У меня был огромный палевый пудель с шикарной родословной. Еще его персиковую бабушку в дар балерине Галине Улановой преподнесла английская королева
Пес был своенравный, никого к себе не подпускал. Вдруг смотрю, стоит мой грозный пудель на задних лапах, в полный рост, лицом к лицу с высоким белобрысым парнем кудрявым, голубоглазым, в белой парусиновой кепке пшеница с васильками! Передние лапы ему на грудь положил и не сводит с него влюбленных глаз. А тот его за уши треплет и басит на всю округу:
Чей это Артемон?
Я говорю:
Мой.
Он обернулся (эх-ма! в юности была я толстовата, длинноноса, застенчива, коротковата), он в первый раз посмотрел на меня, причем сразу вот этим своим теплым взглядом, и запел:
Про-пала Маль-вина не-веста моя
Какими ветрами занесло меня в Уголок Дурова? Я только окончила школу и мечтала стать полярником, дрейфовать на льдине. Даже написала письмо в Ленинградский институт океанографии о своих намерениях, сделав такой запрос: не помешает ли мне тот факт, что я девица, слабо разбираюсь в физике и живу в Москве?
Мне пришло письмо на официальном бланке с шапкой и печатью. В письме было одно слово:
ПОМЕШАЕТ.
Что ты расстраиваешься? утешал меня папа. Пойди во двор сядь в сугроб, подрейфуй немного и домой!
Папа хотел, чтобы я поступала в Институт международных отношений. Когда-то он сам его блестяще окончил с красным дипломом второй выпуск МГИМО! и в своих мечтах видел меня журналистом-международником, спецкором в какой-нибудь более или менее дружественной стране, чтоб каждый вечер с гордостью лицезреть меня в программе Время на фоне Эйфелевой башни, Букингемского дворца, статуи Свободы Собственный роллс-ройс, высокая зарплата, красивые наряды, звездные поклонники, светские рауты, приемы в посольстве.
Ало?!! звонить Роме в Оренбург, тете Мане в Витебск, дяде Аркадию с тетей Асей на Звездный бульвар и Вальке-милиционеру, постовому на Садовом кольце, папиному двоюродному брату. Включайте скорее телевизор, Первую программу, Марина ведет репортаж из Рима. Вы смотрите? Интервью с Папой Римским!..
Мама хотела, чтоб я стала актрисой. Самой ей пробиться в артистки не удалось, хотя она была участницей фронтовой художественной самодеятельности как раз наутро после их школьного выпускного вечера началась война.
В мае сорок пятого года готовился грандиозный концерт ко Дню Победы в Москве. Строгое жюри во главе с самим генералом Жуковым отбирало конферансье для эпохального представления. Нахмурив брови, товарищ Жуков придирчиво окидывал взглядом претенденток на роль ведущей:
Эту б убрать, эту б убрать, а вот эту, он указал на мою маму, оставить!
Свободней, естественней!.. говорила мама, втайне от папы готовя меня к весеннему поступлению в театральное училище, не пыжься, не пучь глаза, раскованней: А розы были так свежи, так прекрасны
Ей даже удалось найти блат. В Щепкинском училище деканом работал знакомый ее приятельницы Миша Новохижин. Бывший военный летчик, он пел под гитару романсы. Предупрежденный о нашем участии в первом туре, Миша специально явился на прослушивание и стал изумленным свидетелем пронзительно исполненного мною этюда: старая якутка в чуме.
Главное, они мне сами сказали:
Представьте себе, что вы знатная оленеводка!
Ну, я и представила. Села на пол, глаза прикрыла, раскачиваюсь, что-то стала бормотать себе под нос, не то сонная, не то пьяная. Люди передо мной растаяли в морозной дымке. Лишь за горизонт в дальние дали уходили бескрайние снега.
Вся моя жизнь сгустилась во мне, сумрачным взглядом я обозревала ее, не различая деталей, и синий табачный дым застилал мое морщинистое лицо.
А-а-ай-я-я-я-я-я-а-ай!.. зазвучала во мне какая-то незнакомая песня. Я-а-а на-на ой-ёй-ёой ма-а-а ма-ма-а ньо-ой!.. беззубым ртом и впалыми щеками я выводила, почесываясь. М-м-м-а-я-а-о-о, заклокотало в горле.
Спасибо!
Я вздрогнула и мутным глазом уставилась на приемную комиссию.
Меня попросили выйти.
Вскоре выскочил Миша, немного смущенный, и сбивчиво объяснил маме, что я для Малого театра не подхожу: им требуются героини, а я безнадежно характерный типаж. Он мог бы сделать невозможное и протолкнуть меня на второй тур.
Но это будет полностью безрассудный шаг, убежденно проговорил Миша. Царев с Гоголевой на нее даже смотреть не будут! Так что не стоит травмировать ее, кажется, и без того неустойчивую психику.
Тем летом я так и не решила, кем бы мне стать. Поэтому целыми днями слонялась по улицам, глазела по сторонам, прогуливалась в Коломенском парке, уплетала мороженое и, разлегшись на траве, следила за жизнью облаков, мечтая о любви.
Родители отчаялись и уехали на курорт, оставив приглядывать за мной старого папиного друга поэта и философа Маркова. Марков меня никак не угнетал. Ночами он сочинял стихи, не выпуская изо рта беломорину, днем спал, а в сумерках выбирался в магазин за скромной рюмочкой. Иногда, ссылаясь на преклонный возраст, он гонял меня в винный, кричал вслед хорошо поставленным голосом:
Если нет четвертинки, купи пол-литра и там кому-нибудь в очереди предложи разлить на троих.
Дома он расхаживал в растянутых лыжных штанах без резинки, их Марков удерживал на себе при помощи бельевой деревянной прищепки, в истонченной майке и прохудившихся носках. При этом он постоянно декламировал поэзию Серебряного века, особенно любил Северянина:
В деревне хочется столицы,
В столице хочется глуши.
И всюду человечьи лица
Нечеловеческой души
читал Марков с благородной сдержанностью, прикрыв глаза, выразительно жестикулируя.
Так как же не расхохотаться, вдруг восклицал он громогласно, не разрыдаться и не жить, когда возможно расставаться, когда возможно разлюбить!..
Однажды он заявил:
Маринохвостка! Ты взрослая девушка, хватит тебе болтаться без цели и смысла. Пора чем-нибудь заняться.
Я говорю:
Да можно чем-нибудь. А чем?
Надо тебя устроить в зоопарк. Ты так любишь животных. А впрочем, весело сказал Марков, лучше в Уголок Дурова. Магуа вернется (это он моего папу так звал Магуа, в честь знаменитого африканского вождя), а ты уже не тунеядец, а рабочий человек.
А что? Это мысль. Я вполне могла бы посвятить себя деревьям, травам, птицам, зверям, рекам и камням, ну, может, еще звездам. Мне это всегда казалось чем-то настоящим, реальным по сравнению со всем остальным. Не зря кто-то сказал: Бог создал животных, чтобы отогревать наши холодные сердца.
А что? Это мысль. Я вполне могла бы посвятить себя деревьям, травам, птицам, зверям, рекам и камням, ну, может, еще звездам. Мне это всегда казалось чем-то настоящим, реальным по сравнению со всем остальным. Не зря кто-то сказал: Бог создал животных, чтобы отогревать наши холодные сердца.
Короче, Марков надел свое кожаное пальто, двубортное, коричневое, изрядно потертое, серую шляпу, взял трость, и мы отправились в Уголок Дурова. Заходим старое здание на улице Божедомка с утоптанной лестницей. Марков, простерев длань, величественно:
Позовите мне Анну Владимировну Дурову!
Он хотел видеть только дочь Дурова, не меньше. Раз уж нельзя поговорить с самим Дуровым.
Что удивительно, она явилась к нему высокая, седая, в синем сатиновом халате, вся в рыбьей чешуе, только что от морских львов. Марков снял шляпу, наклонился, поцеловал ей руку и произнес:
Журналист Марков
О, это было волнующее зрелище. Оба они бог знает во что одеты, люди немолодые, всего в жизни навидавшиеся, и оба мгновенно почуяли друг в друге голубую кровь.
Что вам угодно? ласковым баритоном спросила Дурова.
Хочу порекомендовать вам, возвестил Марков, дочь моего друга
Что ж, ответила августейшая Дурова. Мне нужны люди чистить клетки. Бери лопату, повелела она мне, бери метлу, бери корзину иди, подметай ряд копытных.
И я с головой погрузилась в работу. Кучу за кучей я выметала из-под ослов, козлов, оленей, шотландских пони, пары свиней, верблюда Вани и перуанской ламы Глаши. Ваня оказался чудовищно неблагодарной скотиной, стоило приблизиться к его вольеру, он набирал полный рот слюны и плевал мне в лицо. Глаша тоже плевала на меня. Хотя я их кормила и поила, а под ноги им сыпала ведра свежих опилок.
В графе профессия или занимаемая должность у меня навсегда теперь значится служитель по уходу за животными.
Спасибо, не написали прямо: говночист, воскликнул папа, когда я с гордостью показала ему свою трудовую книжку.
Да, мы служили говночистами, но мы были молоды, нам казалось море по колено. Все разговоры у нас так или иначе касались этой темы, все шутки, ассоциации, прозвища.
Где взять метлу?
Во-он, видишь дверь светло-говенного цвета?..
Одного служителя он чистил клетки у барсуков и енотов смолоду звали Слабый Сфинктер. Потом он заматерел, окреп, его стали звать просто Сфинктер. Говорят, что недавно, провожая на пенсию, коллеги уважительно его величали Крепкий Сфинктер.
Наш бригадир мачо Лисин по прозвищу Лисапендра в ковбойской шляпе, штанины колоколом, перепоясанный широким ремнем со скрещенными кольтами на золотой пряжке Если он, например, видел палку, то высшим шиком считал заметить:
Хорошая палка говно мешать!
Или был у нас экскурсовод Гарри Ключников. Когда кто-нибудь открыто и доверчиво зевал, неважно кто зоотехник, замдиректора по хозяйственной части, кассирша или вахтер, он, не в силах удержаться, совал этому зевающему человеку в рот свой черный толстый палец.
Закрой рот говно простынет! радостно говорил Гарик.
Его даже побили однажды. Он всё равно не прекратил. Не мог утерпеть.
Одним словом, я у копытных подметала. А Леонтий рангом повыше у медведей: сначала выгребал, а потом уж подметал.
Мальвин, говорил он, когда мы сидели на заднем дворе под грушей выпивали, почему-то мне кажется, именно мишук предок человека, а не обезьяна. Иногда подойдешь к нему, а он стоит, знаешь, они так любят стоять на задних ногах, передние лапы подняв к потолку, им то ли потянуться хочется, то ли они что-то там выглядывают Леонтий задумчиво наливал нам в граненые стаканы Кагор. Вот он сверху на тебя смотрит и такое ощущение, что это человек лесной. Лесной человек! Я тебе на полном серьезе говорю.
С медведями у Леонтия было редкое взаимопонимание. Поэтому дрессировщики любили, чтобы он им привел медведя на сцену, придержал, успокоил. А то потапыч зверь неоднозначный. Совсем не такой пентюх, каким кажется. Он прыткий и проворный, он может помчаться на всех парах, куда угодно вскарабкаться, внезапно рассвирепеть, а сила у него такая, что лося унесет или взрослого быка.