Елизавета Эдгаровна, или, как все ее звали, Лилька, уже в ту пору выглядела значительно старше своих лет, пышнотелая, на крупном румяном лице выпуклые глаза с прямыми ресницами. Она предпочитала платья исключительно с широким вырезом, чтобы отчетливей показать белую крупитчатую шею.
С первого же дня, поступив к нам в редакцию, она «положила глаз» на Виктора, решив, что он наиболее приемлемый для нее претендент на роль законного мужа.
И он, слабохарактерный, в сущности, почти детски податливый, не сумел противостоять натиску перезрелой девицы и в скором времени переехал из своей коммуналки в ее отдельную обитель в деревянном домике, где-то на далекой окраине Москвы.
Лилечка человек энергичный, уверял всех нас Виктор. Лилечка всего может добиться
Между мною и Виктором есть одна тайна, известная только лишь нам двоим.
Было это давно, спустя примерно года два после того, как я разошлась с мужем.
Случилось так, что однажды, после какого-то долгого редакционного совещания, Виктор проводил меня до дому и зашел ко мне выпить чаю.
Он был, как и я, одинок, совершенно свободен и с той поры начал захаживать ко мне. И я постепенно стала привыкать к нему и даже уговаривала себя: «Да, он не очень умен, не шибко интеллектуален, но он добрый, мягкий, с ним спокойно, мне будет с ним легко»
Так продолжалось долгое время. Потом я уехала в командировку, а когда вернулась, то все та же Алла немедленно, в первый же день позвонила мне домой и сообщила новость:
Лилька из машинного бюро обратала Виктора
Я не стала расспрашивать его, как это все случилось, не стала выяснять отношения. Пуще всего я боюсь выяснять отношения, требовать объяснений, длительных и всегда бесполезных разговоров.
Я встретила Виктора через два дня в редакции, весело, как ни в чем не бывало поздоровалась с ним и прошла мимо. И он, я поняла это по его глазам, вздохнул с облегчением: ничего страшного не произошло, я ни в чем не упрекаю его, не собираюсь скандалить и требовать правды, одной только правды, ничего, кроме правды
С той поры прошло уже немало времени. Давно уже все позабыто, погребено, как выражаемся иной раз мы, газетчики, под грузом лет. А сам Виктор, привыкнув делиться со мной, приходя в редакцию, первым делом начинает рассказывать о всех перипетиях своей семейной жизни, которую нельзя назвать удавшейся.
По-моему, он так и не сумел полюбить Лильку, однако боится ее не на шутку.
Должно быть, в скором времени он успел убедиться в своей ошибке, но уже ничего нельзя было поправить, от Лильки невозможно было избавиться, она вцепилась в него поистине как бульдог, а потом пошли дети, один за другим.
За неполные девять лет брака Лилька родила пятерых, троих мальчиков и двух девочек. Ходили слухи, что недалек день, когда на свет появится шестой.
Разумеется, она ушла с работы, единственным работником в семье остался Виктор, материально им жилось не ахти, хотя за эти годы они переехали из деревянного дома на окраине в большую, просторную квартиру на Ленинском проспекте (выхлопотал наш главный). Но вся беда заключалась в том, что Лилька постоянно донимала Виктора скандалами, сценами ревности, пустыми, беспочвенными придирками, и он, доведенный ею до белого каления, нередко оставался ночевать в редакции.
Тогда утром в редакцию обычно являлась Лилька, значительно погрузневшая за эти годы, не здороваясь ни с кем, прошествовав по извилистым коридорам редакции, она непременно находила Виктора, где бы он ни обитал в эту минуту в буфете, в фотолаборатории, в кабинете главного редактора или в подсобке вахтера.
Разыгрывалась немая сцена, в которой Лилька сверкала глазами, а Виктор, напротив, прятал от нее виноватый взгляд.
И все кончалось апофеозом, ставшим привычным: Виктор шел опустив голову, так, словно его ведут на заклание, а позади него шагала неумолимая Лилька, препровождая непокорного мужа в семейное гнездо.
Я с грустью смотрела на бледное, даже словно бы немного отечное лицо Виктора.
Как же он изменился за эти годы!
Вдруг разом постарел, поскучнел, когда-то огневые яркие глаза стали равнодушными, возле губ появились брюзгливые складки.
Слушай, старуха, он протянул мне письмо в синем конверте. Снова все о той же семье Праховых
Мне кажется, весь город сговорился писать о них, сказала я.
Именно так.
Он присел возле меня на диван.
В отделе писем хоть целую полку можно посвятить письмам о семье Праховых, сказала я.
Виктор зевнул, закрыв на секунду глаза.
Наверно.
Ты что, не выспался? спросила я.
Нет, это я так, на нервной почве. Вернемся к Праховым, бывают же такие люди, верно?
Слегка заплывшие глаза его мечтательно сощурились.
Да, бывают, согласилась я.
Семья Праховых жила в небольшом городке, под Вязьмой; было их всего пятеро: отец, мать, трое детей.
Полгода тому назад наша газета объявила конкурс среди читателей: «Лучший человек, которого я знаю».
Само собой, было получено много писем: читатели, как я успела убедиться за годы своей работы, любят по любому поводу обращаться в газету. Иные читатели предпочитают, чего, кстати, я никак не могу понять, знакомить общественность посредством газеты со своими личными, даже интимными перипетиями.
Порой мне хочется собственными глазами увидеть того человека, который пишет для всеобщего сведения:
«Мы познакомились на танцплощадке, через два дня подали заявление в загс. Три месяца жили хорошо, а потом она оказалась такой стервой, что даже и вообразить себе трудно».
И приводит различные примеры, характеризующие стервозность своей избранницы. И просит через газету хорошенько наказать ее, чтобы в другой раз неповадно было
И приводит различные примеры, характеризующие стервозность своей избранницы. И просит через газету хорошенько наказать ее, чтобы в другой раз неповадно было
Однажды я не выдержала, получив подобное послание, отправилась поглядеть на того, кто писал его, благо писавший это письмо жил буквально рядом со мной, в следующем переулке.
Я позвонила в квартиру, и надо же так он сам открыл мне дверь. Я сразу узнала его, потому что представляла себе именно таким: еще молодой, лысоватый, с усиками на узком, треугольном лице, бегающие глаза, умильно сложенные губы
Я спросила:
Здесь живет товарищ Ильин?
Здесь, ответил он. Я и есть Ильин.
Хорошо, подумала я, что у него такая простая фамилия.
Простите, сказала я. Наверно, я ошиблась, вы не тот Ильин. Тот много старше
Он игриво спросил:
Разве я такой уж молодой?
Да, ответила я, сходя с лестницы. Простите, я ошиблась, мне нужен доктор Ильин.
А я не доктор, крикнул он мне вслед. Я технолог, а не доктор
Одним словом, письма в редакцию шли потоком: читатели рассказывали о лучших людях, которые когда-либо встретились им. Особенно много писем шло из городка под Вязьмой. И все письма были посвящены не одному человеку, а целой семье. Семье Праховых.
Должно быть, эту семью хорошо знали и любили. Письма о них писали школьники, педагоги, рабочие, врачи, пенсионеры, и во всех письмах было одно и то же: все дружно хвалили эту необыкновенную, прекрасную, счастливую семью.
В самом деле, прежде всего, дети в семье были приемные, но, воспитанные, как родные, в любви и в ласке, они любили своих приемных родителей, а те в них души не чаяли.
Два мальчика и девочка имели свои обязанности и выполняли их: это был закон семьи.
Отец работал завучем средней школы, мать была воспитательницей детского сада.
Каждую осень семья Праховых регулярно отправляла коробки с семенами цветов в различные детские дома, кроме того посылала туда же посылки с яблоками, сливами и грушами из своего сада.
Праховы регулярно переписывались с воспитанниками детских домов и даже этим летом собирались все вместе посетить какой-нибудь детский дом.
Обо всем этом нам писали подробные письма, приглашая непременно приехать в этот городок, чтобы собственными глазами увидеть эту прекрасную, образцовую, необыкновенно дружную и отзывчивую ко всем людям семью.
Видно, придется написать обстоятельный очерк о Праховых, сказал Виктор. Как ты на это глядишь?
Тоже считаю, что надо. Прежде всего надо увидеть их своими глазами, хорошенько познакомиться, а потом писать. Если столько писем, и всё о Праховых, то, безусловно, о них не только надо, но непременно, обязательно следует написать подробный очерк.
С фотографиями, сказал Виктор.
Можно и с фотографиями, согласилась я.
Так как, поедешь? спросил Виктор.
Кто? Я?
А кто же еще? Конечно, ты, кто еще сумеет выдать ту самую необходимую дозу душевности, искренности и
Ладно, оборвала я Виктора. Тебя уже понесло.
Одним словом, как ты смотришь на то, чтобы отправиться в командировку?
Средне-положительно.
Почему все-таки средне, а не полностью положительно?
Ты же знаешь, у меня дома есть кое-какой народ
Ах да, вспомнил Виктор. Твой живой уголок.
Подобно мне, Виктор тоже очень любит животных.
Так, стало быть, Виктор начал размышлять вслух. Разумеется, оставить их невозможно, надо, выходит, придумать, кто с ними останется?
Тот, кто остается обычно, когда я уезжаю.
Ардик?
Он самый.
Ардик Моргунов надежный друг, на которого можно положиться.
Когда-то он был женат, но, разведясь, поклялся, что больше никогда, ни за что не свяжется ни с одной бабой.
Впрочем это не мешает ему частенько влюбляться, причем каждый раз он считает, что наконец-то его осенила настоящая любовь.
Правда, спустя некоторое время неминуемо наступало охлаждение. Ардик разочаровывался, клянясь, что больше никогда, ни за что Пока не влюблялся снова, и все повторялось опять.
Так как я одна из тех, кто не возлагает на него никаких матримониальных надежд, он относится ко мне с симпатией и даже нередко поверяет мне свои сердечные тайны.
Я терпеливо выслушиваю бурные, многословные излияния:
Я терпеливо выслушиваю бурные, многословные излияния:
На этот раз это настоящее! Самое что ни на есть
А все-таки, помяни мое слово, что-нибудь тебя опять не устроит, говорю я в ответ.
Нет, взрывается Ардик, никогда в жизни. Теперь я понял, что это ангел
В натуральную величину, добавляю я, но он не принимает моей иронии. Он увлечен серьезно и пламенно.
А спустя несколько дней, неделю, две недели, от силы месяц он является ко мне (мы живем по соседству), молча садится напротив меня.
Дай, старуха, чаю, да покрепче
Я щедро завариваю чай, наливаю ему в стакан и молчу. Потому что знаю, он сам все скажет, без всяких расспросов.