В нейрохирургии повезло дежуривший медбрат назвал номер палаты и рукой показал, куда идти.
Игорь неловко потоптался перед закрытой дверью, потом нерешительно постучал.
Входите, раздался мужской голос, и Авдеев слегка растерялся, но дверь толкнул.
В двухместной палате Драгун лежала одна, рядом с ней на табурете сидел Мажаров в синей хирургической пижаме. Аделина, увидев вошедшего Игоря, приподнялась и села, прислонившись к спинке кровати:
Игорь Александрович? Чему обязана визитом?
Добрый вечер, поздоровался Игорь, пожимая протянутую вставшим Мажаровым руку. Рядом был, решил проведать.
Врать не умеете, сразу уличила Драгун. Что-то в клинике случилось?
Нет, там все в порядке. Я хотел спросить неожиданно для себя выпалил Авдеев и даже испугался теперь придется спрашивать, почему она все-таки решила доверить своих пациентов именно ему, и выглядеть школяром, чего Игорь не любил и страшно боялся показаться смешным, глупым или не дай бог нелепым.
Матвей, ты нас не оставишь на несколько минут? попросила Аделина мужа.
Тот рассмеялся:
Я не учел прыти твоих сотрудников. Надеялся, что хотя бы неделю тебя не побеспокоят.
Я прошу прощения начал Авдеев.
Матвей только махнул рукой.
Не стоит. Она все равно здесь неделю не вылежит. Пойду посмотрю контрольные пока. Общайтесь, и вышел из палаты.
Садитесь, указав на табуретку, пригласила Аделина. Я вас слушаю, Игорь Александрович.
Присев рядом с кроватью, Игорь пару минут молчал, чувствуя, как Драгун разглядывает его почти в упор, прожигая взглядом насквозь.
Я хотел спросить подняв наконец глаза, произнес Игорь и осекся перед ним сидела мать.
От неожиданности Авдеев задрожал и зажмурился, но, когда открыл глаза, видение не исчезло мать сидела на больничной койке в аккуратном персиковом халатике и белой рубашке, волосы гладко причесаны, в руках очки.
О чем ты хотел меня спросить? строгим голосом спросила она.
Мама проговорил Авдеев, и вдруг лицо матери изменилось и приняло совсем другой вид перед ним снова оказалась Аделина.
Игорь вскочил и, не помня себя, выбежал из палаты.
Очнулся он только у машины, даже не помнил, как спустился с этажа, как вышел, как добрался до стоянки. Прислонившись лбом к крыше, Игорь прерывисто дышал и никак не мог унять нервную дрожь. Сев за руль, понял, что ехать никуда не может. Пришлось оставить машину на парковке и поймать такси.
Дома Игорь распахнул все форточки, как будто старался выветрить неприятное ощущение. Заболела голова в висках стучали молотки, глаза резало, словно засыпанные песком. В аптечке нашлись какие-то таблетки, Игорь выпил и лег в спальне, прислушиваясь к шелесту шин за окном. «Что я натворил в отчаянии думал Авдеев, глядя в потолок. Что я наделал, я опять все угробил»
Выходные я провела в больнице, от чего пришла в полное уныние. Правда, Матвей от меня не отходил, исключая разве что утро субботы у него были занятия со студентами. Но сразу после он вернулся и провел со мной остаток дня, ночь и все воскресенье до самого вечера, пока я насильно не заставила его поехать ночевать домой. Мажаров уехал, однако в десятом часу вновь появился на пороге моей палаты с сумкой в руке:
Не могу ночевать один.
Я почувствовала, как меня словно теплой волной окатило такая нежность и забота звучала в его словах. Казалось бы что в них особенного, но я услышала именно то, что Матвей хотел сказать, просто облек в другую форму. Пользуясь тем, что преподавал здесь, Матвей имел доступ к моей истории болезни и потому сразу оказался в курсе назначений, результатов анализов и прогноза.
Ну, дренаж тебе уберут утром в понедельник, сообщил он, устраиваясь рядом со мной на табуретке. Сделают полное обследование головы, а там видно будет.
Матвей, я уже нормально себя чувствую. Вполне могу лежать дома, если уж ты непременно хочешь, чтобы я лежала.
Деля, мы не будем это обсуждать, мягко прервал он, беря меня за руку. Врачи всегда самые отвратительные пациенты, я это давно понял, но ты
А что я? Я бы вообще предпочла в своей клинике лежать.
Нет! В голосе мужа было столько решимости, что я поняла дальше об этом разговаривать даже не стоит. Сделаем так. Завтра посмотрим по результатам, если будет терпимо, я тебя домой под расписку заберу, хорошо?
Мне ничего не оставалось, как только кивнуть головой и согласиться хотя бы на это. Больничных стен я в качестве пациента не выносила совершенно.
Но в понедельник меня домой не отпустили. Заведующему отделением не понравилась моя томограмма, и он настоял на том, чтобы я осталась. Пришлось подчиниться. А вечером вдруг приехал Авдеев, чем удивил меня, а потом и вовсе испугал. Мы не успели переброситься даже парой слов, когда выражение его лица вдруг стало сперва удивленным, потом испуганным, словно он увидел призрак. Пробормотав что-то невнятное, Авдеев вскочил и выбежал из палаты, а я так и не поняла, зачем он вообще приезжал и что произошло. Позвонивший поздно вечером Васильков отчитался о работе клиники за день, упомянув и Авдеева мол, справился с операцией отлично, ничего в моем плане не изменил, все последующие операции пройдут по графику. Я, правда, не была в этом уверена после сегодняшнего, но не стала ничего говорить дяде Славе, только попросила отнестись к работе Авдеева чуть более внимательно.
А что-то не так? сразу насторожился Васильков.
Просто хочу, чтобы ты присмотрелся к нему и, если надо будет, поддержал и помог. Я все-таки собираюсь с ним контракт заключать, хочу быть уверена, что он справляется.
Темнишь ты, Аделина, вздохнул дядя Слава, и я почти увидела, как он качает головой и прищуривает левый глаз. Как самочувствие?
Нормально. Но ты же знаешь Матвея
Муж, присутствовавший при этом разговоре, укоризненно посмотрел на меня и погрозил пальцем. Я только отмахнулась:
И вообще я бы у себя полежала, как тогда, после ранения, помнишь? И всем только польза была бы. Но супруг возражает.
Да и правильно делает супруг твой, изрек Васильков. Нечего тебе тут делать, лечись где положено, и без тебя не развалится.
Ну, посмотрим. Ты звони, если что.
Ну, вот уж если совсем будет «если что», то позвоню. Поправляйся.
Убрав трубку на тумбочку, я посмотрела на довольное лицо мужа:
Счастлив?
Не то слово. Хоть кто-то меня поддержал.
Единственным плюсом моего положения оказалось то, что я, во-первых, отоспалась, а во-вторых, мы закончили наконец статью, до которой у меня все не доходили руки. Матвей, правда, ругал меня за излишнее рвение к работе, но я пообещала чередовать ее с отдыхом и честно держала слово. Домой меня отпустили только к пятнице, но и то только потому, что я надоела заведующему своими постоянными визитами в ординаторскую и в его кабинет.
Вы, Аделина Эдуардовна, удивительно сложный пациент, подписывая мою выписку, сказал он. Я все понимаю работа, клиника но вы бы и о себе подумали. После сотрясения надо бы воздержаться какое-то время от сложных операций.
Ну, разумеется. Я не войду в операционную, пока не почувствую себя в состоянии делать свою работу так, как должно.
Ну, хоть это понимаете, пробурчал заведующий и отдал мне бумаги. Назначения я сделал, уж будьте так добры, выполните все, что там написано.
Обязательно.
Листок с назначениями отправился в урну сразу после того, как я вышла из дверей приемного покоя, о чем, конечно же, я не сказала Матвею.
Странно, что твоя подруга тебе ни разу не позвонила, заметил Матвей в машине.
Я поморщилась. Он не знал о нашей последней встрече, я даже не сказала, что была у нее, а тем более не рассказала, о чем мы говорили. Я до сих пор была обижена на Оксану за ее слова. Да, признаюсь, я тоже порой жестко критиковала ее избранников, но у меня хотя бы имелись для этого основания, а со временем и Оксанка убеждалась в моей правоте. Но ее попытка заставить меня усомниться в Матвее меня оскорбила. Даже не будь меня, Мажаров вполне спокойно состоялся бы в пластической хирургии и достиг бы даже большего, чем успел в моей клинике. И то, что моя лучшая подруга считает, оказывается, иначе, было мне очень неприятно.
Значит, все в порядке, ты же сам говорил будет плохо, найдется.
Матвей как-то странно на меня посмотрел.
Что?
Ничего. Ты стала рассеянной и невнимательной, думаю, это последствия травмы.
Да что не так? разозлилась я, прокручивая в голове весь разговор и пытаясь понять, что же упустила.
Я сказал тебе не звонила, с нажимом повторил Матвей, поворачивая в переулок, ведущий к нашему дому. Это значит, что она звонила мне. Раньше ты бы непременно за это зацепилась.
Матвей, у меня голова болит, если честно. И звонки Владыкиной не тот повод, чтобы я стала цепляться.
Не хитри, Деля, тебе это всегда плохо удавалось. Что у вас произошло?
А какова ее версия?
Мажаров захохотал:
Очень дипломатично. Решила подстроиться?
Не имею ни малейшего желания. Я что-то устала от того количества глупостей, которые она совершает, мне необходимо время, чтобы снова начать с ней нормально разговаривать. И давай больше не будем об этом, хорошо?
Матвей не ответил, но я почувствовала, что он со мной согласен сейчас мне только Оксанки не хватало с ее трагедиями. Пока Матвей парковал машину, я вдруг почувствовала такую слабость, что даже выйти на улицу и дойти до подъезда мне казалось делом невозможным.
Давай немного посидим? попросила я жалобным тоном.
Эх ты, вафля вафлёй, печенье в клеточку, беря меня за руку и находя привычным жестом пульс, улыбнулся муж. Ну, давай посидим, окно хоть открой. Кстати, мне звонил Эдуард Алексеевич.
Я оживилась:
Тебе? С чего вдруг?
Ну что он, зятю не может позвонить? Спрашивал, не могу ли я организовать консультацию.
Я оживилась:
Тебе? С чего вдруг?
Ну что он, зятю не может позвонить? Спрашивал, не могу ли я организовать консультацию.
Кому?
Какому-то знакомому.
Ты не находишь, что это странно? Сперва он просит меня положить в клинику какую-то девушку, которая, кстати, так до сих пор и не появилась. Потом обращается к тебе. Что ему может быть нужно?
Матвей притянул меня к себе, крепко обнял и проговорил:
Деля, мне иногда страшно тебя слушать. Это как же тебя жизнь потрепала, что ты даже родного отца подозреваешь в чем-то?
Не подозреваю. Просто он никогда ничего не делал просто так, понимаешь?
Хватит. Он не просит ни о чем криминальном, расслабься. Зря я тебе вообще сказал.
Мы еще немного посидели в машине, я окончательно пришла в себя и смогла самостоятельно добраться до квартиры. Матвей поддерживал идеальный порядок, наша домработница, приходившая теперь дважды в неделю, всегда говорила, что ей неудобно брать деньги, потому что работы почти нет.