И вдруг прямо перед ними швырнули на пол что-то тяжелое по крайней мере, звук был именно такой. Весь старый, пропахший плесенью и мышами дом вздрогнул. Валера, тихонько вякнув, попятился и наступил Саньку на ногу. Снова загремело, откуда-то потянул сквозняк. Зашевелился рваный тюль на маленьком окошке, и за окошком мелькнуло что-то белое. Саньку даже чуть было не показалось, что он снова видит краем глаза скомканную рожу. Но определиться он не успел, потому что в темноте раздался глухой топот.
Это что?! заорала снизу Светка.
Дайте спать! поддержал ее Кирюха.
Санек и Валера скатились с лестницы, причем Валера успел остановиться буквально в паре сантиметров от батареи трехлитровых банок, предназначенных для маминых солений.
В коридоре беспокойно переминались с ноги на ногу теплые со сна Виталик, Светка и охромевший Кирюха. Шарили руками по стенам в поисках выключателя предмета, в чужом доме неуловимого. На втором этаже продолжало грохотать. То потолок сотрясался от шагов неизвестного, но, судя по всему, крупного существа, то словно большой тяжелый шар катился из одного угла в другой, то раздавался мелкий дробный топот.
Ма-ама кривила большой рот Светка. Я же говорила, в туалете кто-то был. Теперь сюда пришел
И в окно зырили, подхватил Санек. Мятая такая рожа.
Бомж, что ли? спросил Валера. Свет он включать побоялся, чтобы не привлекать внимание того, что буйствовало на втором этаже, и в моменты затишья опасливо подсвечивал перепуганную компанию фонариком, а потом прикрывал его ладонью. Розовая ладонь светилась.
Сам ты бомж! зашипел Санек. Рожа! Мятая! Стремное что-то монстр, понял?
Найду, кто шутит ноги вырву, с чувством и даже некоторым надрывом пообещал Валера.
На втором этаже почти успокоились, только изредка что-то шуршало. Вооружившись шваброй, секатором и фонариком, компания переместилась на веранду. Как на многих старых дачах, веранду в свое время пристраивали отдельно, и страшного, захваченного неизвестно кем второго этажа над ней не было. Все решили, что там будет поспокойнее.
Зажгли свет. Санек и Валера были бледные и очень недовольные тем, что это заметно. Светка, разумеется, хлюпала. Виталик нервно хихикал, отчего тряслись тугие кудряшки на его маленькой голове, и повторял:
Ничего себе дачка!
Только Кирюха, невзирая на полученную травму, бодрился. Залез в холодильник, впился в кусок сыра, достал бутылку и прямо с сыром в зубах разлил всем по полстопки оставшейся водки.
Для храбрости, строго сказал он, увидев скривившиеся лица. А потом найдем этих мудаков и ноги вырвем.
Выпили, не чокаясь, и запоздало вспомнили, что нет закуски Кирюха свой сыр успел дожевать. Валера полез в холодильник и приступил к активным поискам.
Да хорош греметь, нервно сказал Санек.
Валерина нижняя часть, торчавшая из холодильника, послушно замерла. И локти перестали деловито двигаться туда-сюда. Однако шум продолжался.
В течение нескольких секунд, глядя на застывшую заднюю часть товарища, компания боролась с чудовищной догадкой: холодильник сожрал остального Валеру, и теперь громко чавкает. Но тут Валера бодро выпрямился и развернулся, держа в руке кусок копченой колбасы.
А мгновение спустя дверцы рассохшегося кухонного шкафчика сами собой распахнулись, и оттуда вылетело красное ведро, как будто его с силой пнули. Из ведра, в свою очередь, вылетел плоский камень, которым был придавлен правильный шашлык, и приземлился прямо на голые пальцы правой Валериной ноги.
Валера взревел, а вслед за ним тоненько заголосила Светка. Она первой заметила, как за окнами веранды, в густой садовой темноте, что-то ходит. Что-то белое, длинное двигалось за стеклом, покачиваясь, и ветки сирени вздрагивали, когда оно их задевало. Высотой оно было метра два с половиной, а то и больше, и на всем его то ли теле, то ли стволе не было ни сужений, ни расширений, ни каких-нибудь отростков, хотя бы отдаленно напоминающих конечности.
Да я им кратко пообещал Кирюха, но бросился почему-то не к двери, а к окну, грозя белому и длинному шваброй.
Валера наконец вспомнил о камне, который все еще лежал у него на ноге, и отшвырнул его, попав точно в ведро.
Белое за окном согнулось, как гусеница-пяденица, меряющая листок своим тельцем, и в стекло ткнулась смятая морда с двумя черными дырочками. Ткнулась мягко, словно тряпичная. Немного отстранилась. Снова ткнулась. Опять отстранилась. И еще. Она билась в окно со слабым постукиванием, как мотылек, рвущийся к лампе.
Как и когда все убежали с веранды, толком никто не запомнил. Кажется, Светка удрала еще до того, как появилась рожа. А Валера, наоборот, все стоял и смотрел, как рожа прижимает к стеклу свой тряпичный лоб, точно ребенок, прильнувший к аквариуму. Валера сбежал последним, зачем-то прихватив валявшееся на полу красное ведро.
Все забились в комнату, где до этого спали Кирюха и Валера. Там было самое маленькое окно, вдобавок наполовину заставленное старым платяным шкафом (его Валерин отец много лет собирался либо привести в порядок, либо распилить на дрова). Штору на оставшемся кусочке окна плотно задернули. Одну кровать придвинули к двери, на другую уселись Виталику места не хватило, сдвигаться потеснее никто не захотел, и Блоху пришлось устраиваться на полу.
Яйца бы им поотрывать, буркнул, помолчав, Кирюха.
К-кому? вытаращился на него Виталик. Думаешь, прикалывается кто-то? Видал, какая рожа?!
Это полтергейст, свистящим шепотом сказала Светка.
Что-то протопало по второму этажу, прямо у них над головами. Грохнуло, заскрипело. Стихло. Светка запустила когтистые пальчики в свои негустые кудри и всхлипнула.
Оно вот это ищет, неожиданно подал голос Валера, до этого молча разглядывавший ведро.
Отталкивая друг друга, все кинулись смотреть на то, что он держал в руках, это был камень, которым Кирюха придавливал шашлык. Плоский, размером с блюдце, похожий по форме на доисторическое рубило. Камень пах кефирным маринадом, приправами и сырым мясом. К нему прилипло колечко лука.
Оно голодное, что ли? не понял Санек.
Валера подсветил камень фонариком и показал, куда смотреть. И все охнули, увидев наконец на камне полустершиеся, еле различимые среди естественных выщерблин и трещинок буквы. Получались три строчки: верхняя покороче, нижняя подлиннее, в центре, как полагается, нечто среднее:
«ва
лья
евна».
Так он же с могилы, громко и как будто с облегчением объявил Санек.
Светка раскачивалась из стороны в сторону и возбужденно шептала, испытывая острое удовольствие от значимости и правильности того, что говорит:
а ты его к мясу положил. В крови измазал. И в молоке тоже кефир же из молока делают
Хватит, помолчи, не вытерпел Санек.
И что оно Виталик мотнул беспокойной головой в сторону окна. За камнем?
Валера кивнул:
Оно туда зырило. Дырками своими. Я сразу понял прямо на камень зырит.
Пришло бы да забрало, вздохнул Санек. И отвязалось наконец.
А вдруг оно без приглашения не может, как вампир? встрепенулась Светка, а Кирюха у нее за спиной показал всем, что он думает о Светкином интеллекте.
Ты точно хочешь, чтоб оно пришло? выразительно глянув на Санька, спросил Валера.
На веранде зазвенело стекло судя по звуку, разбилось сразу несколько тарелок или чашек. Потом как будто покатились по полу шары. Включился старенький отцовский радиоприемник, зашипел по-кошачьи, выключился.
Мальчики, отдайте ему проныла Светка, на всякий случай подальше отодвинувшись от лежащего на полу камня.
Я с болота шел. Которое за прудами. Там подберезовиков много вспоминал Кирюха под испытующим взглядом Валеры.
Ты не про грибы, ты про камень давай. У Валеры было такое лицо, будто он собирался Кирюху бить.
Я и рассказываю!.. Уже почти к шоссе вышел, там березнячок, а дальше, у шоссе, елки. И смотрю подберезовики, три штуки. А посередине камень. А мать как раз грузди солить хотела, там гнет нужен. Да и шашлыки, а груза подходящего нет. И взял, уже с вызовом закончил Кирюха и набычился. Я ж не с кладбища взял!
Хоть бы глянул, что берешь, уже почти миролюбиво упрекнул его Валера.
Может, еще иероглифы на нем надо было поискать?! взвился Кирюха. Камень и камень!
А делать с ним теперь что?
Наверху снова грохнуло.
Хоть бы глянул, что берешь, уже почти миролюбиво упрекнул его Валера.
Может, еще иероглифы на нем надо было поискать?! взвился Кирюха. Камень и камень!
А делать с ним теперь что?
Наверху снова грохнуло.
А вот что Кирюха взял камень и поднялся. Пусть берет и уматывает.
Ты чего?! Валера рванулся за ним, попутно споткнувшись о Светкины ноги.
Травмированный Кирюха с неожиданной ловкостью отпихнул Валеру, прыгнул к окну, с характерным, обещающим ночную прохладу звуком распахнул форточку и, не глядя, швырнул камень в темноту сада.
Валера заматерился, на него огрызнулся Санек, внезапно решивший защитить Светку, которой в неразберихе наставили синяков и, что самое ужасное, сломали ноготь. Виталик нервно загоготал. В замкнутом пространстве, освещенном одиноким лучом брошенного на кровать фонарика, назревала бессмысленная драка напуганных людей.
Раздался звон бьющегося стекла, привычно заорала Светка, и взвыл Санек, которому влетевший в комнату камень попал по руке.
На втором этаже загрохотало так, будто там открыли танцкласс.
Оно не согласно, констатировал Валера, убедившись, что камень тот самый.
Не оно, а она, неожиданно возразил Санек и направил луч фонарика на буквы. Видишь: «лья», «евна». Наталья какая-нибудь
Не согласна твоя Натаха, с ненавистью глянув сначала на камень, потом на Кирюху, буркнул Валера.
Занавеска, прикрывавшая разбитое в нижнем левом углу окно, зашевелилась, медленно надуваясь пузырем. Валера осторожно посветил туда фонариком. Тугой пузырь из выгоревшей на солнце ткани как будто этого и ждал: попав в круг слабого света, он зашевелился, заволновался, и на его поверхности начали возникать выпуклости и провалы, быстро сложившиеся в низколобую, круглую рожу с глубокими вмятинами глаз и длинным, распахнутым ртом. Если бы не сопутствующие обстоятельства, рожа казалась бы скорее нелепой, чем страшной, и вполне могла принадлежать простой и глупой бабе, крайне возмущенной тем, что ее, к примеру, обсчитали на рынке
Поорав и потолкавшись в коридоре, перебежали в другую комнату, где раньше спали Санек и Светка. Окно занавесили шерстяным одеялом Валера с Саньком притащили из коридора молоток и гвозди, и одеяло прибили прямо к стене. Двигая кровать, уронили подушку, и Светка стыдливо прикрыла ладонью обнажившуюся пачку презервативов, но над ней даже не стали смеяться.