Сделав нелепый прыжок, который сам он, называл не иначе как «полет ангела» и вновь вызвав этим ответный взрыв в зале, он запел самую необузданную, самую дикую песню из их репертуара «Диззи мисс Лиззи». Запел так, как привык за последнее время: стараясь перекричать идиотов, не желающих его слушать.
«Я так тащусь, когда ты, Лиззи
Танцуешь рок-н-ролл,
А если ты проходишь мимо,
Я счастлив, как осел!..»[25]
Упрямство было главной чертой характера Джона. Он не должен был стать музыкантом. С его гонором и неуправляемой энергией ему больше подошла бы роль мотогонщика или сумасшедшего вождя религиозной секты.
Столько лет он бился головой в стену, постоянно ощущая, что его никто не принимает всерьез. В Гамбурге, в этой проклятой «Индре», сознание того, что весь мир не желает слушать его, достигло критической точки.
И вдруг тут, в «Кайзеркеллере», впервые за все эти годы, Джон почувствовал мощный прилив энергии, который шел от зрителей и делал его сильным
Неистовствовал не только он. Все музыканты вели себя не так, как привыкли здесь видеть. Они были энергичными, наглыми и веселыми. Они дурачились и кривлялись, но это не шло в ущерб саунду.
Похоже, зрители давно уже ждали чего-то подобного и подначивали их на новые хулиганства выкриками и свистом.
Песен было много, и все разные. Общим оказалось лишь одно: все они заводили, буквально заставляли танцевать.
Эти восемь часов, которых так боялся Джон, промелькнули удивительно быстро, и публика не желала расходиться.
Даже Кошмидер, наблюдавший за всем этим из-за кулис, хотел выразить Джону свое восхищение. Но бизнесмен победил в нем благодарного зрителя. «Сто фунтов и ни шиллинга больше», только и сказал он Джону, когда зал все-таки опустел.
Но это означало, что играть они будут здесь.
Спустя месяц весь Гамбург знал о том, что в клубе «Кайзеркеллер» играют сумасшедшие англичане, и на это стоит посмотреть.
10
Бруно Кошмидер был не дурак. Заметив, что популярность «Битлз» растет, и зная, что податься им больше некуда, он продлил контракт еще на два месяца. Само собой, не увеличивая сумму гонорара.
Сначала «Битлз» были рады этому. Но вскоре, когда со стороны стали поступать более выгодные предложения, они поняли, что продешевили. Играли они на своих инструментах, жить продолжали в кинотеатре, и кормили их отвратительно.
В конечном счете все заработанные деньги уходили на нормальное питание, одежду и сигареты. Ну и, конечно же, на выпивку. Просто невозможно было проводить столько времени в клубе без этого.
«Битлз» не могли нарушить условий контракта, и они возненавидели Кошмидера до такой степени, что старались напакостить ему при любом удобном случае.
Например, Джон, прыгая по сцене, заметил, что одна доска тоньше других и прогибается под его весом. С этого момента он старался прыгать именно на эту доску. В конце концов она сломалась, и Джон, к всеобщему (кроме Кошмидера) восторгу, провалился в дыру.
Однажды он выпросил у Бруно принадлежащую клубу акустическую гитару, а в конце выступления картинно раздолбал ее в щепки о колонку. Он надеялся на скандал, который послужил бы поводом для «развода». Но Кошмидер проглотил и это.
Сколько всего мы уже переломали! недоумевал Джон. Неужели этому болвану не понятно, что ему дешевле было бы поселить нас в нормальную гостиницу и прилично платить?!
Стюарт усмехнулся:
Тебе до сих пор не ясно, что все твои выходки ему только на руку? Толпе нравится, когда ты буйствуешь.
Если бы он платил мне больше, я бы буйствовал еще лучше.
Искренность, Джон, искренность это главное.
Вскоре выяснилось, что дело все-таки не только в этом.
Неожиданно сыновней любовью к Кошмидеру проникся Джордж.
Началось все с того, что Бруно рассказал ему, откуда у него взялась манера брить голову наголо. Оказалось, что в молодости он целый год провел в Калькутте на обучении у некоего гуру Фарахиши.
Джордж часами расспрашивал его об Индии и об индийской философии. Как-то раз свидетелем их разговора стал Пол.
Деньги, сынок, не приблизят тебя к Богу, говорил Кошмидер.
Зачем же тогда вы, учитель, занимаетесь коммерцией? смиренно вопрошал Джордж.
«Действительно?» подумал Пол, усмехнувшись.
У каждого свой крест, сынок, ответил Кошмидер умудренно. Свое испытание, нужное нам для очищения.
Джордж восхищенно посмотрел на него:
О, учитель! Сколь труден твой путь.
О, да! согласился Кошмидер скромно. Больше всего на свете я хотел бы жить в маленьком шалаше на берегу полноводного Ганга и думать о смысле нашего существования.
И я, отозвался Джордж.
А чем приходится заниматься?! продолжал Кошмидер. Возиться с такими негодяями, как твой дружок Джон!
Пол вмешался:
А вы не возитесь, господин Кошмидер, увольте нас, да и все.
Кошмидер неожиданно сменил тон:
Вон, видишь ребят? указал он Полу на группу таких же бритоголовых, как и он сам, гангстеров, возглавляемых бывшим боксером Хорстом Фаршером. Очень им ваш дружок нравится.
Все стало ясно. Эти гангстеры держат в «Кайзеркеллере» «крышу». Пол знал это и раньше. Выходит, только из-за них «Битлз» продолжают работать здесь. До сих пор Пол думал, что их симпатии ограничиваются присланным на сцену шампанским.
Пол рассказал обо всем услышанном Джону.
Гады! процедил тот. Нашлись благодетели! Мало того, что я для них каждый день по десять раз пою одну и ту же песню!
(Это была популярная в те дни «What'd I Say»[26].)
А малютка Джордж тоже хорош! Между прочим, мне Кошмидер рассказывал, что бриться наголо пристрастился во франкфуртской тюрьме
На следующий вечер «Битлз» выразили свой протест тем, что исполнили «What'd I Say» голыми по пояс и, надев на шеи деревянные унитазные сидения.
Восторгу гангстеров не было границ.
Игра на сцене «Кайзеркеллера» без выходных и вечные просмотры диснеевских мультфильмов вместо сна выматывали их до предела. Но даже этот сомнительный отдых они нередко заменяли походами в район Сент-Поли на усеянную красными фонарями улицу Герберштрассе. Многие проститутки были завсегдатаями «Кайзеркеллера» и по дружбе обслуживали их бесплатно.
Сначала допингом им служил алкоголь. Потом вечно ищущий способы более радикального углубления в себя Джордж притащил упаковку лекарства от ожирения «Preludin», которую ему продала уборщица из «Бемби» по имени Роза. Не принимал этот допинг только Пит. Здоровье ему было дороже. Что же касается других, то это его мало касалось. «Каждый делает то, что он хочет», часто повторял он свой главный жизненный принцип.
Однажды, когда они, запершись в гримерке после выступления, в очередной раз приняли прелудин, разведя его в шнапсе, Стюарт оглядел их осоловевшими глазами и захихикал:
Джон, Джон, ты давно смотрелся в зеркало?
А что?
Ты замечаешь, какие у тебя выросли уши?
У тебя крыша едет, Стью, догадался Джон. К тому же у тебя у самого плавники посинели. А жабры за ушами где? Заросли, что ли?
Смотрите, смотрите, Джордж стал еще меньше, обрадовался Пол. Совсем маленький! Я буду носить его в кармане!
А ты сначала поймай меня! хрипло захохотал Джордж и, упав на спину, раскинул руки: Лечу! Лечу!
Пит, брезгливо наблюдавший все это, не выдержал и, отбросив свой принцип нейтралитета, ударил кулаком по столу:
Мне надоело работать с психами! заорал он. Или вы прекратите жрать это дерьмо, или я от вас ухожу!
В этот миг в дверь постучали, и Пит открыл.
Глядя на вошедшего, Джон выпучил глаза:
Вот это нос! Я таких носов еще не видел! Можно потрогать?
Потрогай, смутился парнишка. Он у меня с детства такой.
А волосы, волосы! потянулся к нему Стюарт. Ты весь ими покрыт?
Не-е, только на голове и на лице, потеребил тот свою хилую бороденку. Меня зовут Ринго Старр, я барабанщик из «Ураганов».
О! подскочил Пол, а я тебя с такими рогами и не узнал!
С какими рогами? испугался Ринго.
Ты не слушай этого придурка, пояснил коллеге Пит, он колес наглотался.
Колеса любит? понимающе кивнул Ринго. А я кольца.
А я поршни, сказал лежащий на спине Джордж. Они так плавно раскачиваются вверх-вниз, вверх-вниз Лечу! Лечу!
А я шестеренки люблю, признался Стюарт.
А я шестеренки люблю, признался Стюарт.
А меня никто не любит, неожиданно впал в депрессию Джон. Никто! повторил он, рыдая.
Ой, друзья-приятели, я кажется невовремя, попятился Ринго. У вас тут дела семейные, интимные
Я нормальный, остановил его Пит. У тебя какое-то предложение?
Ринго кивнул.
Проходи, садись, пригласил Пит.
Не, помотал Ринго головой, я человек вертикальный. Да и зачем, раз у вас тут такое
Расскажешь мне, а я им завтра передам, предложил Пит.
Так тот и поступил.
Ринго очень хотелось записаться на пластинку. Очень. Бас-гитарист и вокалист «Ураганов» Лу Уолтерс договорился с директором частной студии «Акустик» на запись демонстрационной пластинки. Но остальных «Ураганов» в Гамбурге в этот момент не было, и Ринго стал искать аккомпанирующий состав.
Вот почему в конце ноября шестидесятого года, в студии «Акустик» Джон, Пол, Джордж и Ринго впервые играли вместе. Пит наблюдал за этим с легкой ревностью, а Стюарт, слушая их, впал в тот вечер в какое-то странное мистическое настроение.
Три песни «Fever»[27], «Summertime»[28] и «September Song»[29] записывали весь день, так что поспать им не удалось. Вечером из студии, с гитарами в руках, пошли сразу в «Кайзеркеллер». Вышло так, что по мокрому снегу морозной ноябрьской улицы они шлепали, разбившись на пары: Джон с Питом, за ними Джордж с Ринго, а замыкающими Пол со Стюартом.
Так себе стучит, заявил Пит и испытующе посмотрел на Джона.
Ага, согласился Джон, тебе бы с годик подучиться, ты бы тоже так смог
Да он даже простого соло сделать не может! обиделся Пит.
Джон подумал, что барабанщик-солист ему вообще-то и не нужен, но с Питом решил не ссориться и перевел разговор в шутливое русло:
Зато как он головой трясет! и, ублажая честолюбие Пита, он передразнил характерное движение Старра, который смешно акцентировал некоторые удары кивками.
Джордж и Ринго общий язык нашли быстро.
Люблю я шутки-прибаутки, сообщил Ринго.
И я люблю шутки-прибаутки, грустно согласился Джордж.
А какие ты любишь шутки-прибаутки? Смешные?
Смешные.
И я смешные! обрадовался Ринго. Да мы с тобой, дружочек мой, совсем одинаковые!
Все люди одинаковые, заметил Джордж. Всем нравится, когда хорошо.
И они посмотрели друг на друга понимающе.