Резко развернувшись, он тысячник направился к уже спасенной части обоза. Как это ни странно, но лишь около четверти турий лишились своих припасов. Среди невезучих оказались именно те турии, что постарались первыми занять самые добротные дома с большими сараями и дворами. Стараясь по скорее спрятать от непогоды закрепленные за своими туриями повозки, они втискивали их под крышу и запирали. Те же, кому достались самые плохонькие постройки у самого леса или вообще обычные легионные шатры, успели спасти почти все свое имущество.
Возле сгрудившихся кучей повозок, которые успели спасти от огня, толпилось больше сотни легионеров, поверявших содержимое каждой из повозок. В самой середине всего этого со свитком в руках метался старший обозный, громко сокрушавшийся о потерях.
Что у нас? пнул сапогом Чагарэ одного из легионеров, замешкавшегося на его пути. Что уцелело?
Только что голосивший обозный, тут же заткнулся и с озабоченным всеми проблемами мира выражением лица подбежал к тысячнику.
С продовольствием вроде неплохо. Хотя кое-что мы до вечера еще сможем вытащить из под обгорелых завалов. Примерно четверть турий лишилась запасов, начал обозный с относительно хорошей новости. И если мы немного затянем пояса, то еды должно хватить на пару недель, тут он обернулся и с горечью показал на сваленную в стороне груду горелого мусора рулоны какого-то тряпья, куски палок, железного хлама. Хуже со снаряжением, господин Ни одной повозки с копьями вытащить не удалось все сгорело. Сгорел почти весь запас шатров и плащей. В добавок мы лишились двух походных кузней. Кое-что мы, конечно, восстановим. Но когда еще
Однако, страшнее было другое. Как выяснилось, вместе с частью повозок с припасами они лишились почти половины всех тяглых лошадей, большую часть которых просто не успели вывести из сараев. Оставшихся едва-едва хватало для обоза. Везти же многочисленных раненных было и не на чем и нечем.
Тьфу, Чагарэ с ненавистью сплюнул на грязный снег.
В общем-то, выбор у него был невелик. Он мог освободить часть повозок от продуктов и снаряжения и подарить обожженным надежду на жизнь. Или же бросить их здесь умирать в этой ледяной пустыне с рыскающими по лесу диким зверями и беспощадными врагами. Тем самым он увеличивал шансы выжить остальным легионерам.
Но подумать над этим и найти хоть какой-то более или менее приемлемый выход, ему снова не удалось. Чагарэ тяжело вздохнул, когда увидел, как через ряды копошившихся возле повозок легионеров целеустремленно пробирался перемазанный в саже с головы до ног гном. Это был посланец владыки Кровольда, Торнтон.
Приветствую тебя, гаркнул гном, зыркая по сторонам. Хвала Подгорным богам огненная стихиям вас почти не зацепила, он бросал жадные взгляды на почерневшие от гари и дыма повозки с мешками и кулями. Вижу, многое уцелело Нас же хорошо задело, угрюмо продолжал мастер войны. Из моих людей сгинул почти каждый пятый. Кто сгорел в огне, кто задохнулся в дыму, он заскрипел зубами. И мы лишились почти всех припасов. Лишь жалкие капли удалось вытащить из огня.
Уже понимая, что последует за этими словами, тысячник скривил в гримасе лицо. Получить на плечи своих легионеров еще и толпу нахлебников, он явно не хотел.
Подписанный между нашими правителями договор гласит, что мы должны оказывать друг другу помощь, было видно, что гордому гному тяжело даются эти слова по форме право, а по сути мольба. Это время пришло
В ответ Чагарэ не нашел ничего лучше, чем презрительно усмехнуться. Делиться припасами он был не намерен.
О богатство и великолепии Альканзора за его стенами слагали самые настоящие легенды, в которых, как это ни странно, истины было гораздо больше чем вымысла. Побывавшие здесь хотя бы один раз до конца своих дней с восхищением рассказывали об увиденном Водители торговых караванов хвалили огромные дорожные чайханы, построенные специально для гостей столица Шамора и с удобством и легкостью вмещавших сотни и сотни торговых гостей со всех концом Тории. Дубленные морскими ветрами капитаны пузатых карак, что регулярно привозили в Альканзор тысячи пудов отборного зерна, восхищались гигантским портом, в котором легко умещались и мелкие флюги, и остроносые каравелы, и неповоротливые баржи. Послы соседних государств, посещавших Шамор в редкие годы мира, с нескрываемой завистью, рассказывали о роскошном убранстве султанского дворца, вил его приближенных, о чистоте городских улиц.
Не рассказывали все эти люди лишь о том, что скрывалось за изнанкой всего этого показного, бросающегося в глаза, великолепия. Ни слова, ни полслова не говорилось о том, что творилось внутри Золотого города, в его сердцевине, гниль которой лишь начинала разъедать этот роскошный плод. Редко кто из них слышал и тем более передавал другому щемящие другу истории о запутанных подземных ходах, которые опутывали Альканзор словно липкой паучьей сетью. Здесь ютились, годами не выходя на дневной свет, тысячи и тысячи рабов и пленников, на костях которых и держалось все это чудо света. Едва заходило солнце, из многочисленных нор и ходов на улицы города выходили и выползали все эти несчастные, принимавшиеся тут же чистить канализационные ямы, выскребать грязь и мусор с каменных плит огромных площадей и амфитеатров, заделывать трещины в стенах. И так происходило каждую ночь, во время которой снова и снова, как и последние два века, широкие улицы Альканзора словно змеи скидывали свою старую грязную шкуру и к утру снова представали во всей своей красе.
И утро нового дня не стало исключением для Золотого города, встретившего своих первых жителей блестевшими каменными мостовыми, натертыми до нестерпимого блеска золотистыми узорами железных ворот, перил, многочисленных ажурных мостиков
Что еще там? с легким недовольством Махмур Великий, султан Шаморской империи, высокий еще нестарый мужчина, но уже обрюзгший и с оплывшей от излишеств фигурой. Кто там еще шепчется? его пухлая ручка, унизанная крупными перстнями, лениво отогнуло полупрозрачную штору над своей кроватью.
Невнятное шебуршение, что еще мгновение назад раздавалось со стороны выхода из опочивальни султана, моментально прекратилось. Двое же придворных, что и являлись источником этого шума, тут же склонились в низком поклоне и начали мелкими шажками подбираться к огромной, монстрообразной кровати.
Великий, Наше солнце и луна, что своим светом освещают нам, тонким голоском заголосил один из них плотный лысый мужчина с мясистым красным лицом.
Хватит, уже проснувшийся султан поморщился от этого голоса. Кто там с тобой, Барух?
Барух, слуга, единственный кому было доверено входить в опочивальню султана, сразу же прервал свое славословие и тут же начал говорить обычным голосом:
Ваша мудрость, со мной его светлость Талак аль Захари, великий визирь вашего великолепия, слуга чуть подвинулся, подпуская к кровати высокого, сухопарого мужчину с крючковатым носом. У него важные новости.
Судя по дергавшейся словно схваченной судорогой щеке, новости у великого визиря были не только важные, но и в добавок неприятные.
Великий султан, затмевающий, пухлая ручка с роскошными перстнями негодующей хлопнула по атласной простыне, заставляя визиря прерваться. У меня плохие новости, спадающая до самого пола штора из альтерианского воздушного шелка резко дернулась и перед визирем показалось опухшее, с темными кругами под глазами, лицо Махмура, который явно гневался. Простите меня Ваше Великолепие, но ваш Золотой караван не пришел в порт.
В опочивальне на несколько минут повисла тишина, которая отчетливо напоминала предгрозовое затишье. Это ощущение было настолько явственным, что Барух, которого мгновенно с головы до ног пробил противный холодящий пот, крошечными шажками начал пятиться назад, к стене. Его же примеру с радостью последовал бы и визирь, но это было бы слишком заметно.
Султан же спросонья соображал не столь быстро. Он наморщил лоб, отчего над бровями образовалось несколько глубоких морщин. Зашевелил губами. Казалось, можно было услышать как в его голове что-то со скрипом поворачивается и вращается.
На нем было золото? наконец, Махмур вычленил главное. Караван покинул прииски с грузом?
На этот раз Золотой караван должен был вывезти накопившийся груз не за три месяца, как обычно, а за полгода. Поэтому плохо скрываемое раздражение, а может и злость, в голосе Махмура были более чем понятны.
Еще неделю назад от капитана каравана мы получили послание с голубем. Он пишет, что груз находится на борту и он готовиться отплывать, откашлявшись от внезапно пересохшего горла, ответил бледнеющий визирь. Когда же все сроки вышли, то я и бей порта вывели на поиски весь речной и морской флот. Вся морская стража, тысячи рыбаков по всему побережью получили приказ следить за любыми незнакомыми кораблями в наших водах. Великий, мы сделали все, что
Шторы вдруг с треском оборвалась и ее лохмотья упали на кровать.
Вы сделали, с перины выползал шипящий от ярости султан. , с красным перекошенным лицом он чуть не свалился с кровати, запутавшись в длинной ночной рубахе. Ты, помесь осла и
Барух своим отнюдь немаленьким телом уже сумел так вжаться в угол опочивальни, что его почти не было видно за огромным пухлым креслом. Визирь начал медленно отступать перед разъяренным Махмуром.
По натоптанной тропинке, окруженной со всех сторон лесными стражами покрытыми ледяными доспехами дубами, пробирался небольшой отряд около двух десятков людей и гномов в сопровождении неказистой повозки.
Судя по веселому и довольному гомону, который они издавали, опасаться им было нечего и некого.
Я его раз! Вот этим кулачищем! А он и слег сразу, судя по кислому выражению лица закутанного в мешковатый ватник человека, эту историю он слышал уже раз десть, если не больше. А я ведь сразу приметил, что этот оборванец горелый не прост, Кром горделиво приосанился; мол вот он какой. Кто бы другой вон бродягу какого притащил, а я же целого комтура.
Тут шедший за ним гном с роскошной окладистой бородой, прикрывавшей его грудь словно еще один панцирь, громко высморкался и прозвучало это как-то вызывающе. Кром сразу же развернулся к нему; его дико бесило то, что кто-то посмел не поверить ему.
Сколь нам еще слушать твою болтовню? однако наткнувшись на строгий взгляд своего дяди, он сразу же присмирел. У меня уже изжога от нее Ты лучше бы узнал, почему владыка не дал нам испробовать на врагах эти чудные штуки, головой гном кивнул на притороченный к своей спине огромный мешок с разобранным арбалетом. Я же видел как они бьют. Со ста шагов бревно в обхвате насквозь прошибает. Да мы бы этих людишек, тут его взгляд упирается в съёжившегося возницу, которому явно не понравились эти слова. Шаморцев бы пощипали, медленно, словно нехотя, поправился он.