Сущность народничества (и «старого» и «нового») Ленин усматривал в протесте одновременно «против крепостничества и буржуазности в России с точки зрения крестьянина, мелкого производителя»[29]. Этот вывод Ленина остается научно неоспоримым. Но среди ленинских оценок народничества есть не столько научные, сколько политические, обусловленные конъюнктурой революционной борьбы или партийными пристрастиями. Если о народниках 70-х годов Ленин отзывался как о «блестящей плеяде революционеров» с «беззаветной решимостью и энергией» и «величайшим самопожертвованием»[30], то народников 80 90-х годов называл «отвратительнейшими реакционерами народничества», клеймил их «политическое лакейство» и «лакейское бесстыдство», а их позицию по отношению к царизму определял хлесткими словами Щедрина: «применительно к подлости»[31]. Советские историки канонизировали все сказанное Лениным о народничестве, но быстро научились использовать высказывания вождя и в научных и политических спорах, вырывая из ленинского контекста и, при случае, переадресовывая, подходящие цитаты с похвалами или ругательствами.
б) Советские исследования
Итак, взяв труды Ленина за методологическое руководство и ориентируясь по ним, как по компасу, с 1917 г. начала развиваться советская историография народничества. В ней следует различать три этапа: с 1917 г. до середины 30-х годов; со второй половины 30-х до середины 50-х; со второй половины 50-х по начало 90-х годов, т.е. до распада СССР.
На первом этапе революционное народничество исследовалось интенсивно и плодотворно по ряду причин. Во-первых, после победы Октября рос интерес к революционному прошлому, к национальным традициям освободительной борьбы. Во-вторых, подогревали этот интерес печатные и устные выступления живых свидетелей, иные из которых (Вера Фигнер, Николай Морозов, Михаил Фроленко) заслуженно пользовались славой чуть ли не сказочных героев. Вот характерный штрих. На торжественном вечере в Москве 5 февраля 1928 г. по случаю 50-летия процесса «193-х», где выступали Н.А. Морозов, А.В. Якимова, М.П. Сажин, «клуб (Общества политкаторжан. Н.Т.) был переполнен рабочей и учащейся молодежью, воспоминания участников процесса затянулись по настоянию аудитории до глубокой ночи, причем молодежь требовала, чтобы сняли с программы вечера концерт и дали послушать стариков»[32]. Наконец, в-третьих, был открыт доступ к государственным архивам, сохранившим для историков почти все документы старого режима. Не зря директор Национального архива Франции Ш. Ланглуа, досадуя на то, что Французская революция XVIII в. уничтожила архивы духовного ведомства как «достояние реакционных сил», сказал советскому академику Е.В. Тарле: «Ваша революция была умнее нашей»[33].
До недавних пор в ряду причин, которые способствовали успешному изучению народничества (как, впрочем, и всех вообще проблем истории) обязательно называлась еще одна освоение советскими историками марксистско-ленинской методологии. Теперь выясняется, что эта причина не столько помогала, сколько мешала историкам.
Правда, до середины 30-х годов идейный контроль над историками СССР не был столь жестким, как в последующие годы. Хотя труды и высказывания классиков марксизма-ленинизма о народничестве усиленно пропагандировались и уже начали выходить в свет методологические руководства для историков народничества[34], все же советские ученые сохраняли отчасти творческую свободу и, дискутируя между собой, успели к середине 30-х годов создать много интересных монографических исследований[35]. Видное место отводилось народничеству в общих курсах российской истории М.Н. Покровского, Н.А. Рожкова, С.А. Пионтковского[36]. При этом резко обособились две крайности. Если И.А. Теодорович с большевистской горячностью идеализировал народников и стремился доказать, что народовольчество предвосхитило («в зародыше») большевизм[37], то М.Н. Покровский так же горячо доказывал: «большевизм своими положительными чертами ничем не обязан народничеству»[38]. Впрочем, Покровский противоречил себе, модернистски определяя бунтарей и пропагандистов первой половины 70-х годов как «большевистское» и «меньшевистское» крылья[39]. Само понятие «народничество» толковалось иногда то очень узко, то слишком широко: Ю.М. Стеклов отождествлял его с землевольчеством, а Н.А. Рожков распространял на художников-передвижников и композиторов «Могучей кучки»[40].
Однако коллективными усилиями ленинская концепция народничества очищалась от вульгаризации и модернизации. Полезной в этом отношении была всесоюзная дискуссия о «Народной воле»[41]. К середине 30-х годов в нашей литературе уже преобладал восходящий к Ленину, но хорошо аргументированный взгляд на народничество как на идеологию крестьянской демократии, господствовавшую в русском освободительном движении с начала до конца его разночинского этапа. Движение 60 70-х годов рассматривалось в неразрывном единстве как революционно-народническое (в противовес либеральному народничеству 80 90-х годов). К тому времени был накоплен колоссальный фактический материал, активно разрабатывались все проблемы народнического движения. На очередь встала задача создания обобщающих монографий. Но вдруг вся работа по изучению народничества пресеклась.
Дело в том, что к 1935 г., в обстановке воцарения культа личности Сталина, когда сталинская камарилья спекулировала на возможности террористических актов со стороны мнимых «врагов народа», какой бы то ни было интерес к народничеству с его терроризмом стал для «верхов» опасным. Вскоре после злодейского убийства С.М. Кирова Сталин в кругу приближенных заявил: «Если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов»[42]. Это заявление было воспринято как сигнал к запрету не только народовольческой, но и вообще народнической проблематики. 14 июня 1935 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О пропагандистской работе в ближайшее время», которое, в частности, гласило: «Необходимо особенно разъяснить, что марксизм у нас вырос и окреп в борьбе с народничеством (народовольчество и т.п.), как злейшим врагом марксизма, и на основе разгрома его идейных положений, средств и методов политической борьбы»[43]. В том же 1935 г. было распущено Всесоюзное общество политкаторжан, которое являлось центром исследования народничества, закрыт его орган журнал «Каторга и ссылка», а также его издательство, прерваны уже начатые издания многотомных собраний трудов П.Л. Лаврова, М.А. Бакунина, П.Н. Ткачева, задержан выпуск очередных томов биобиблиографического словаря «Деятели революционного движения в России», выходившего с 1924 г. (эти тома о народовольцах уже подготовленные к выходу в свет, типографски набранные, были сданы в архив, где и лежат поныне).
Дело в том, что к 1935 г., в обстановке воцарения культа личности Сталина, когда сталинская камарилья спекулировала на возможности террористических актов со стороны мнимых «врагов народа», какой бы то ни было интерес к народничеству с его терроризмом стал для «верхов» опасным. Вскоре после злодейского убийства С.М. Кирова Сталин в кругу приближенных заявил: «Если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов»[42]. Это заявление было воспринято как сигнал к запрету не только народовольческой, но и вообще народнической проблематики. 14 июня 1935 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О пропагандистской работе в ближайшее время», которое, в частности, гласило: «Необходимо особенно разъяснить, что марксизм у нас вырос и окреп в борьбе с народничеством (народовольчество и т.п.), как злейшим врагом марксизма, и на основе разгрома его идейных положений, средств и методов политической борьбы»[43]. В том же 1935 г. было распущено Всесоюзное общество политкаторжан, которое являлось центром исследования народничества, закрыт его орган журнал «Каторга и ссылка», а также его издательство, прерваны уже начатые издания многотомных собраний трудов П.Л. Лаврова, М.А. Бакунина, П.Н. Ткачева, задержан выпуск очередных томов биобиблиографического словаря «Деятели революционного движения в России», выходившего с 1924 г. (эти тома о народовольцах уже подготовленные к выходу в свет, типографски набранные, были сданы в архив, где и лежат поныне).
С 1935 г. научная разработка истории народничества оказалась под запретом. Все деятели народничества и либеральные, и революционные были синтезированы под одним ярлыком «народники», объявлены «злейшими врагами марксизма» (хотя они боролись против самодержавия больше 20 лет до начала распространения марксизма в России) и окончательно развенчаны на страницах «Краткого курса истории ВКП(б)», который надолго стал высшей и окончательной инстанцией советской исторической науки. «Краткий курс» изображал все и революционное и либеральное народничество однотонно и негативно. В нем не было даже термина «революционное народничество», а были народники вообще, которые, мол, представляли собой «героев-неудачников», возомнивших себя «делателями истории» и начавших «переть (?! Н.Т.) против исторических потребностей общества»[44].
Отныне народников можно было только клеймить, поносить (как «злейших врагов марксизма», вздумавших «переть» против истории), но не исследовать. Органическая часть разночинского этапа освободительной борьбы в России революционное движение с середины 60-х по начало 80-х годов была выброшена из отечественной историографии и почти четверть века оставалась как исследовательская проблема на положении залежи. Вся работа по исследованию разночинского этапа сосредоточилась на первой половине 60-х годов, а точнее на взглядах (главным образом) и деятельности А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского и узкого круга их соратников. При этом вошло в обычай антинаучное противопоставление народников 60-х годов во главе с Герценом и Чернышевским (которые-де вовсе не народники, а революционные демократы) народникам 70-х годов (которые будто бы отнюдь не революционные демократы, а только народники). Ленинский анализ народничества конъюнктурно извращался: похвалы революционным народникам замалчивались, а ругань по адресу народников либеральных (или даже эсеров!) распространялась на все народничество вообще. Некоторые историки, «виновные», между прочим, и в том, что они одобрительно писали о народниках, были физически уничтожены. Среди них В.И. Невский (1876 1937), Б.И. Горев (1874 1937), Е.Е. Колосов (1879 1937), П.Н. Столпянский (1872 1938), И.А. Теодорович (1876 1940), В.О. Левицкий[45] (1883 1941), Ц.С. Фридлянд (1896 1941), А.К. Воронский (1884 1943).