Комик смотрит ему вслед, плюет и произносит:
Дурак! Молешот повар! У Безобразова служил!
Внимание его отвлекает не то громкое чтение, не то пение.
Он прислушивается. В саду, за палисадником кто-то дикуется и громким искусственным басом выкрикивает «многолетие». У ворот стоит дворник, без шапки и в опорках на босу ногу.
Кто это так завывает? обращается к нему актер. Шпарят его, что ли?
Нет, не шпарят, а это погребщик один, Кузнецов рассказывает дворник. Это они в себя приходят, голос накрикивают, так как у них сновидение было, чтоб в дьякона
Купец? Погребщик? Да он на биллиарде играет?
Играл в прошлом году, да бросил, а потом на соловьёв перешел. По сту рублей за хорошего соловья платил. От соловьев на голубей его своротило, турманов гонять начал Кузнецов фамилия. С актёркой связался, та, из ревности, головы им долой Он умоисступление из себя испустил и теперь в помрачении, чтоб дьяконом Сказал ему, что нужно ястреба съесть Зажарил и съел. Потом опомнился, рот святить начал
Это зачем же, ястреба-то?
Для голоса, чтобы трепет наводить. Ястреба съел с перьями.
Ну, и чтоже, достиг своей цели?
Достиг, только и посейчас каждый день по ночам у него из горла перо летит. Уйдет в дьякона, это верно. Теперича он, как ежели все в отсутствии, оглянется, никого нет, сейчас это полотенце через плечо и давай жарить во всю глотку.
Пьет?
Теперь уж не пьет, а спринцует этой водкой горло, по утрам бабью кожу для голоса ест. Затылок себе выбрил, наколол его булавками и лед прикладывает.
Это для чего же?
Тоже для голоса. Пятки ртутью мажет Ходил к архирею. «Нельзя ли, говорит, из меня в двадцать четыре часа дьякона образовать?» «Без послушания, говорит, нельзя, а сперва, чтоб дрова колоть, воду носить». «А ежели я, говорит, плоть свою умерщвлю?» «Тоже нельзя». «А ежели колокол на колокольню прожертвую?» «Кто три года в послушании». Двое у нас таких купцов было. Один вон на том углу жил. Бывало и начнут перекликаться. Этот садит «анафему» во все горло, а тот «а жена да боится своего мужа». Тому теперь доктор запретил на две недели, потому, говорит, без передышки и нутро повредить немудрено, становая жила оборваться может Войдите во двор, посмотрите: он у нас теперь всё равно, что глухарь, ничего не видит и не слышит.
Актер в недоумении.
А не кинется? спрашивает он.
С опаской ничего, а заметит сейчас камнем и швырнёт.
Нет, уж лучше я пойду своей дорогой.
Актёр идет; ему попадается флотский офицер.
Что это вы тут слушали? задает он вопрос.
А купец тут один в борьбе за существование голос совершенствует. Вы Карла Фогта знаете?
Фохтса, а не Фогта. Их два: отец и сын; у сына портер английский хорош бывает.
Да вы про кого?
Про погребщика Фохтса. Только он не Карл, а Андрей или Август.
А я про натуралиста Карла Фогта. Скажите, ведь смерч в своем столбе водоворота приносит иногда на землю тропических жаб?
То есть, как это? вопросительно смотрит на него офицер.
Да вы в Бразилии бывали? Или на Антильских островах?
Чёрт знает что вы городите! Не всегда, батюшка, можно быть комиком, нужно быть и человеком. На то сцена есть.
Так я то, по-вашему, кто же?
Оставьте меня. Прощайте! говорит офицер и идёт своей дорогой.
XI. Каменный остров
Характеристику Каменного острова можно сделать в нескольких словах: здесь всё подстрижено, всё прилизано, жизнь в корсете, прозябание на вытяжку. Коренного каменноостровского дачника вы не встретите здесь, на улице, без перчаток, все равно, как за калиткой сада вы не увидите дачницы без шляпки. Филейная косыночка или кружевной фаншон, столь употребительный головной убор всех дачниц вообще, носят здесь только у себя в саду. Исключения допускаются лишь во время перехождения из сада в купальню, находящуюся, обыкновенно, против дачи, через дорогу, куда ходят не иначе, как в белых шитых пенюарах. Здесь дачнику даже на балкон немыслимо выйти в халате. Халаты заменяются фантастическими домашними костюмами, принаровленными для того, чтобы стеснять человека, связать его по рукам и по ногам. Дачник Каменного острова непременно аристократ, не удравший за границу, в Эмс или Баден-Баден, по случаю расстроенных денежных обстоятельств. Попадается здесь и аристократ деловой, не поселившийся в Павловске потому только, что там изъявила свой непременный каприз жить его содержанка.
На Каменном острове прозябание тихое. Здесь нет даже увеселительного сада. Нигде не играет оркестр музыки, и дачники группируются только на Елагином острове, на взморьи, на знаменитом «пуанте», куда приезжают в колясках, с восьмипудовыми кучерами и ливрейными гайдуками, смахивающими по своим бакенбардам на английских лордов. Уличною жизнью на Каменном живет только прислуга, дачники же прозябают только в садах, откуда выходят только ступая в коляску, для того, чтобы проехаться «по островам», постоять на «пуанте», полюбоваться на заходящее солнце и на яхт-клубистов, чуть не в голом виде снующих по взморью на своих гичках.
День каменноостровского дачника начинается поздно. Только во втором часу вы увидите на балконе утренний самовар. Исключения полагаются разве только по праздникам, дабы иметь возможность побывать в каменноостровской церкви, у обедни. Это единственное место, где каменноостровский аристократ смешивается с плебеем.
Зайдем в церковь в воскресенье.
Служба кончилась. Священник собственноручно выносит особенно почетным дамам просфоры и поздравляет с праздником, спрашивает хорошо ли было стоять, не дуло ли из окон и т. п. В толпе разъезжающихся дам стоит говор. Французская речь перемешалась с русской.
Bon jour! И вы на Каменном? кивает наштукатуренная дама другой даме, про которую ходит молва, что у неё лицо на пружинах и морщины разутюжены каким-то новоизобретенным утюгом.
Да, что делать! Мы хотели ехать за границу, но при настоящих событиях это совсем невозможно. Вы знаете, за наш русский рубль дают только пятьдесят три копейки. Но, я не раскаиваюсь: здесь так хорошо, прелестно! Вода, северная природа Наконец, надо быть немножко патриоткой. Пьер заседает каждый день Он в комиссии в этой Так занят, так занят Прощайте!
Дама, с лицом на пружинах, раскланивается и идет к выходу. Наштукатуренная дама смотрит ей вслед. Рядом с ней компаньонка, желто-лимонного цвета, в обносках с барского плеча.
Не верьте ей, Раиса Всеволодовна, шепчет компаньонка. Никакой бы курс не удержал её здесь, приказала-бы мужу хоть из земли деньги вырыть и все-таки бы уехала в Эмс, а просто не поехала потому, что гувернёр не захотел. Удивительную власть он над ней забрал, вертит ею, как девчонкой. У него в Новой Деревне метресса живет Каждый день там, каждый день Вот он и не захотел ехать за границу, ну, а она без него никуда Срам! И как он с нею обращается! Как мужик. Маша, горничная, видела, как она перед ним на коленях стояла и руки у него целовала.
Не шипи, змея! Ты знаешь, я не люблю сплетен, замечает дама.
И посудите сами, на что им гувернёр? Сыновья давно в Пажеском. Мальчики смышлённые, ведь они всё видят. Ах, немец проклятый! банкирскую контору ныньче на награбленные то у неё деньги открыл. На днях старший сын ему плюху дал. «Вы, говорит, мамашин любовник, так вот вам!» Ну, и ударил
Ты врёшь, врёшь!
Подалее стоят два аристократических брюха; один в пенсне, другой в очках; у одного голова голая, как ладонь, у другого поросла серой щетиной.
По тому миниатюрному досугу мне и совсем бы нельзя жить на даче, но я во́ды пью вот почему я избрал Каменный остров, говорит щетина. Павловск я не люблю потому, что там эта ежедневная езда в вагонах: поневоле сидишь Бог знает с кем. Конечно, первый класс, но все-таки Как ни странно это слышать в наше время, но что делать, я человек старого леса, и каюсь. Вы-то, конечно, поймете.
О, да! Здесь в коляске! Сел, и через полчаса на службе. Наконец, курьеры, спешные бумаги
Ещё-бы!..
Щетина и голый череп молча раскланиваются и расходятся.
Теперь я вас попрошу посмотреть на идилию.
Утро, то-есть утро каменноостровское час двенадцатый дня. В шикарном садике, обнесенном чугунной решёткой, на садовой скамейке сидит молодой муж, с зачесанными назад белокурыми волосами; он в летнем костюме, в башмаках, в соломенной шляпе; рядом с ним жена в пенюаре, в английской соломенной шляпе, с большими полями. Лицо бледно, глаза оловянного цвета, волосы какие-то пепельные. Против них, на другой скамейке рядом с нянькой играет нарядная девочка лет шести, в букельках, в филейной юбочке, с голенькими ножками; девочка тщедушна и бледна до невозможности.
Послушай, Миша, неправда ли, мы всецело отдадимся этому ребенку? спрашивает жена. Мы сделаем из него образец человечества.
О, да. Прошла ты с ней сегодня русскую грамоту? спрашивает муж.
Послушай, Миша, неправда ли, мы всецело отдадимся этому ребенку? спрашивает жена. Мы сделаем из него образец человечества.
О, да. Прошла ты с ней сегодня русскую грамоту? спрашивает муж.
Прошла. Сегодня я по методе Золотова Фребеля я оставила. Золотов гораздо более сосредоточивает ум. Я вот всё думаю, что она имеет слишком много физического труда.
Но по системе Жан-Жака Руссо Ах, кстати! вчера я тебе принёс Песталоцци. Он у меня в шляпе. Ничего, что по-немецки?
Ничего но я боюсь смешивать вместе несколько систем. Смотри, она у нас и то худеет.
Это просто от нецелесообразной пищи. Молешот жестоко ошибается. Наконец, новейшие ученые давно уже опровергли его тезисы. Давай попробуем отпускать ей побольше легумину и крахмалу. Казеин молока хорош, но не в таком количестве.
Да, да, надо попробовать! Кроме того, я, знаешь, что думаю: путем умственных занятий она расходует слишком много фосфору; нам нужно стараться пополнять эту убыль, дабы приход уравновешивался с расходом. Не худо бы, даже, если бы на стороне прихода был перевес.
Ах, да! кстати определила ты её сегодняшний вес?
Определила, мой друг, неужели я забуду? Ты знаешь, я вся отдалась ей. Сегодня 33 фунта 81 золотник. Каждый день убыль. Со вчерашнего дня шесть золотников.
Муж вздрагивает.
Неужели? Вот он, Жан Жак Руссо-то со своим физическим трудом на воздухе! Нет, одно спасение в крахмалистых веществах. Знаешь ли что: не бросить ли нам этот гигиенический корсет, в котором мы её держим по три часа сряду?
Что ты! Корсет необходим. А я просто думаю, что надо сделать совершенную переделку в воспитании. Надо в швейцарских педагогах порыться.
Мамашенька, я кушать хочу! говорит девочка, оставляя играть и бросаясь на колени матери.