Он сошел по лестнице. Во дворе гостиницы уже ждала карета с Мбежане на козлах. Слегка наклонившись под весом Шона, обитая мягкой кожей карета приняла его в свои объятия. Он закурил свою первую сегодня сигару, и Мбежане улыбнулся:
Я тебя вижу, нкози.
Я тебя тоже вижу, Мбежане кстати, что это за шишка у тебя на щеке?
Нкози, я просто немножко выпил, иначе эта обезьяна Басуто и не притронулся бы ко мне своей дубинкой.
Мбежане мягко выкатил карету на улицу.
А за что подрались?
Мбежане пожал плечами:
Разве мужчине нужен повод подраться?
Уж это как водится.
Насколько я помню, там, кажется, была какая-то женщина.
И это понятно. Так кто победил?
У этого парня немножко пошла кровь, и друзья его увели. А когда я уходил, женщина во сне улыбалась.
Шон рассмеялся, глядя на бугристую, похожую на холмистую равнину спину Мбежане. Нет, так дальше продолжаться не может. Он надеялся, что секретарь не забыл поговорить с портным.
Карета остановилась перед конторой. Один из клерков сбежал вниз по ступенькам веранды и открыл дверцу:
Доброе утро, мистер Кортни.
Шон поднялся по лестнице: клерк бежал впереди, как охотничья собака.
Доброе утро, мистер Кортни, встретил его дружный хор голосов за письменными столами главного офиса.
Шон помахал им тростью и прошел в свой кабинет. Над камином здесь висел и хитро ему улыбался его собственный портрет. Шон подмигнул ему.
Что у нас сегодня утром, Джонсон?
Вот платежные требования, сэр, платежные чеки, сэр, отчеты инженеров о ходе разработок, сэр, и
Джонсон был маленький человечек с жирными волосами, в засаленном на вид пиджачке, и с каждым своим обращением «сэр» он совершал легкий слащавый поклон. Но работал он исправно, и за это Шон держал его, хотя это вовсе не означало, что Джонсон ему нравится.
У вас что, Джонсон, живот болит?
Нет, сэр.
Тогда, ради бога, держитесь прямо.
Джонсон встал навытяжку, руки по швам.
А теперь давайте все по порядку.
Шон сел на свое место. В эти часы его рабочего дня обычно попадались самые занудные дела. Он терпеть не мог канцелярской работы, поэтому приступил к ней с мрачной сосредоточенностью: время от времени проверял длинные ряды цифр, пытаясь связать имена с лицами, выводил знак вопроса в казавшихся чрезмерными платежных требованиях. Наконец, поставив подпись между аккуратными карандашными крестиками Джонсона, швырнул ручку на стол:
Что еще?
В двенадцать тридцать встреча с мистером Максвеллом из банка, сэр.
Еще?
В час доверенное лицо компании «Братья Брук», сразу после этого мистер Мак-Дугал, сэр, а потом вас ждут на шахте «Глубинные горизонты Кэнди», сэр.
Спасибо, Джонсон. Утром я, как обычно, на бирже, если, конечно, не случится ничего сверхъестественного.
Хорошо, мистер Кортни. Простите, еще кое-что, сэр. Джонсон указал на лежащий на диване сверток из коричневой бумаги. Прислали от вашего портного, сэр.
А-а-а! улыбнулся Шон. Пошли-ка сюда моего слугу.
Он подошел к дивану, раскрыл сверток. Через несколько минут явился Мбежане и встал в дверях:
Нкози?
Мбежане, вот твоя новая форма. Шон указал на разложенную на диване одежду.
Взгляд Мбежане на секунду остановился на золотом с коричневым щегольском наряде, и глаза его сразу потухли.
Надевай! Давай-давай, посмотрим, как он на тебе.
Мбежане подошел к дивану и взял камзол:
Это что, мне, что ли?
Ну да, надевай.
Мбежане помялся, потом ослабил пояс своего наряда и сбросил его на пол. Шон нетерпеливо ждал, пока он застегнет все пуговицы на панталонах и камзоле, потом обошел вокруг, критически разглядывая зулуса.
А что, очень даже неплохо, пробормотал он, а потом продолжил на зулусском: Красиво, как считаешь?
Мбежане повел плечами. Ощущение ткани на теле было ему неприятным и чуждым, но он ничего не сказал.
Ну что, Мбежане, нравится?
Когда я был маленький, отец однажды взял меня с собой на ярмарку в Порт-Наталь продавать скот. А там по городу ходил один человек с обезьянкой на стуле, эта обезьянка плясала, люди смеялись и бросали деньги. Так вот обезьянка была одета в точно такой же костюмчик. Знаешь, нкози, не думаю я, что эта обезьянка была очень счастлива.
Улыбка сразу исчезла с лица Шона.
Тебе больше нравятся эти твои шкурки?
На мне одежда зулусского воина.
Лицо Мбежане по-прежнему оставалось бесстрастным. Шон открыл было рот, чтобы что-нибудь возразить, поспорить, но неожиданно для себя разозлился.
Ты будешь носить эту форму! закричал он. Будешь носить все, что я тебе скажу, и носить с улыбочкой, ты меня слышишь?
Нкози, я тебя слышу.
Мбежане подобрал с пола юбочку из леопардовых хвостов и вышел из кабинета. Когда Шон спустился к коляске, Мбежане сидел на козлах в своей новой ливрее. Всю дорогу до биржи он держал спину прямо, видимо в знак протеста, и оба не обменялись ни словом. Входя внутрь здания, Шон свирепо посмотрел на швейцара, в течение утра выпил четыре порции виски, а в полдень снова поехал обратно в контору, хмуро уставясь на все еще протестующую спину Мбежане. В конторе он наорал на Джонсона, обругал управляющего банком, выгнал из кабинета представителя компании «Братья Брук» и на «Глубинные горизонты Кэнди» явился злой как черт. Мбежане продолжал молчать, словно воды в рот набрал, и Шон не имел возможности возобновить разговор без ущерба для своей гордости. Он как вихрь ворвался в новое административное здание шахты, чем вызвал у сотрудников оторопь.
Где мистер дю Туа? заорал он.
Отправился в штольню номер три, мистер Кортни.
Какого черта он там забыл? Он должен был ждать меня здесь!
Он не ждал вас так рано, сэр.
Ну что стоите, несите мне спецодежду и каску!
Шон нахлобучил на голову железную каску, натянул резиновые сапоги и двинулся в штольню номер три. Клеть плавно опустила его под землю на глубину пятьсот футов, и на десятом уровне он вышел.
Где мистер дю Туа? потребовал он ответа у начальника смены, стоящего у подъемника.
В забое, сэр.
Резиновые сапоги громко хлюпали по грязи и рытвинам. Карбидная лампа тускло освещала неровные каменные стены. Шон почувствовал, что вспотел. Двое туземцев, толкающих вагонетку по рельсам навстречу, заставили его прижаться к стене. Ожидая, когда они проедут, он попытался нащупать под робой портсигар. Вытащил, но тот выскользнул и упал в грязь. Вагонетка была уже далеко, и за портсигаром пришлось нагибаться самому. Он нагнулся, ухо его оказалось в дюйме от стенки, и злость как рукой сняло: он с изумлением прислушался. Скала как будто поскрипывала. Он приложил к стенке ухо и уловил странный звук, будто кто-то скрипит зубами. Он еще немного послушал, пытаясь понять причину. Нет, это не эхо скрежета лопат или буров, не звуки сочащейся воды. Он прошел по штольне еще ярдов тридцать и снова послушал. Здесь скрипело уже не так громко, но теперь тихий скрежет подчеркивался нечастыми металлическими щелчками, словно где-то ломалось лезвие ножа. Странно, очень странно, ничего подобного он еще ни разу не слышал.
Шон продолжал шагать по штольне, дурное настроение куда-то исчезло, теперь он был озабочен новой проблемой.
Франсуа он встретил на пути к забою.
Здравствуйте, мистер Кортни.
Кстати сказать, Шон давно уже отказался от попыток убедить Франсуа не обращаться к нему столь официально.
Gott, простите, я не смог с вами встретиться. Думал, раньше трех вас не будет.
Все в порядке, Франсуа. Как дела?
Да вот ревматизм замучил, мистер Кортни, а так ничего, трудимся помаленьку. А как мистер Чарливуд?
Хорошо, спасибо, ответил Шон и, не в силах более сдерживать любопытства, продолжил: А скажите мне, Франц, вот что только что я приложил ухо к стенке штольни и услышал странный шум никак не могу понять, что это было.
А какого рода шум, на что похоже?
Какой-то скрежет, что ли, ну как что-то вроде Шон никак не мог подобрать слово, будто кто-то трет два стекла одно о другое.
Франсуа вытаращил глаза, лицо его посерело, он схватил Шона за руку:
Где?
Да вон там, в штольне, где я проходил.
Франсуа задохнулся, пытаясь что-то сказать и отчаянно дергая Шона за руку.
Обвал! прохрипел он. Черт возьми, это обвал!
Он рванулся было бежать, но Шон схватил его. Тот задергался, пытаясь вырваться.
Франсуа, сколько человек в забое?
Обвал! Теперь голос Франсуа истерически дрожал, переходя в визг. Обвал!..
Он вырвался и помчался прочь к подъемнику, во все стороны брызгая грязью. Страх его был столь заразителен, что Шон тоже пробежал десяток шагов вслед за ним, но быстро взял себя в руки и остановился. Несколько драгоценных секунд он потерял, не зная, что делать: поддаться ли страху, который железной рукой сжимал сердце, броситься вслед Франсуа и выжить или бежать обратно и либо спасти оставшихся в забое, либо погибнуть вместе с ними. Но потом страх вытеснило другое чувство, такое же липкое и холодное, называемое стыдом. И вот именно стыд заставил его бежать к забою.
Там работали пятеро черных и белых людей, голых по пояс, с лоснящимися от пота телами. Он выкрикнул им то же слово, и они отреагировали так, как и всякий купальщик, когда слышит слово «акула». Сначала охватывает парализующий ужас, и почти в то же мгновение смятение и паника. Громко топая сапогами, они побежали по штольне. Шон бежал вместе с ними. Грязь засасывала тяжелые сапоги, а ноги его от праздной жизни теперь ослабели, он отвык ими пользоваться, повсюду разъезжая в коляске. Один за другим рабочие обгоняли его.
«Подождите, хотелось крикнуть Шону, подождите меня!» Он поскользнулся в грязи и, падая, больно оцарапал плечо о грубую стену. Снова кое-как поднялся; грязь залепила ему бороду, кровь стучала в ушах. Он остался совсем один и на ощупь, спотыкаясь, побрел по туннелю.
Вдруг раздался оглушительный, словно винтовочный, выстрел треск одного из подпирающих свод бревен: под давлением движущейся скалы оно сломалось, и Шона окутало облако пыли. Он продолжал ковылять вперед, а земля вокруг что-то говорила ему, стонала и жаловалась, сопровождая все это короткими приглушенными воплями. К этим звукам присоединили свой голос подпирающие свод балки: они трещали и лопались; и проседала скала над его головой, медленно, как занавес в театре. Туннель наполнился пылью, заглушающей свет его лампы и забившей ему горло и легкие. Он понял, что все, конец, что он не успеет, но продолжал бежать, несмотря на то что вокруг уже падали оторвавшиеся от свода камни. Один осколок ударил его по каске с такой силой, что он чуть не упал. Ничего не видя в плотной крутящейся пелене пыли, он на всем бегу врезался в кем-то брошенную и перекрывшую туннель тележку и растянулся на ее железном остове, больно ударившись об него бедрами.