Даже если так, даже если я и поступил бы в академию, подумай сам, как глупо я буду выглядеть там среди восемнадцатилетних студентов. Я снова стану посмешищем.
Не говори глупостей, махнул рукой Эпштейн.
Я серьезно. Я могу написать записку директору театральной академии Джону Фернальду. Я учился у него, и мы остались добрыми приятелями
Даже если так, даже если я и поступил бы в академию, подумай сам, как глупо я буду выглядеть там среди восемнадцатилетних студентов. Я снова стану посмешищем.
Это лучше, чем плакать у буфетной стойки. Хотя, нам бы очень тебя не хватало Но почему бы не попробовать? продолжал увещевать Бэдфорд, запихивая в карман последнюю купюру. Под лежачий камень и вода не течет.
А что?! воспрял Брайан. Напиши. Напиши, и я поеду! Вперед, в неизвестность! Я еще ни разу в жизни не совершал необдуманных поступков! Бармен, дружок, не найдется ли у тебя клочка бумаги? В твоих руках вся моя будущность!
Клочок нашелся, и Бэдфорд кривыми пьяными буквами написал на нем: «Дорогой Джон. Этот осел хочет стать актером. У него водятся деньжата. Советую принять. Твой Брайни».
Свернув листок вчетверо, он протянул его Эпштейну:
Вот. Если ты джентельмен, ты не станешь читать это письмо. Там есть кое-что личное. Отдай Фернальду. Только в руки!
За удачу! Вскричал Эпштейн, поднимая бокал. За мою артистическую карьеру!
В Лондон Брайан прибыл дождливым сентябрьским утром и, не мешкая, направился в Королевскую Академию искусств.
Первым, что поразило его, был разительный контраст между убогостью обшарпанных стен этого заведения и тем апломбом, с которым разговаривали с ним экзальтированные юнцы, к коим он обращался в поисках директора.
Один ответил ему, что «целью его жизни не является контроль за пространственными перемещениями упомянутого старого борова». Другой спросил: «Вы из провинции?», а получив утвердительный ответ, высокомерно посоветовал: «Уезжайте назад. Лучше сразу»
И все-таки Брайан добрался до искомого кабинета.
Метафора «старый боров» не в полной мере отражала то впечатление, которое Фернальд произвел на Брайана с первого взгляда. Куда более точно было бы назвать его «издыхающим бегемотом».
Если он когда-то был артистом, то лучше всего ему должны были удаваться роли главарей мафии или придворных палачей. Огромный, мрачный, похожий на Уинстона Черчилля, человек с сигарой во рту, не вставая из-за стола, принял из рук Эпштейна записку Бэдфорда. Он развернул ее и прочел.
В артисты? риторически спросил он, пустив Брайану в лицо клуб сизого дыма.
Да-а-апчхи, ответил Брайан. Простите, сэр.
В артисты покачал головой Фернальд, понимающе. И замолчал, глядя Брайану в глаза тяжелым животным взглядом немигающих глаз.
Тягостная пауза тянулась минуту две Брайан чуть было не начал скулить и повизгивать, как это делают под пристальным взглядом человека маленькие собачки. Но вместо этого он лишь нерешительно произнес:
Ну Я, наверное, пойду
Фернальд не ответил, все так же неподвижно глядя на него.
Брайан попятился к двери, но когда он уже достиг порога, его действия пресек властный голос:
Стоять!
Брайан замер.
Сюда! прорычал Фернальд, поманив его пальцем.
Брайан сомнамбулически приблизился к столу.
Деньги! все так же лаконично произнес директор Королевской академии.
Не понял, сэр
Деньги за обучение. За пять лет. И вы будете зачислены сразу на третий курс. Не заметив на лице просителя достаточного по этому поводу восторга, Фернальд добавил. А так же в труппу Стендфордского Королевского театра драмы.
Эпштейн дрожащей рукой достал толстый бумажник, вынул из него пачку фунтов стерлингов и отсчитал немедленно названную Фернальдом кругленькую сумму.
Порядок, сказал тот, пряча деньги в ящик стола. Свободен.
Но нерешительно начал Брайан.
Чего еще?! рыкнул Фернальд.
Но вы даже не послушали, что я могу.
А что ты можешь?
Я подготовил отрывок из комедии Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь». Монолог Тезея из первой сцены пятого акта.
Валяй.
Брайан собрался с духом и начал текст, который раз двести повторил дома, перед зеркалом:
И п п о л и т а. Произнес он тоненьким голоском. Как странен, мой Тезей, рассказ влюбленных. И тут же продолжил басом: Т е з е й. Скорее странен, чем правдив. Не верю // смешным я басням и волшебным сказкам
Сморщившись, как от зубной боли, Фернальд рявкнул:
Достаточно! Вы зачислены. До свидания.
«Как прекрасно нужно знать произведение и как тонко разбираться в людях, чтобы вот так, с полуслова, определить уровень способностей будущего актера!» думал Эпштейн с умилением, по пути в театр
Домой, в Ливерпуль, он вернулся через три с половиной месяца.
Это не мое, папа, виновато глядя на отца, сказал он. Все актеры отвратительные жалкие беспомощные эгоисты. Они любят только себя и деньги. И они никогда не примут меня за своего. Я для них корова, возомнившая себя пташкой Но корову можно доить. Они опустошают мой кошелек, а потом смеются за моей спиной
О бестолковый сын израильего племени, нахмурил густые брови отец. Порой мне становится стыдно, что это я породил тебя. Как радовался я, видя, что у тебя пошло дело в лавке! Я говорил себе: кровь не обманешь! И что я вижу?! Ты бросил все и погнался за миражами А в результате только потратил все, что заработал за эти годы! Посмотри на Клайва! Скоро он выстроит собственный дом! А махнул он рукой. Ты и сам все это знаешь Отправляйся в магазин. Больше я не доверю тебе ничего серьезного. Ты будешь продавцом в отделе грампластинок. Песенки и опереттки это как раз для тебя.
9
Поездка в Шотландию не принесла «Битлз» ни денег, ни славы. Только ударную установку. На обратном пути, фургон, ведомый Джонни Джентлом, тряхнуло на каком-то ухабе, барабаны посыпались на Томми Мура, и ему выбило передние зубы. «К черту! заорал он. Хватит с меня музыки!» И подарил барабаны «Битлз». Но толку в этом было мало: все равно у них не было своего постоянного ударника.
Реальная польза от этой поездки была только одна: «Битлз» стали «котироваться» в хилом провинциальном шоу-бизнесе Ливерпуля, а владелец клуба «Джакаранда», карлик Аллан Вильямс предложил им свои услуги импресарио.
Первым его проектом с ними стали гастроли в Гамбурге. Но сытых по горло Шотландией «Битлз» не так-то легко было снова сдвинуть с места. Вильямс умел держать нос по ветру и понимал, что главная его задача уговорить Леннона.
Соглашайся, Джон, пискляво напирал Вильямс, глядя на него из кресла снизу вверх. Золотые горы я не обещаю, но заработок будет.
Сколько?
Вильямс хитро прищурился.
Десять фунтов в месяц. Каждому. Плюс полный пансион.
Для Джона это были серьезные деньги. Но ехать не хотелось. Не хотелось и показывать, что его можно купить так легко.
Маловато, ответил он, презрительно поморщившись.
Вильямс посмотрел на него с чуть большим уважением.
Двадцать, назвал он новую сумму.
Джон обалдел от того, что их ценность возросла сразу вдвое. Но ехать не хотелось все равно.
Это не разговор, Аллан, бросил он и встал с кресла.
Пятьдесят.
Джон почувствовал азарт охотника. Он подошел к двери, открыл ее, а затем, обернувшись, спросил:
И это ваше последнее слово?
Сто! простонал Вильямс, почти физически ощущая, как запланированные гигантские барыши уходят у него из-под носа. Именно сто фунтов и были нормальным гонораром за эту работу, но Вильямс не рассчитывал, что ему действительно придется их выплачивать.
Сто фунтов. Это была просто невероятная сумма. Джону сразу очень захотелось в Гамбург.
По рукам, поспешно вернулся он к столу. А не обманешь?
Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
Вообще-то нет, признал Джон, тем более, что видел Аллана второй раз в жизни.
«Если эти болваны не поедут, наберу других», думал он по дороге к Стюарту.
Нет, Джон, это исключено, покачал головой Стюарт. У меня через неделю начинаются педагогические курсы.
Какие еще педагогические курсы?
Я разве не сказал тебе? Я решил стать учителем рисования.
Джон, питавший хроническую ненависть к школе, поморщился.
А деньги? Тебе они не нужны?
Конечно, нужны, но будущее художника для меня важнее.
Услышав это, Джон понял, как действовать дальше. Да и предыдущий разговор с Вильямсом кое-чему научил его.
Ну, пока, сказал он, подошел к двери, открыл ее, а затем, обернувшись бросил:
Жаль только, что ты не сможешь сходить со мной на всемирную выставку художников-авангардистов, которая там открывается
Жаль только, что ты не сможешь сходить со мной на всемирную выставку художников-авангардистов, которая там открывается
Подожди! остановил его Стюарт, кусая ногти. Подожди, подожди
Джон ждал.
Ладно! Я еду! А что за выставка-то?
Ну-у выставка, неопределенно протянул Джон.
А ты не врешь? подозрительно вгляделся Стюарт в его лицо.
Разве я тебя когда-нибудь обманывал?! ответил Джон словами Вильямса, по себе зная, какое магическое действие они производят.
Узнав, что Пол Маккартни только что сдал вступительные экзамены в педагогический колледж, Джон остолбенел:
Да вы что, одурели все, что ли? изумился он.
А что здесь такого? Профессия, как профессия, оправдывался Пол
Ладно, ты мне одно скажи, ты едешь или нет?!
Все равно ведь остальные не поедут, как всегда попытался тот спрятаться за чужие спины.
Поедут! не моргнув глазом заверил Джон, думая при этом, что можно обойтись и без Джорджа Харрисона. Я уже со всеми договорился.
Да ну, недоверчиво глянул на него Пол.
Разве я тебя когда-нибудь обманывал? произнес Джон фразу, ставшую уже привычной.
Вообще-то нет, сказал Пол, чтобы его не обидеть. На самом-то деле Джон уже не раз обманывал его по мелочам. Но как и в прошлые разы, Пол ему почему-то поверил.
Джордж тоже согласился не сразу. Сначала, чтобы отвертеться, он заявил, что его не отпустят родители. Но Джон провел массированную психическую атаку многочисленного племени Харрисонов, и вскоре все они вместе уговаривали Джорджа.
Сто фунтов! кричал Харольд. Да на своем вонючем автобусе я не заработаю столько и за год!
А сестра Луиза, не отрывая взгляда от лица Джона, вторила отцу:
Мне кажется, Джордж, если с вами будет этот мальчик, ничего плохого с тобой случиться не может
Джордж слушал их с отрешенным видом, словно знал о Гамбурге какую-то страшную тайну. Но тайна была не в Гамбурге. И в конце концов он раскололся. Затащив Джона в свою комнату, он признался:
На самом деле, не в родителях проблема. На самом деле у меня есть кое-какие планы
Надеюсь не по поводу карьеры учителя? подозрительно спросил Джон.
Как ты догадался? удивился Джордж. Я еще никому не говорил Ой! Что это с тобой?! воскликнул он, глядя на перекошенное злобой лицо Джона.
Ты не будешь учителем, Джордж, сказал Джон так, словно хотел его загипнотизировать. И добавил: Разве я тебя когда-нибудь обманывал?