Око Озириса - Ричард Остин Фримен 9 стр.


 Нет, я не хочу, чтобы наше сотрудничество на этом закончилось,  заявил я трагическим тоном, сжимая ее руку. Тут только Руфь спохватилась и быстро высвободила ладонь.  Мы же не допустим, чтобы пропал целый день работы?  продолжал я.  Поэтому до свидания, до завтра. Я постараюсь пораньше прийти в читальный зал, а вы не забудьте карточки и копию завещания для доктора Торндайка, хорошо?

 Разумеется. Если отец разрешит, я пришлю ее вам еще вечером.

Она передала мне записные книжки, снова поблагодарила и вошла во двор.

Глава 7

Завещание

Работа, за которую я взялся с такой готовностью, и вправду оказалась адской. На расшифровку текста, который я стенографировал в течение двух с половиной часов, при средней скорости около ста слов в минуту понадобилась уйма времени. Я торопился успеть к завтрашнему утру и, едва вернувшись в амбулаторию, уселся за письменный стол, разложил перед собой стенограммы и принялся старательно записывать текст четким разборчивым почерком. Вскоре, однако, занятие стало доставлять мне удовольствие: я словно слышал знакомый нежный шепот, а фразы, которые диктовала мне Руфь, воскрешали в памяти приятно проведенные минуты. Да и сам предмет заинтересовал меня. Я чувствовал, что переступаю порог нового мира, который был ее миром. Моим пациентам, в тот вечер отвлекавшим меня от новой важной миссии, явно не повезло: я не мог уделить им должного внимания и раздражался по пустякам.

Дело шло к ночи, а копию завещания мне так и не прислали, и я подумал, что щепетильность мистера Беллингэма перевесила его благоразумие. Однако ровно в половине восьмого в амбулаторию вошла мисс Оман с видом важным и суровым; в руке она держала синий конверт.

 Это от мистера Беллингэма,  объявила она.  Тут, кажется, записка.

 Разрешите прочесть ее, мисс Оман?

 Господи помилуй!  воскликнула посетительница.  Да что ж еще с ней делать? Ведь я для того ее и принесла.

Дело шло к ночи, а копию завещания мне так и не прислали, и я подумал, что щепетильность мистера Беллингэма перевесила его благоразумие. Однако ровно в половине восьмого в амбулаторию вошла мисс Оман с видом важным и суровым; в руке она держала синий конверт.

 Это от мистера Беллингэма,  объявила она.  Тут, кажется, записка.

 Разрешите прочесть ее, мисс Оман?

 Господи помилуй!  воскликнула посетительница.  Да что ж еще с ней делать? Ведь я для того ее и принесла.

Я вынул клочок бумаги и быстро пробежал текст: в нескольких словах мистер Беллингэм разрешал мне показать копию завещания (она лежала в конверте) доктору Торндайку. Подняв глаза, я заметил, что мисс Оман неодобрительно смотрит на меня.

 Вы, кажется, из кожи вон лезете, чтобы понравиться семейству?  ехидно спросила она.

 Я со всеми стараюсь быть обходительным. Такой у меня характер.

 Да уж,  фыркнула она.  Сахар Медович.  Затем с любопытством взглянула на разложенные записи:  Ого! У вас новая работа? Наверное, куда перспективнее врачебной? Похоже, вы стоите на пороге больших перемен.

 Приятных перемен, мисс Оман. Человек стремится к счастью, что вполне естественно. Вам известны философские труды Уотса?

 Я позволю себе дать вам один совет,  сжала она губы в ниточку.  Не позволяйте праздной руке бездействовать дольше, чем это необходимо. Всякие лубки, перевязки и прочее счастья не прибавляют. В общем, вы меня поняли.

Я растерялся, и, прежде чем успел что-либо возразить, она, воспользовавшись приходом очередного пациента, прошмыгнула в дверь и поспешно покинула амбулаторию.

Вечерний прием закончился в полдевятого. Я решил, не откладывая, доставить завещание Торндайку поручить это кому-либо постороннему я не мог. Сунув конверт в карман, я зашагал в сторону Темпла.

Часы на здании казначейства пробили три четверти, когда я постучал тростью в дубовую парадную дверь. Ответа не последовало. Я оглядел фасад и не заметил света в окнах. Я уже вознамерился пройти через двор и подняться в лабораторию на втором этаже, как вдруг услышал шаги и голоса на каменной лестнице.

 Доброй ночи, Барклей,  громко произнес Торндайк,  что ж вы ждете у двери, словно пери у райских врат? Полтон сейчас наверху, колдует над одним из своих изобретений. Если в другой раз парадную дверь вам не откроют, смело поднимайтесь и стучитесь в лабораторию: по вечерам он всегда там. Какие новости? Боже мой! Я вижу у вас в кармане уголок синего конверта. Копия завещания?

 Она самая,  подтвердил я не без гордости.

 Что я говорил?  возликовал Джервис.  Я точно знал, что Барклей ее раздобудет, если только она вообще существует на белом свете.

 Вы настоящий провидец, мой ученый собрат,  пошутил Торндайк и спросил у меня:  Вы сами ознакомились с этим документом?

 Нет, даже не вынимал из конверта.

 Ладно, прочтем все вместе. Интересно, насколько завещание соответствует оценке мистера Годфри? Может, несостоявшийся наследник преувеличивает абсурдность распоряжений своего брата?

Торндайк поставил на удобном от лампы расстоянии три кресла и пригласил нас садиться. Джервис, следивший за его приготовлениями, улыбнулся и театрально провозгласил:

 Час настал! Доктор Торндайк предвкушает наслаждение. Ведь чем запутаннее завещание, тем большее удовольствие получит наш ценитель. Вот если бы еще обнаружился след мошенничества

 Не уверен насчет запутанности и мошенничества,  спокойно заметил я, передавая конверт доктору.  Я слышал, что текст довольно короткий и не содержит никаких двояких смыслов.

 Копия вполне надежная,  сказал Торндайк, бегло просмотрев документ.  Она сделана Годфри Беллингэмом, сличена с оригиналом и заверена в установленном порядке. Давайте закурим и начнем. Читайте вслух, Джервис, а я попутно буду делать выписки. За работу, господа!

Он взял бювар, мы, расположившись в креслах, зажгли трубки, Джервис развернул завещание и, откашлявшись, приступил к чтению.

Завещание состояло из трех пунктов. Согласно первому, поверенному завещателя, мистеру Джеллико, отписывалась в его полную собственность коллекция древнеегипетских печатей и скарабеев, а также сумма в две тысячи фунтов стерлингов, Джорджу Хёрсту в пять тысяч фунтов, а Годфри Беллингэму все остальное движимое и недвижимое имущество. Пункт второй ставил условием получения Годфри Беллингэмом наследства погребение его брата, Джона Беллингэма, на одном из поименованных кладбищ двух приходов. Пункт третий предписывал в случае невыполнения второго передать долю наследства, предназначенную Годфри Беллингэму, его двоюродному брату Джорджу Хёрсту.

Он взял бювар, мы, расположившись в креслах, зажгли трубки, Джервис развернул завещание и, откашлявшись, приступил к чтению.

Завещание состояло из трех пунктов. Согласно первому, поверенному завещателя, мистеру Джеллико, отписывалась в его полную собственность коллекция древнеегипетских печатей и скарабеев, а также сумма в две тысячи фунтов стерлингов, Джорджу Хёрсту в пять тысяч фунтов, а Годфри Беллингэму все остальное движимое и недвижимое имущество. Пункт второй ставил условием получения Годфри Беллингэмом наследства погребение его брата, Джона Беллингэма, на одном из поименованных кладбищ двух приходов. Пункт третий предписывал в случае невыполнения второго передать долю наследства, предназначенную Годфри Беллингэму, его двоюродному брату Джорджу Хёрсту.

 Все,  закончил Джервис,  больше тут ничего нет. Мне доводилось видеть немало идиотских завещаний, но этому нет равных. Как же привести его в исполнение? Один из двоих душеприказчиков чистая абстракция, что-то вроде алгебраической задачи, не имеющей решения.

 Думаю, эта трудность преодолима,  вмешался Торндайк.

 Каким образом?  удивился Джервис.  Если тело захоронят в определенном месте, то душеприказчиком станет мистер А, если в другом месте то мистер В. Но тело вообще не найдено, и где оно ни одна живая душа не имеет ни малейшего понятия.

 Не совсем так,  возразил Торндайк.  Теоретически тело, конечно, может находиться где угодно на земном шаре, но реально в пределах или вне пределов двух приходов. Если труп погребли в их границах, данный факт нетрудно установить, просмотрев записи о похоронах, начиная с того дня, когда пропавшего видели живым в последний раз. Если факт погребения в одном из этих двух приходов не подтвердится, то есть не отыщется свидетелей и отметок в регистрационных книгах, суд примет это как доказательство того, что погребение не совершалось, значит, тело лежит в каком-то другом месте. В итоге Джордж Хёрст станет вторым душеприказчиком и унаследует все имущество покойного.

 Неутешительная перспектива для ваших друзей, Барклей,  сказал Джервис,  ведь почти невероятно, чтобы Джона Беллингэма похоронили, да еще на тех кладбищах, где он указал.

 Да,  нахмурился я.  Сомневаться не приходится. Но какая бессмыслица! Положим, своенравному человеку хотелось упокоиться в одном из облюбованных им мест, но зачем увязывать с этим и ставить под удар благополучие своего брата и племянницы? Жестоко, по-моему.

 Я согласен с вами,  кивнул Торндайк.  Это завещание не только запутывает юристов, но и вызовет подозрения у криминалистов, поскольку завещатель внезапно исчез и два года о нем ни слуху ни духу. В целом же документ кажется мне знаменательным, и я уверен, что Беллингэм привлекал очень хитрого адвоката.

 Мистер Джеллико не одобрял это завещание,  вмешался я.  Наоборот, он энергично возражал и предлагал его изменить.

 Я не забыл об этом,  ответил Торндайк,  но давайте сначала обсудим все пункты. Первое, что бросается в глаза,  чудовищная несправедливость. Все наследство Годфри зависит от того, где похоронят его старшего брата. Между тем удовлетворение этого требования далеко не во власти Годфри. Завещатель мог утонуть в море, сгореть при пожаре, погибнуть в горах или песках, уехать за границу и умереть там, быть похороненным в таком месте, где трудно отыскать его могилу. Подобных вариантов много, не говоря уже о том казусе, который произошел в действительности. Но если бы тело и обнаружили, возникает еще одно затруднение. Кладбища вышеупомянутых приходов давно переполнены и много лет как закрыты; без особого разрешения там нельзя осуществить захоронение, даже если тело кремировано. Во всяком случае, Годфри Беллингэму пришлось бы туго, возьмись он улаживать эти дела. Любая неудача, отказ и он лишается наследства, обрекается на нищету.

 Этот покойник настоящий злодей!  вознегодовал я, вскакивая с кресла.

Назад Дальше