится к одному и тому же, разве нет? отозвался Креонт. Короче, пифия ответила так: «Фивы будут спасены, когда найдется и будет назван убийца царя Лая».
Иокаста охнула:
Ерунда какая-то. Лая убила целая шайка!
Эдип крепко задумался.
Если напала шайка, кто-то один нанес решающий удар. Истину всегда можно вскрыть, если рассуждать системно. Но давайте я сперва скажу вот что. Сообщите всем, что любой, кто попытается принять у себя в доме или скрыть убийцу Лая, будет наказан. Что до убийцы, то мое ему проклятие. Он еще пожалеет, что родился на свет. Его распознают, найдут и справедливо осудят без всякой пощады. Я прослежу за этим лично. Вот что следует объявить.
Славно, сказал Креонт. А есть же еще Тиресий. Всю дорогу домой я думал: и чего это мы не посоветовались с Тиресием?