Игорь почувствовал себя лишним не хотел быть свидетелем того, как их властная шефиня вынуждена будет подчиниться воле мужа, а потому попрощался и вышел, плотно закрыв за своей спиной дверь.
Уже в ординаторской он выглянул в окно и увидел, как они идут по направлению к стоянке под большим черным зонтом, и Мажаров бережно поддерживает жену свободной рукой.
Сентябрь
Матвей всегда умело скрывал недовольство. Я никогда не могла понять, что он чувствует на самом деле, какие эмоции испытывает.
Вот и сегодня, шагая рядом со мной к машине, он молчал, но я чувствовала что-то не так. И дело вовсе не в том, что я простудилась и теперь он вынужден везти меня домой. В его напряженной походке, в отрешенном взгляде было что-то чужое.
Ты сердишься? спросила я на всякий случай, уже сидя в машине, хотя знала, что Матвей ни за что не скажет, как есть на самом деле.
На тебя? Да, сержусь, удивил меня муж, заводя двигатель. Почему ты никогда не понимаешь с первого раза? Думаешь, мне очень хотелось отчитывать тебя на глазах у твоего подчиненного?
Ой, так ты об этом ничего страшного, подумаешь муж выговорил жене за то, что больная на работе собралась остаться. Кстати, а что у вас произошло с Авдеевым?
Совершенно ничего такого, что потребовало бы твоего вмешательства.
Мне просто интересно он какой-то странный, тебе не показалось?
Я перебросился с ним тремя фразами. Маловато для выводов, Матвей опустил стекло, чтобы показать охраннику на шлагбауме пропуск. Неужели твой личный «серый кардинал» ничего еще не накопал? не удержавшись, пошутил он, имея в виду Иващенко.
Они, кажется, совершенно не сошлись характерами. Авдеев очень скрытный, и Иван не смог найти к нему ключа, что, согласись, странно.
Матвей пожал плечами:
Может, вы все усложняете? Человек просто не хочет открываться не слишком знакомым людям, это бывает, и ничего предосудительного или странного тут нет. Ты ведь сама тоже не бросаешься с откровениями к любому, с кем работаешь?
В чем-то я была согласна с ним, но оставалось какое-то странное чувство, будто Авдеев пытается скрыть от нас нечто важное. Я никогда не любила людей, которых не понимала. Но если смотреть правде в глаза, то и Матвея я сперва тоже слегка невзлюбила за то, что он всегда искал свой путь в медицине, в жизни, и никогда не следовал за остальными. Он возражал мне открыто, это бесило. И все-таки разница между ним и Авдеевым была очевидной Мажаров говорил со мной, а Авдеев молчит.
Мне кажется странным, что человек вообще ни с кем не говорит о себе. Никто не знает, с кем он живет, женат ли, холост даже наши пронырливые девочки во главе с Леной из оперблока не смогли раздобыть ни крупицы информации. Как тебе? Человек словно живет по легенде ни близких друзей, ни родных.
Ну а бывшие коллеги?
Только в общих чертах хороший специалист, большое будущее. Не знай я, что это живой человек, решила бы, что речь о роботе.
Мне вдруг стало жарко видимо, закончилось действие инъекции, и снова полезла вверх температура. Я приоткрыла окно, но Матвей тут же велел:
Закрой. Потерпи, скоро доедем. Я попросил подменить меня на парах, так что дома останусь.
И будет у тебя в квартире две больные бабы, вспомнила я о гостившей у нас подруге.
Ах ты забыл совсем ну, что делать, придется вас терпеть.
Однако, когда мы вошли в квартиру, Оксаны там не было. Диван в кабинете был сложен, постельное белье аккуратно свернуто и уложено на подлокотник, а футболка Матвея, в которой Оксанка спала, висела на полотенцесушителе выстиранная.
Хоть бы позвонила, пробурчала я, переодеваясь в пижаму.
Ничего, понадобишься позвонит, сказал Матвей с улыбкой. Когда снова будет ей плохо, она непременно тебя разыщет.
Для того друзья и существуют.
У тебя довольно странное представление о дружбе, дорогая моя. Как о потребительском рынке. Причем «потребляют» всякий раз тебя. Не обидно?
Значит, другого не заслуживаю.
Это глупости, Деля. Дружбу не заслуживают.
Матвей, это все безумно интересно, но меня очень трясет, я, пожалуй, полежу, взмолилась я, чувствуя отвратительную дрожь во всем теле.
Укладывайся. Я сварю бульон и приду к тебе, если не возражаешь, поваляюсь тоже с книжкой, раз уж случай представился.
Не хочу бульон, хочу спать.
Спи. Бульон потом, покладисто согласился Матвей, отправляясь в кухню.
Я уснула так крепко, что даже увидела сон. С того момента, как в моей жизни появился Матвей, я почти перестала видеть те сны, которые обязательно несли за собой какие-то неприятности. Раньше большинство моих снов сбывались или предупреждали о приближении чего-то негативного. Хорошего не было, а вот плохого После замужества это, кажется, прошло. Сегодня же мне приснилась мама. Она сидела за письменным столом в нашей старой квартире, окруженная папками, журналами и просто какими-то пачками листов, исписанных ее неразборчивым врачебным почерком. Мне казалось, что я слышу даже запах ее духов всегда одних и тех же, в маленьком флакончике с длинным тонким горлышком и сине-белой этикеткой в мелкую клеточку. «Может быть» так они назывались. Я совсем недавно нашла пустой флакончик в коробке с мамиными вещами, стоявшей в гардеробной на самой верхней полке.
Почему ты никогда в меня не верила? спросила я во сне, и мама, не отрываясь от своих бумаг, как всегда, собственно, и делала, сказала:
У тебя нет таланта, Аделина. А быть неталантливым хирургом преступление.
Мама, у меня множество исследований, несколько патентов, признание в мировых кругах и ты по-прежнему считаешь, что у меня нет таланта?
Чтобы написать статью, много таланта не надо. А чтобы быть хирургом, надо этим жить. Жить и не размениваться ни на что другое.
А на что размениваюсь я?
Ты стала больше времени уделять созданию семьи. Я в свое время допустила грубейшую ошибку. Мне не нужно было ни выходить замуж, ни рожать детей. Тогда я успела бы в десятки раз больше. Ты же не сделаешь и сотой доли.
От этих слов у меня даже во сне больно сжалось сердце и потекли слезы. Мама никогда не признавала во мне не то что равную, а вообще человека, способного стать хирургом. Она не узнала о моей клинике, о моих настоящих успехах в области пластической хирургии сперва болезнь Альцгеймера, потом смерть. Но даже в снах она продолжала меня третировать. Наверное, все дело было в том, что я очень похожа на своего отца Николеньке, который был ее копией, она никогда подобных вещей не говорила, что бы он ни вытворил. Почему же мне до сих пор так обидно, что больно дышать? Может, поговорить об этом с Иващенко?
О чем поговорить с Иващенко? раздался голос мужа, и я окончательно проснулась, поняв, что произнесла последнее вслух.
Уже вечер?
Да, шесть часов.
Господи вот это я уснула
И, похоже, даже во сне тебе снится твоя работа, улыбнулся Матвей, откладывая книгу на тумбочку и поворачиваясь ко мне. Смотри, я начну ревновать где это видано, чтобы жена во сне звала психолога, а?
Ничего мне не снилось, тем более Иващенко, пробурчала я, удобно устраиваясь под рукой мужа. Что будем делать всю ночь?
Разберемся. Давай-ка лучше температуру твою проверим.
Мне неожиданно начала нравиться моя болезнь, сообщила я, зажмурившись. Ты такой, оказывается, заботливый
А то ты не знала, усмехнулся Матвей.
Конечно, я это знала он спас мне жизнь дважды, зажимал руками хлеставшую из шеи кровь, пока «Скорая» везла меня в больницу после нападения сектанта с топором. Он никогда не забывал спросить, поела ли я, варил утром кофе, готовил завтрак. Стоило прожить в одиночестве почти до сорока, чтобы потом встретить такого, как Матвей.
Зазвонил его телефон где-то в кухне, и Мажаров, чмокнув меня в щеку, ушел туда, чтобы ответить на звонок. Это оказалась его мать.
Да, мам, я сегодня дома. С утра консультировал в клинике, потом Аделину привез, она приболела, мы с ней утром под дождь попали. Мам ну, прекрати, мы ведь врачи. А откуда ты знаешь? В новостях? А еще что сказали? Понятно. Нет, мама, спасибо, приезжать не нужно. Да, и малина еще есть. Мы в воскресенье собирались сами к тебе заехать. Ну, на дачу, конечно, ты же просила яблоки вывезти. Хорошо, я передам. Все, спокойной ночи, обнимаю. Мама передает тебе привет, вернувшись в спальню, сообщил он. Хотела варенье привезти.
Так ведь есть еще.
Ну, я так и сказал, но ты ж маму знаешь от простуды малина самое лучшее средство, захохотал Мажаров, снова заваливаясь на кровать. Куда бы я без нее, сам-то не врач ведь.
Ты для нее сын, ей неважно, врач ты или кто. Кстати, нас с Николенькой мама никогда не лечила. Ей всегда было некогда, так что мы сами справлялись. Я так сразу дяде Славе звонила.
Я вот всегда хотел у него спросить, да так и не решился а чего ж он не женился-то на Майе Михайловне, раз уж дышал в ее сторону неровно? Матвей вытянул у меня из-под мышки термометр, присвистнул: Ого растет, однако.
На ночь уколешь меня еще раз. Почему не женился? Да она бы в жизни второй раз замуж не пошла, что ты! И так всегда говорила, что в ее жизни было только три ошибки и те не врачебные.
Почему три?
Ну как? Отец, я и Николенька. Она всегда считала, что могла бы большего добиться, если бы не отвлекалась на семью. Это уж потом, когда отец уехал, она все свалила на меня и квартиру, и Николеньку. И ни разу не поинтересовалась, каково мне. Но ты знаешь, я вот думаю, что из меня могло ничего и не выйти, если бы не это. Я словно доказывала ей, что меня есть за что любить и уважать.
Жуткие вещи ты говоришь о моей любимой преподавательнице, вздохнул Матвей, погладив меня по волосам. Мне она казалась недосягаемой богиней, я даже подумать боялся о том, какая она, когда снимает белый халат.
Жуткие вещи ты говоришь о моей любимой преподавательнице, вздохнул Матвей, погладив меня по волосам. Мне она казалась недосягаемой богиней, я даже подумать боялся о том, какая она, когда снимает белый халат.
Тебе бы не понравилось, вздохнула я в ответ. Майя Михайловна Драгун родилась, чтобы быть великим хирургом, ученым, преподавателем. А вот все остальные опции, такие, как материнство, например, ей в комплектацию добавили просто по умолчанию. Кнопки, приводящей их в действие, там не было.
А ты злая, Аделина. Все-таки она твоя мать.
И, не поверишь, я ее очень любила. Но только сейчас стала понимать, насколько была, оказывается, несчастна в детстве.