Сегодня мне ясно, что проводники, сопровождающие своих подопечных в их пути по неизбежной извилистой тропе в ад и назад, вовсе не обязаны иметь рога, закатывать глаза или выдыхать дым благовоний (хотя я, по-прежнему, отношусь к ним с немалой долей уважения).
Сопровождающий, конечно, может но не обязан, достигнув особого душевного и духовного состояния, проникать в самые сокровенные тайны души; и это совсем не плохо, когда справа от него резвится его шаманская «животная сила», а слева парит его добрый дух, но обычное сочувствие, сострадание, жизненный опыт, способность не судить и готовность быть всегда рядом при всех взлетах и падениях делают наставника, если не шаманом, то, по крайней мере, достойным другом и желанным попутчиком.
Меня сопровождали четыре попутчицы, и каждая делала это по-своему. Одна целительница и медиум на протяжении длительного времени поддерживала меня и морально, и физически посредством хилинга. Вторая психолог, которая сказала мне:
Ты потеряла ребенка. Так плачь, завернись в мешковину, посыпь голову пеплом ведь у тебя горе!
Третья моя духовная наставница, вместе с которой мы ныряли в неизведанные глубины сознания; и вряд ли я когда-либо испытаю более сильные и эффективные чувства, чем пережитое тогда потрясение. И последняя, но тоже замечательная, инструктор по шиацу и голосовой терапии, короткое знакомство с которой открыло заложенную во мне, но до этого скрытую и неподвластную мощь и научило меня слушать и слышать плачь и крик моего тела.
Третья моя духовная наставница, вместе с которой мы ныряли в неизведанные глубины сознания; и вряд ли я когда-либо испытаю более сильные и эффективные чувства, чем пережитое тогда потрясение. И последняя, но тоже замечательная, инструктор по шиацу и голосовой терапии, короткое знакомство с которой открыло заложенную во мне, но до этого скрытую и неподвластную мощь и научило меня слушать и слышать плачь и крик моего тела.
В течение долгих лет я думала, что все могло выглядеть по-другому. Я верила, что если бы вместо того, чтобы оттолкнуть себя от себя, отвернуться от своей боли, отречься от своей потери; если бы вместо бесконечных анализов и консультаций у врачей, которые не видели меня, а только мою болезнь (и, соответственно, не видели ничего), если бы вместо всего этого я нашла хотя бы одну из этих женщин, которая в тот день, когда из меня выскребли мой мертвый плод, стала бы моей попутчицей, взяла бы меня за руку и проделала со мной весь тяжелый путь все ниже и ниже до самой моей внутренней преисподней, а затем назад, я бы оперлась на ее плечо, выкричала перед ней мою утрату, разорвала одежду и посыпала голову пеплом, а потом бы поднялась. И самое главное: я жила бы, сознавая, что со мной происходит, а значит, проживала бы свою жизнь во всей ее полноте.
Я верила в это, жалела себя и злилась. Я злилась на врачей и на судьбу, которая в то невыносимо тяжелое время не позаботилась обо мне, не снабдила меня проводником, шаманом или просто попутчиком. Но сегодня я понимаю, что все происходило именно так, как могло и должно было происходить. Моя встреча с попутчицами, так же как и все другие значительные встречи в моей жизни, не состоялась слишком поздно она состоялась ровно тогда, когда я была к ней готова. Более того, я знаю, что ни тогда и ни сейчас я не достигла конечного пункта моего странствия.
Прежде чем мы отправимся в путь, одно важное замечание: сказки можно читать и толковать по-разному, мое же отношение к сказкам подобно юнгианскому отношению к сновидениям, и я считаю их неподвластными времени повествованиями, которые нам посылает наше личное и коллективное подсознание.
Сюжет сказок, как и сновидений, развивается на наших внутренних просторах, и их герои олицетворяют нашу внутреннюю суть. Каждое действующее лицо это всего лишь один из образов того, кто этот сон видит. Если во сне ко мне являюсь «я» вместе с другими знакомыми и незнакомыми мне участниками, каждый из которых изображает какую-то определенную частицу меня, то и в сказках героиня (Белоснежка, Красная Шапочка, Спящая Красавица) присутствует в виде своего имени или прозвища, в котором отражена доминантная часть ее личности, в то время как остальные образы представляют дополнительные лица («мать», «охотник», «волк», «мачеха» их не счесть). Какими бы они ни были: знакомыми и близкими или незнакомыми и вызывающими страх эти образы всегда являются частицами души самой героини.
Нам предстоит встреча с несколькими хорошо знакомыми и менее известными сказками и мифами возвращения из небытия, которых мы будем рассматривать как истории о депрессии, закончившейся исцелением. Белоснежка, Красная Шапочка и Спящая Красавица исполнят роль опорных столбов в архетипической пещере, в то время как другие сказки этого жанра (к примеру, «Заколдованный лес» или «Амур и Психея») будут нам служить фонариком. Я не смогу обойтись без помощи наших выдающихся современниц: Адриенны Рич, Сильвии Плат, Симоны де Бовуар и их соратников; в их трудах я нашла для себя много нового, их мысли придали глубину моим изысканиям.
Я расскажу истории, о которых повествуют образы архетипических женщин из сказок забытья и смерти, исходя из моего собственного, очень личного к ним отношения. Я слышу в них вечный, существующий вне времени урок: в состоянии, называемом в этих сказках «сон», «забытье» или «смерть», кроется мощная целительная сила; именно это состояние мы сегодня называем его современным именем депрессия.
Часть первая. Белоснежка (Кровавая Белоснежка)
Введение: красное черное белое
Было то в середине зимы. Падали снежинки, точно пух с неба, и сидела королева у окошка рама его была из черного дерева и шила королева. Шила она, загляделась на снег и уколола иглою палец, и упало три капли крови на снег. А красное на белом снегу выглядело так красиво, что подумала она про себя: «Если бы родился у меня ребенок, белый, как этот снег, румяный, как кровь, и черноволосый, как дерево на оконной раме!». И родила королева вскоре дочку, и была она бела, как снег, как кровь румяна, и такая черноволосая, как черное дерево, и прозвали ее потому Белоснежкой. А когда ребенок родился, королева умерла[6].
Вот перед нами пять коротких, скрупулезно отточенных предложений, ставших самым выразительным прологом братьев Гримм. Пять предложений и весь жизненный цикл одного женского архетипа: юность, ожидание ребенка, материнство и смерть. Это трогательное, поэтичное повествование, подобно древней реке, берет свое начало где-то в глубине сказочных веков и со сказочным упорством прокладывает себе путь в наши дни. Повествование, которое неподвластно времени.
Было то в середине зимы В воздухе кружится снег, снежинка за снежинкой, невесомые, как пух с огромного небесного лебедя. Красивое женское лицо в оконном проеме: черное грубо обтесанное дерево, а снаружи белизна, бесконечная белизна. И женщина, молодая королева, еще не познавшая материнства, то ли видит в полусне, то ли грезит наяву: ее мысли плывут, как снежный пух, кружатся и тонут в бесконечном белом океане.
Она очнулась от укола иглы; три капли крови три алых пятна на белоснежном покрывале. И вдруг все оживает: пятно крови, словно брошенный в воду камень, разбивающий зеркальную гладь озера, расплывается алым кругом на девственно белом снегу; расползается по застывшей картине, нарушает ее покой и влечет за собой перемены, беременность, рождение[7]
А королева загадывает желание, повторяя его про себя, как молитву: она мечтает о младенце, белом, как снег, румяном, как кровь, и черноволосом, как дерево; она создает его в своем воображении она шьет. Она шьет губы, алые, как кровь, кровь девственницы; она шьет белоснежную кожу бледную, как остывающее тело; она шьет черные, как черное дерево, волосы черные, как жирные слои чернозема. Девочка рождается, и королева умирает.
И родила королева вскоре дочку, и была она бела, как снег, как кровь румяна, и такая черноволосая, как черное дерево, и прозвали ее потому Белоснежкой. Сколько раз мы слышали это предложение, которому явно предназначена роль предупреждающего знака, и не остановились. Ведь согласитесь, это более чем странно: родилась девочка, которая была одинаково бела, красна и черна, но почему-то, на первый взгляд, совершенно произвольно, но на самом деле, как мы сможем убедиться далее, вполне преднамеренно красный и черный были проигнорированы, только белый цвет оказался соответствующим образу малышки. История, на которой выросли поколения, не озаглавлена как «Краснокровка» или «Черностволка», а известна всем под названием «Белоснежка».
Как же получилось, что малышка избавилась от двух из трех частей своей многоцветной личности и ухватилась за такой бледный, безжизненный цвет, как белый?
Идеальная внутренняя мать периода беременности та самая очень-очень умная, совершенная внутренняя мать, какой все мы собираемся стать; та, которую все мы хотели бы иметь в качестве своей собственной матери; та, которая на самом деле может существовать только в пределах утопического периода увеличивающегося живота, стежок за стежком создавала в своих мечтах этакую бело-красно-черную девочку; она мечтала о трехцветной дочке.
И ее желание исполнилось.
В момент рождения еще без имени, то есть до того, как было предопределено ее общественное лицо, Белоснежка является законченным, целостным человеческим созданием, состоящим из полного спектра жизни и смерти: она черная, белая и красная. Но только тогда, как это обычно происходит в утопиях, умирает внутренняя идеальная мать из периода беременности, вернее, уступает место действительности действительности более сложной, когда новые голоса и силы заявляют о своих правах на только что появившееся существо. Ну а дочка, которая сразу улавливает, что здесь установлены другие правила игры, чем там, в «чреве», где ее принимали всю, без оговорок и ограничений со всем ее красным, белым и черным, делает свой выбор.
Белоснежка, «хорошая и послушная девочка», выбирает белый.
Еще одной девочкой, которая предпочла белый, прикоснулась к красному и стала жертвой кровожадного черного, была выдающаяся писательница и поэтесса Сильвия Плат (19321963). Она сознательно ушла из жизни в возрасте 31 года, но успела подарить миру стихи, которые на сегодняшний день признаны вершиной женской лирики XX века, и ее единственный роман автобиографию «Под стеклянным колпаком» («The Bell Jar»), повествующий о событиях 1953 года, когда она находилась в состоянии глубокой депрессии. Плат дала современные имена действующим лицам, населяющим мир депрессии, знакомый ей до мельчайших подробностей. Ее произведения стали моим путеводителем в сказочном лабиринте чувств и эмоций, по которому она сама передвигалась с уверенностью современной Белоснежки или Инанны; за время наших скитаний мы не раз обратимся к ее творчеству.