Шон отпустил ее руки и попятился.
Не может этого быть, прошептал он. Ты все врешь.
Она шагнула к нему:
А ты разве не помнишь, как прощался со мной, когда уходил на эту чертову войну? Не помнишь ту ночь в фургоне? Не помнишь? Неужели? Неужели не помнишь?
Сейчас она говорила тихо, но слова ее жалили Шона в самое сердце.
Так сколько времени прошло Нет, этого не может быть, проговорил Шон, заикаясь и продолжая пятиться.
Три с половиной месяца ровно, не отставала она. Рановато будет для твоего братика, как думаешь? Но ведь у многих рождаются недоношенные Слова ее звучали монотонно, тело безудержно трясло, а лицо побледнело как смерть.
Шон не выдержал:
Да отстань ты от меня, оставь меня в покое. Мне надо подумать. Я же ничего не знал!
Он прошмыгнул мимо нее и выскочил в коридор. Слышно было, как с грохотом захлопнулась дверь кабинета. Она так и стояла, не двигаясь, посреди комнаты. Но дыхание постепенно успокоилось, бурные волны злости утихли, и над ними показались черные рифы ненависти. Анна вышла в коридор и направилась к своей спальне. Там она встала перед зеркалом, разглядывая свое отражение.
Ненавижу. Она видела, как, шепча это слово, шевелятся ее губы на все еще бледном лице. Погоди, я у тебя еще кое-что отберу. Гаррик теперь будет не твой, а мой.
Она вынула из прически шпильки, бросила их на пол, и тяжелые волосы упали ей на спину. Обеими руками она смяла их в комок, подняла и яростно спутала. Закусила губу, да так сильно, что почувствовала солоноватый вкус крови во рту.
Боже, как я его ненавижу, как ненавижу, шептала она, не обращая внимания на боль.
Она вынула из прически шпильки, бросила их на пол, и тяжелые волосы упали ей на спину. Обеими руками она смяла их в комок, подняла и яростно спутала. Закусила губу, да так сильно, что почувствовала солоноватый вкус крови во рту.
Боже, как я его ненавижу, как ненавижу, шептала она, не обращая внимания на боль.
Обеими руками Анна схватила себя за ворот платья, рванула в стороны и без особого интереса посмотрела в зеркало на свои круглые набухшие соски, уже начинающие темнеть, обещая скорое разрешение от беременности. Она сбросила туфли.
Ненавижу его.
Она наклонилась и запустила руки под нижние юбки. Сбросила панталоны, переступила через них. Подняла, рванула их пополам и бросила на пол рядом с кроватью. Провела ладонью по туалетному столику; одна из баночек упала на пол и разбилась, пыхнув на нее облаком пудры, и она вдруг почуяла резкий запах пролитых духов. Подойдя к кровати, Анна повалилась на нее. Подтянула колени, нижние юбки съехали вниз, раскрылись, как лепестки цветка, обнажив белоснежные тычинки ног и нижней части тела.
Перед наступлением темноты в дверь кто-то робко постучал.
Ну что еще? крикнула она.
Нкозикази не сказала мне, что готовить на обед, послышался почтительный голос старого Джозефа.
Сегодня обеда не будет. Можешь идти к себе, остальные слуги тоже.
Слушаюсь, нкозикази.
Гаррик вернулся, когда уже было темно. Она слышала, как он стучал деревяшкой по полу веранды.
Эй! Куда все подевались? Язык его слегка заплетался; он явно был пьян. Анна! Анна! Я вернулся!
Последовало недолгое молчание, видимо, он зажигал лампу. Потом торопливое «тук-тук-тук» протеза по коридору, и снова его встревоженный голос:
Анна, Анна, где же ты?
Он распахнул дверь и остановился с лампой в руке. Анна отвернулась от света, уткнув лицо в подушку и сгорбившись. Она слышала, как он ставит лампу на туалетный столик, чувствовала, как руки его поправляют ей задранные юбки, прикрывая ее наготу. Она повернулась к нему и увидела на его лице ужас, смешанный с недоумением.
Анна, дорогая Что тут произошло?
Вытаращив глаза, он смотрел на ее прикушенную губу, на обнаженную грудь. Недоуменно повернул голову и увидел на полу пузырьки, порванные панталоны. Лицо его окаменело, он снова повернулся к ней:
Кто тебя обидел?
Анна опустила голову.
Кто? Скажи, кто это сделал?
Она снова отвернулась и спрятала лицо.
Дорогая моя, бедняжка Кто это был? Кто-то из слуг?
Нет. Голос ее звучал глухо, она словно задыхалась от стыда.
Прошу тебя, расскажи мне все, Анна. Что произошло?
Она быстро села и, обхватив его руками, крепко прижалась к его груди. Губы ее оказались у его уха.
Ты сам знаешь, Гаррик. Ты знаешь, кто это сделал.
Нет, клянусь, я ничего не знаю. Прошу тебя, скажи мне.
Анна глубоко вздохнула, задержав дыхание на долгий миг. И выдохнула:
Шон!
Гаррик бился в ее объятиях, как в судороге, кряхтел и хрипел, словно его били.
Значит, вот оно что, наконец проговорил он. Теперь еще и это.
Он снял ее руки со своей шеи и осторожно положил ее на подушки. Подошел к шкафу и, открыв ящик, достал пистолет Уайта.
«Сейчас он пойдет и убьет Шона», подумала она.
Не глядя на нее, Гаррик вышел из комнаты. Напрягшись всем телом и сжав кулаки вытянутых вдоль тела рук, она ждала. Наконец раздался выстрел, но какой-то глухой, не похожий на настоящий. Тело ее размякло, пальцы разжались, и она тихо заплакала.
31
Гаррик ковылял по коридору. Тяжелый пистолет оттягивал руку; пальцы крепко сжимали грубую рифленую рукоятку. Под дверью кабинета в конце коридора светилась щель. Дверь оказалась не заперта. Гаррик вошел в комнату.
Шон сидел за столом, обхватив руками опущенную голову. И поднял ее, как только появился Гаррик. Царапины на щеке уже почти подсохли и почернели, но сама щека покраснела от воспаления. Он посмотрел на пистолет в руке Гаррика:
Так она, значит, все тебе рассказала.
Потухший голос Шона звучал скорее утвердительно.
Да.
А я надеялся, что не расскажет, проговорил Шон. Хотел, чтобы избавила тебя хотя бы от этого.
Избавила? переспросил Гаррик. А она? Ты хоть о ней подумал?
Шон не ответил, он только пожал плечами и устало откинулся в кресле.
А я ведь раньше не понимал этого какая же ты свинья, жестокое, безжалостное животное, задыхаясь, сказал Гаррик. Я пришел убить тебя.
Да, отозвался Шон, глядя, как брат поднимает на него пистолет.
Гаррик держал оружие обеими руками, рыжие волосы падали ему на лоб.
Бедный мой Гаррик, тихо сказал Шон.
Пистолет в руках брата задрожал и опустился. Гаррик продолжал держать его обеими руками между колен. Он согнулся над оружием и всхлипывал, кусая губы, и все равно никак не мог остановиться. Шон приподнялся, хотел подойти к нему, но Гаррик отскочил к двери.
Не подходи! заорал он. Не трогай меня!
Он швырнул пистолет в Шона, острый конец ударника попал тому в лоб, отчего голова его подалась назад. Пистолет отскочил и ударился о стену у него за спиной. Раздался выстрел, и пуля расщепила деревянную панель.
Между нами все кончено! закричал Гаррик. Все кончено навсегда!
Он лихорадочно нащупал ручку двери и, ковыляя, выскочил в коридор. Торопливо миновав кухню, оказался на воздухе под дождем.
Путаясь протезом в траве, он несколько раз падал, но тут же вставал и продолжал бежать в кромешном мраке ночи, всхлипывая при каждом шаге.
Наконец путь ему преградил ревущий, бурлящий от дождя Бабуинов ручей. Гаррик остановился на берегу; мелкий дождь хлестал ему в лицо.
Почему я ну почему всегда я? громко жаловался он темноте.
И вдруг на него снова накатила волна, несущая облегчение, мощная, как и поток, клокочущий внизу перед ним. Он снова ощутил в черепе, за глазами, биение мягких крыльев мотылька. Теплая серая волна сомкнулась над ним, и он упал коленями прямо в грязь.
32
Шон взял с собой совсем мало: одеяло в скатку, винтовку и сменную лошадь. Дорогу к краалю Мбежане он терял в темноте дважды, но оба раза лошадь сама находила путь. Из толстых стеблей травы Мбежане построил себе большую круглую хижину в отдалении от жилищ остальных слуг, ведь он был зулус не простой, а царской крови. Когда Шон наконец добрался до нее, несколько минут за стенкой слышалась какая-то возня и сонное бормотание, и только потом на крики Шона вышел завернутый в одеяло по плечи Мбежане со старой парафиновой лампой в руке.
В чем дело, нкози?
Я уезжаю, Мбежане.
Куда?
Куда глаза глядят. Едешь со мной?
Сейчас, принесу копья, сказал Мбежане.
Когда добрались до Ледибурга, старик Пай еще сидел в своем кабинете позади банка. Он пересчитывал соверены, ставя их аккуратными золотыми столбиками, и пальцы его касались монет так же нежно, как они касаются тела любимой женщины. Стоило Шону плечом открыть дверь, как хозяин быстро протянул руку к открытому сбоку ящику стола.
Вот это совсем ни к чему, сказал Шон, и Пай с виноватым видом убрал руку от пистолета.
Боже мой! Я и не узнал тебя, мой мальчик! воскликнул он.
Сколько у меня на счете? Шон опустил обмен любезностями и перешел сразу к делу.
Сегодня банк уже не работает.
Послушайте, мистер Пай, я очень тороплюсь. Сколько у меня на счете?
Пай выбрался из кресла и подошел к большому железному сейфу. Закрывая его собой, он набрал комбинацию и раскрыл дверцу. Осторожно достал журнал и положил на стол.
Картер Клёт ага, Кортни бормотал он, переворачивая страницы. Так, Ада, Гаррик, Шон. Вот они. Значит, так: тысяча двести девяносто шесть фунтов и восемьдесят восемь пенсов; счета магазина за последний месяц, разумеется, еще не оплачены.
Будем считать, тысяча двести, сказал Шон. Я хочу получить их немедленно, а пока вы считаете, дайте мне перо и бумагу.
Пожалуйста, все на столе.
Шон уселся за стол, сдвинул в сторону столбики золотых монет, окунул перо в чернильницу и стал писать. Закончив, поднял голову и посмотрел на старика Пая:
Прошу вас заверить мою подпись.
Пай взял документ и принялся читать. Когда прочитал до конца, лицо его обмякло от удивления.
Свою долю Теунис-Крааля и все стада ты отдаешь первенцу своего брата! воскликнул он.
Все верно, подписывайте.
Да ты с ума сошел! запротестовал Пай. Ты отказываешься от целого состояния! Подумай хорошенько, подумай о своем будущем! А я-то надеялся, что вы с Одри Он не закончил фразу. Не глупи, парень.
Пожалуйста, подпишите, мистер Пай, стоял на своем Шон.
Банкир, бормоча что-то под нос, быстро подписал бумагу.
Благодарю вас.
Сложив документ, Шон сунул его в конверт, запечатал и убрал во внутренний карман плаща.
Где же мои деньги? спросил он.
Пай с отвращением подтолкнул к нему холщовую сумку. С дураками он не хотел иметь никакого дела.
Где же мои деньги? спросил он.
Пай с отвращением подтолкнул к нему холщовую сумку. С дураками он не хотел иметь никакого дела.