У постамента сидела кошка с ярко-зелеными глазами, так вот эта кошка встала и ушла, такая вдруг воцарилась тишина, словно перед бурей. И в этой звенящей тишине я встретилась взглядом с Анной Владимировной.
Она глядела на меня с недоумением, горечью, укоризной казалось, глаза ее говорили: Как??? В этот день??? Не может быть, что кто-то еще посмел родиться, кроме великого Дурова!!! Букашка, из которой неизвестно что получится и вряд ли что-нибудь путное! А посягнула на самое сокровенное, святая святых!!!
Я даже вспотела под этим взглядом, хотя я вообще никогда не потею. Почему земля не разверзлась под моими ногами? Без слов, без препирательств, без угроз, я готова была перенести день и час своего золотого рождения только бы не огорчать Дурову, ибо отец ее поистине велик, и это было полным сумасбродством с моей стороны родиться с ним в один день.
Улетучиться, не мозолить ей глаза. Тем более у меня такая способность растворяться в воздухе. Фьють! И нету. Сначала меня все ищут, зовут. А потом махнут рукой и забывают
Но тут к Анне Владимировне вернулось ее знаменитое самообладание.
Что ж, произнесла она царственно. Хотя это чисто случайное совпадение, мы не вправе его оставить без внимания. С сегодняшнего дня, она обратилась ко мне, я вас повышаю в должности: вы переходите из служителей в экскурсоводы.
Но тут к Анне Владимировне вернулось ее знаменитое самообладание.
Что ж, произнесла она царственно. Хотя это чисто случайное совпадение, мы не вправе его оставить без внимания. С сегодняшнего дня, она обратилась ко мне, я вас повышаю в должности: вы переходите из служителей в экскурсоводы.
Это был гениальный ход! Раз обстоятельства моего появления на свет никак не изменить и теперь в наш общий день рождения я стану плечом к плечу с бюстом высокородного аристократа принимать подарки, то пусть уж, по крайней мере, я буду разночинец, а не распоследний люмпен!
Отныне меня окружали толпы детей и родителей, вожатых, детсадовских работников, необузданных школьников и строгих педагогов. В черном сатиновом халате вела я их от одной клетки к другой, день-деньской разглагольствуя о чудесах Божьего Творения. Ступая по опилкам, петушиным перьям и куриному помету, рассказывала я завороженным слушателям о том, кто из животных больше любит холмы и луга, кто предпочитает спать под сенью хвойных деревьев, где пролегают незримые пути миграции дикого гуся, казарки белощекой или мандариновой уточки. О том, что олень в пору своего расцвета превращается в единорога, сова в птицу Феникс, одетую в шелковое пятицветное оперение, а Семиург бессмертное пернатое с четырьмя крылами, ястребиными лапами и павлиньим хвостом, вьющее гнездо в ветвях Вселенского Древа.
Я раскрывала тайны существ, которые по природе своей немы. Пятнистая рысь, нахохленные орлы, проворные кролики и хрупкие саламандры, седые волки, морская черепаха и пара дальневосточных тигров, за чьей упрямой ходьбой вдоль решетки я зачарованно следила с другой стороны стальных прутьев Мой путь пролегал в такой близости от них, что я постоянно ощущала за спиной звериное дыхание и тепло, прикосновение мягкой лапы, плотного крыла или маслянистого плавника.
И по условленному знаку, известному только им и мне, оп-ля-ля! они танцевали, кувыркались, прыгали сквозь металлический обруч, били в барабан. Я же угощала их фруктами, медом и маковыми сухариками.
И был у нас говорящий ворон. Он сидел в просторной клетке на деревянной жердочке, вечным взором устремясь в такие дали, каких, может быть, не отыскать на Земле, лишь в небесах и во Времени существуют настолько необозримые пространства. Мне даже не хотелось окликать его, погруженного мыслями в Универсум, задавать свои суетливые, пустяковые вопросы, но, что делать, каждый из нас, как мог, отрабатывал свой хлеб.
В один прекрасный день я подвела к нему экскурсию и говорю строго научным тоном:
Ворон обладает необыкновенными лингвистическими способностями. Исследования американских ученых показали, что у воронов существуют различные языки. Городской ворон не понимает ворона сельского, во́роны, живущие в разных республиках, не могут общаться друг с другом по причине языкового барьера. Однако есть бродяги, кочующие из города в сельскую местность, из одной страны в другую. У них своя особая песня. Но они понимают языки других птиц
Неожиданно к моей группе присоединяется Дурова.
Стало быть, одобрительно говорит она, среди воронов встречаются полиглоты?
Я радостно и слегка подобострастно:
Да, Анна Владимировна!
Мне хотелось показать себя с лучшей стороны. Дабы эта незаурядная женщина не раскаялась, что доверила мне, простому служителю, высокую роль экскурсовода.
Я открываю клетку, показываю ворону блюдо с хорошим казенным пайком и спрашиваю у него:
Как тебя зовут?
Это был важный миг в жизни каждого посетителя, волею судьбы оказавшегося свидетелем полностью ирреальной картины когда ворон, не шевеля клювом, скрипучим голосом, похожим на сломанный радиоприемник, отчетливо произносит:
Воронок
А как любишь, чтобы тебя звали? задаешь ему второй вопрос.
Обычно, грассируя, он отзывался по накатанной:
Воронуша и с чувством выполненного долга брал у тебя черным костяным клювом кусочек сырой говядины.
А тут я смотрю, он прикидывает в своем мозгу, как бы попроще заполучить награду.
Трезвый ворон, не пьяный, пес его знает, какая шлея под хвост попала, именно в моей, озаренной научными сведениями, экскурсии, в присутствии вельможной Анны Владимировны, вместо положенного Воронуша возьми да и каркни: Жопа!
И расстаравшись, со смаком дважды повторил это каверзное слово.
Убрать с показа! свирепо пророкотала Анна Владимировна.
И расстаравшись, со смаком дважды повторил это каверзное слово.
Убрать с показа! свирепо пророкотала Анна Владимировна.
И мы не поняли, кого она имела в виду меня или ворона.
А впрочем, пришла мне пора поступать в университет, искать свой путь, понять к чему лежит душа, на что не жалко будет ухнуть это драгоценное воплощение в образе человека
Увы, я так и не ведаю до сих пор, в чем оно состояло мое призвание. Писатель ли я? Или всё-таки служитель по уходу за животными? Зимовщик на Земле Франца Иосифа, мать троих детей, монах или клоун, открыватель неведомых миров, маляр, кашевар? Кто же я, Господи? Для чего ты меня предназначил?
Мне не хватило духа и воли, чтобы расслышать внятный всеведущий внутренний голос он казался мне голосом моря. А теперь времени почти не осталось, не за горами Великое Превращение, успеть стать пустой флейтой, на которой играет ветер, и ладно.
И всё же, Господи, всё же когда сознание угомонится, а мысли исчезнут, позволь мне в последний раз обернуться, будто на чей-то зов. Я сказала будто, потому что вряд ли на краю ойкумены, продвигаясь в безмолвие небес, удастся мне распознать в многоголосье Земли чьи-то дорогие моему сердцу интонации.
Но когда, обернувшись, увижу родные фигуры с человеческими или звериными очертаниями в окаменевшем пространстве, дай почувствовать такую глубокую любовь, что все осколки, обрывки, клочки этой прожитой жизни вдруг сами собой соберутся, склеятся и воскресят удивительные мгновенья как, например, мы с Леонтием снимали на телевидении козла.
К тому времени мы уже виделись довольно редко. Пути наши разошлись. Я училась на вечернем, работала на телевидении, но, сочиняя сценарии, всегда старалась задействовать Леонтия. Он купил москвич сливового цвета: каблук с большим багажником. И в этом фургончике возил своих зверей то надо в Большой театр на Дон Кихота забросить осла (Своих-то там не хватает! шутил Леонтий), то в Детский театр на Маугли по-солидному подвезти питона
Короче, в назначенный день с козлом в грузовом отсеке сквозь милицейский кордон Леонтий въехал на территорию Шаболовки.
Моего дорогого друга я встречала у входа в первый корпус, и мне уже были хорошо видны его пышные усы и пшеничные кудри, когда вдруг у машины заглох мотор. Леонтий вылез смущенно улыбаясь, мол, айн момент, открыл капот, склонился над мотором, закурил и уронил туда горящую зажигалку.
Мощное пламя вырвалось из мотора и мигом охватило машину. Леонтий с опаленными кудрями кинулся к багажнику, выволок на свет божий абсолютно черного козла с огромными рогами, потом выхватил из кабины документы, а напоследок спас яркий шелковый камзол весь в блестках, на вешалке, видимо, заботливо отутюженный Кларой Цезаревной.
Москвич сгорел в семь минут.
Как живое существо, горевал Леонтий. Бибикнул мне, помигал фарами
Подошли милиционеры: хлопали его по плечу, сочувствовали, смеялись.
Телевизионщики спешили на работу, не обращали внимания, думали, идет съемка.
А у нас, у комедиантов и плясунов, настроение, конечно, испортилось. Хотя Леонтий (артист!) надел камзол с огромными карманами, набитыми печеньем и вафлями, шелковые чулки, рубашку с кружевным воротником, золотую бабочку сверкал, искрился, как жар-птица
Козел, невзирая на канонически сатанинский вид (ему только в Иудейской пустыне бродить в качестве козла отпущения), блистательно исполнил весь набор фортелей и трюков. И зверь, и дрессировщик на славу отработали съемочный день.
Одним словом, вечер. Надо увозить козла, а машины нет. И мы тоже не сообразили после пожара заказать уазик, такое все испытали громадное потрясение.
Выходим на улицу: я, Леонтий в каком-то сером тюремном ватнике с сияющим камзолом, небрежно перекинутым через плечо, и на цепи этот человек ведет козла. Дождь хлещет проливной, а ведь была, черт возьми, середина декабря.
Стали на дороге в темноте втроем ловить такси. Вымокли, замерзли, покрылись ледяной корочкой никто не остановился.
Тогда мы решились на отчаянный шаг проникнуть в метро.
Сиротской походкой я двинулась к суровой женщине с красной фуражкой на голове, замурованной в стеклянной будке:
Это цирковые артисты, говорю я жалобным голосом. Фургон у них сгорел. А до дома буквально две остановки
Животных нельзя, ответила она твердо. Тем более без намордника.
Он же козел! говорю я. Они не носят намордники.
Нет, и всё!
Леонтий понизив голос:
Я вам заплачу. Сделайте для нас исключение. Это очень смирный, психически уравновешенный козел. Он два раза ездил на съемки на Черное море, имел отдельный номер в пансионате работников Госплана и зарекомедовал себя с самой лучшей стороны.