Угомонись, Паш. Расчет получили и свободны, сказал Никита. Он был молодой, поэтому даже сейчас смог посмеяться.
А, вот ты как поёшь?! Так ты наемник? Кузьма не на шутку разозлился.
А ты, стало быть, нет? Деньги не получал?
Получал! Но я туда не за деньги пошел.
Никита пожал плечами. Ему было двадцать четыре, ни детей, ни жены. Если бы не оторванная во время осады рука, воевал бы до сих пор. Он поглядел на свой новенький протез и сказал:
Видишь, за что я пошел? Десять тысяч долларов. Думаешь, у меня такие деньги были когда-то? Я даже и сосчитать бы столько не смог. В рублях, уточнил он, улыбаясь. А теперь могу себе позволить такую штуку, и не одну! У дедов-то, поди, не было.
Но никто не понял шутки, и молчание, сделавшееся мрачным, затянулось.
Скучно с вами, вдруг сообщил Кузьма, поднимаясь после очередной рюмки. Хочу развлечься.
Развлекайся, никто ж не запрещает, заметил Никита.
Кузьма вышел и зашагал к машине. Он еще сам не понял, что собирается сделать. Открыв багажник, нашел канистру с бензином и отправился к морю. Здесь он облил несколько лодок и поджег. Огонь занялся не сразу, Кузьма заставлял пламя разгореться. Но вот сырое дерево вспыхнуло и очень быстро выгорело. Борька испуганно жался к ногам хозяина.
Ты уж разбушевался тут, да? спросил подошедший Павел.
Не. Хотелось что-то сделать.
И как, веселее стало?
Немного.
На самом деле Кузьма почувствовал себя гораздо лучше.
Так дело не пойдет, сказал он, сидим как старые пердуны. Молчим. Надо что-то делать!
Зачем? пытался понять Павел.
Я вот умираю от скуки!
Так иди работай.
Да к черту работу! У меня есть пока деньги, еще успею наработаться. Мне еще хозяйство поднимать. А пока хочу что-то полезное сделать, и веселое!
Ну тогда веселись, кто не дает.
Кстати, насчет денег. Надо бы с Саньком потолковать. Сходишь со мной?
А кто это, Санек?
Друг старинный. Мы до войны кафешку держали на набережной. Узнаем, как там она. Может, как раз и работу тебе организую! Он хлопнул Павла по плечу.
Лодки прогорели, черноморская ночь снова скрывала лица, слабый серебристый полумесяц лишь изредка показывался из-за облаков.
Схожу, если надо. Но я работать тоже не хочу. У меня пенсия.
А кто платит?
Как кто, Павел пожал плечами и улыбнулся. Русские платят.
Видишь, тебя не забыли.
Да брось. Знаешь же, о чем я. На людей посмотри. Как они косятся на нас. Как будто это не мы их защищали от укров и америкосов.
Дураки, что с них взять, добродушно ответил Кузьма. Я вот стараюсь не злиться и тебе не советую. Знаешь, мне еще мой отец объяснял: каждый понимает столько, сколько ему Боженька мозгов отмерил. Вот мы с тобой понимаем, а они Он развел руками. Но ты же не бесишься на пса, что он пес?
Борька твой поумнее многих, мрачно заметил Павел. Поняв, что речь о нем, пес залился радостным лаем.
А вот что было бы, если бы мы туда не пошли, а? Ты думай чаще об этом, тебе станет легче, посоветовал Кузьма.
Тебе самому легче от этого?
Просто думай. Вот увидишь. Я как представлю, что здесь стоит американский флот и какие-нибудь укро-немцы наших баб лапают, мне сразу ровнее дышится как-то. Мы их не пустили!.. Не будет такого. Слышали? Не будет!!! проорал Кузьма, поворачиваясь к черному морю. Волны мерно гремели, поглощая их разговор.
Глава пятая
На другой день Павел с утра приехал к дому Кузьмы на велосипеде. Тот только проснулся и выглянул в окно. На часах было начало восьмого, солнце уже начинало припекать, лето было совсем близко.
Как ты на этой железке ездишь? Еще и в такую даль.
Не знаю. Не спалось вчера. Сел и поехал, пока темно.
Это хорошо, что ты уже здесь, сказал Кузьма.
Хотя он был уверен, что привезенных с войны денег хватит еще минимум на год, а если начнут платить обещанную военную пенсию, то и вовсе не придется работать, с тем, как дела у их с Саньком кафе, желательно было разобраться. Просто он ленился идти к нему один. А при зрителях вот хоть при Паше все было проще.
Заходи, позавтракаем.
На кухне уже сидели Полина и Петрович. Едва появился отец, девочка встала и пошла в свою комнату.
Так, стоять! громыхнул Кузьма. Полина испуганно обернулась. У нас вообще-то гость! Чего молчишь? Видишь, нет?
Вижу, пискнула Полина.
Вот и поздоровайся. Давно не видала Пашку-то. Сколько мы уже не приходили?
Здрасьте, дядь Паш.
Здравствуй, Поля, как учеба?
Хорошо. Скоро экзамены только.
ЕГЭ?
Нет пока. ОГЭ.
Понятно. Ну, учись хорошо, радуй папу.
Я стараюсь.
Снова воцарилось молчание. Кузьма недовольно посмотрел на дочь, но по ее зажатому виду было ясно, что большего из нее не выдавить.
Ладно, иди.
Девочка ушла к себе.
Дети, виновато улыбнулся Кузьма, усаживаясь за стол.
Начни уже с ней нормально общаться, посоветовал Петрович.
Не учи меня, дед. Видишь, пытаюсь? А у ней будто заноза, ходит недовольная вечно, сжавшаяся, унылая жуть! Что ей не так-то?
Сам знаешь. Дед поднялся и пошел к себе.
Ушли, блин А завтрак?
Приготовь себе, сказал старик из коридора. Скрипнула и закрылась дверь.
Вот об этом отношении я и говорю, заметил Павел.
На дураков обижаться себя не уважать, отозвался Кузьма, делая вид, что всё в порядке. Нравится с постными минами ходить ради бога!
Он приготовил яичницу и кофе, и после завтрака поехали на старых «жигулях» в центр Края, где находилась небольшая туристическая зона, включающая пешеходную набережную и галечный пляж. Часть набережной была густо застроена ларьками и магазинчиками, но большинство стояли закрытыми.
Вот-вот сезон, сказал Кузьма. Но что-то не торопятся открыться. Наверное, особо не едет народ, Крым же теперь. Ну так правильно, все в Крым пускай едут, я тоже так считаю. Но сюда и раньше не сильно ездили. Впрочем, у нас с Саней все должно нормально идти. У нас же было это, ноу-хау. Знаешь такое?
Павел кивнул.
Переводится «знаю как»! Я не знал это Санька все. Любил заграничные слова Только вот не пойму, где она. Обычно отсюда уже слышно.
Кого?
Скоро узнаешь. Только, видать, он нашу кафеху-то переставил.
Через некоторое время они нашли кафе на колесах, и Кузьма театрально воскликнул:
Ха, как в воду глядел! Переставил! Санек!
Закрыто, сказал Павел.
Кузьма принялся было дергать ставни на окнах, но забряцали тяжелые замки.
Гляди-ка, и правда еще не открылся. Обычно в это время уже сезоним! Потерял Санек хватку!
В этот момент появился Санек. Он выглядел совсем не так, как его запомнил Кузьма. Пожалуй, если бы Борька не залаял и не бросился в его объятия, и не признал бы. Санек постарел, сделался худым как скелет. Одет был в потасканную пыльную кожанку и черные джинсы. Его волосы и щетину тронула седина, более заметная, чем у поседевшего на войне Кузьмы.
Привет, сказал Санек, когда Борька немного успокоился.
Здорово! А чего я не слышу криков? Она у тебя где, спит?!
Она? А, ты про Ритку, Саня почти улыбнулся, но потом глаза снова заволокла скука. Померла еще пару лет назад.
Черт!.. А чего ты не написал?
Санек почесал голову.
Да что тут писать-то и куда?
И то верно. Когда открываемся?
Никогда.
Как так? опешил Кузьма.
Пошли поговорим.
Тут говори!
Они стояли посреди пешеходной зоны, но вокруг почти никого не было, туристы пока не приехали. На них с любопытством посматривали хозяева окрестных точек и малочисленные прохожие. Почти все знали друг друга в лицо.
Давай хоть с дороги сойдем.
Опустив голову и сунув руки в карманы, Санек прошел к ступенькам, которые вели к набережной и потом ниже, к пляжу. Кузьма заметил, что друг подволакивает левую ногу. Санек сел и закурил. Борька все терся рядом, но нетерпение слишком одолевало Кузьму, и он отстранил пса.
Тебя не узнать! Рассказывай, что случилось. Как умерла Ритка?Это попугай наш, пояснил он Павлу. Санек придумал. Поэтому и название «Попугай». Хорошая идея была Только я не понял, Сань, как она могла умереть? Они же писали, такие четыреста лет живут.
Санек усмехнулся.
Где-то живут, да не в наших широтах. Была зима холодная, кто-то забыл окно закрыть, она простудилась да сдохла.
Кто-то?! Ты один живешь!
А, ну можешь и на меня свалить.
Погоди, я не сваливаю, но ты так говоришь, будто кто еще мог! А если да, то давай предъявим ему! Триста евро платили!
Кузьма, я кафе продал. Она уже при новых хозяевах померла. Твоя доля у меня до сих пор. Отдам только скажи.
Вот это новость. Ну, я в принципе догадывался, Кузьма почесал щетину, скрывая растерянность. По твоему унылому виду. Но, может, расскажешь?
Дело не шло. Как ты уехал, сезоны хуже и хуже. Я и продал на второй год.
А кому продал?
Да кому-кому вон, чертям, Санек со вздохом махнул рукой в сторону каких-то кавказцев, которые с интересом разглядывали трех мужчин и собаку.
Этим?! Кузьма перевел изумленные глаза на бывшего партнера.
А кому? Денег нет ни у кого. Я три месяца продавал! Никто из наших не пришел. Был какой-то мужик со Ставрополя, типа инвестор. Заехал, посмотрел, обещал купить и не приехал больше. Я месяц ждал, два ну и все, продал им вот. За четыреста.
За четыреста?! Кузьма почти на минуту потерял дар речи и стал изумленно оглядываться в поисках поддержки. Думая, что хозяин играет, весело залаял Борька, Павел стоял безучастно.
С ума сошел? воскликнул Кузьма. Она в сезон пятьсот делала!
Знаю! Но сейчас ни черта не сделает! Я ж не дурак, Кузь. Хотел как лучше.
Обалдеть Кузьма взялся за голову, вот это новость! То есть мы и без дела, и без бабок!
Выходит, так. Но твои двести у меня на счету. Напиши свой номер, я отдам
Стоп, что ты мне рассказываешь! Если ты продал, что тут делаешь?
В смысле?
Ну, зачем пришел, раз продал еще два года назад?
Санек непонимающе смотрел на него, потом сообразил:
А, так по привычке хожу. Сам не знаю зачем. Смотрю просто, вспоминаю
И на что живешь?
Медом торгую. Я теперь как этот ну, короче, пасечник.
Пасечник, растерянно повторил Кузьма. А я?
А чего ты?
Ну, а я кто?
Не знаю, Кузьма.
То есть меня ты в дело не берешь?
А ты хочешь медом заниматься? удивился Санек.
Мы же партнеры, я тебе денег давал.
Ну и я тебе давал. Санек поднялся, опять закурил. Слушай, Кузь. Твою долю я сохранил. Но в этом деле я, пожалуй, один обойдусь, понимаешь?
Не понимаю!