К тому моменту, как мы подъехали к дому, я изо всех сил старалась держать себя в руках. Даже вытерла слезы. Но стоило им открыть дверцу машины, как на меня вдруг набросилось лохматое чудовище. Я завизжала от страха и запрыгнула обратно, в салон. Меня никто не предупреждал о том, что у них есть собака, да еще такая огромная! Я перепугалась до смерти. Пока ее оттащили, успела разреветься. У нас в дошкольном отделении были страшные ситуации, когда на территорию детского дома пробирались бездомные псы видимо, пролазили через какую-то дырку в заборе и нападали на нас. Мою подругу Ленку однажды чуть не покусали. И никакого другого опыта общения с этими «друзьями человека» у меня просто не было. Понятно, что у нас в детском доме не было своих питомцев ни кошек, ни собак, ни морских свинок никого.
Животные были для меня существами с другой планеты, от которых неизвестно чего ждать.
С большим трудом Даниела вытащила меня из машины и завела в дом, пока ее муж держал за ошейник собаку. У этой семьи тоже был трехэтажный дом. Но совсем не такой, как у Ванды и Марко, а какой-то бестолковый. На первом этаже у них были хозяйственные помещения, на втором гостиная и кухня, а на третьем всего две спальни и рядом кладовая. Спать меня почему-то положили в одной кровати с Даниелой, и для меня это было дикостью. Еще больше шокировала разве что ее манера разгуливать по дому в полупрозрачной майке без лифчика. Как ей только не стыдно было перед Анджело и Джакомо?! Они же мужчины. Их, кстати, расселили по разным комнатам мужик спал в гостиной на диване, а мальчик в своей спальне.
После приезда я все ждала, когда же будут подарки. Думала, как только приеду в Италию, мне сразу много-много всего подарят. Всем детям из нашего детского дома итальянцы дарили целые чемоданы одежды, крутые красивые вещи, навороченные электронные игрушки. И я тоже всего этого ждала. А мне в итоге вручили десять пар трусов и куклу Барби. Ни в какие куклы я не играла детские страхи переросли в отвращение и понятия не имела, что с ней делать. Да и какие игрушки, когда мне уже одиннадцать лет, я вся такая взрослая и серьезная? Я стояла, смотрела на эту Барби и искренне не понимала, зачем она мне.
Тебе что, не нравится? Даниела надула губы.
Я так и не придумала, что ей ответить, чтобы она поняла. Просто молчала. А куклу они, обидевшись на меня, отдали своему шестилетнему сыну, который заинтересовался ею куда больше. Тут же стянул с бедняжки платье, трусы и стал изучать, как там все устроено. Посмотрел все, что хотел, потом снова надел на Барби одежду и взял ее с собой на прогулку. Ну, хоть кому-то она пригодилась! А мне через несколько дней привезли книгу о Гарри Поттере «Узник Азкабана». Нашли единственный в городе магазин с русскими книгами и купили одну для меня. Тогда я первый раз в жизни самостоятельно прочитала книгу не по школьной программе, не потому, что заставляли, а так, от нечего делать. До конца лета замусолила ее до дыр, прочитала шесть раз.
Так и шла моя итальянская жизнь. Каждое утро, как и в самой первой семье, начиналось со слез. Я даже просыпалась оттого, что уже плакала. Ревела из-за стресса и от обиды.
Через десять дней Даниела собрала в доме консилиум. И опять тот же День сурка!
Что тебе здесь не нравится?
Не знаю.
Должны быть причины! Подумай.
Я не могла рассказать нормально, что со мной происходит, потому что боялась до смерти всех этих взрослых людей.
Обычные для многих детей вещи казались мне непреодолимым препятствием. Я просто не умела общаться с людьми, меня душил страх.
Как я могла объяснить, что не могу спать с чужой теткой в одной постели? Что мне противно любое случайное прикосновение к ней, как и ко всем остальным? Что я не могу никого ни о чем просить? Не умею вслух говорить о своих потребностях, даже самых простых! Если я хочу пить, то сижу молча и жду, когда мне дадут чашку с водой. Если хочу есть, жду, когда передо мной поставят тарелку. Если дома мне скучно, жду, когда поведут на улицу. Но порядки-то непонятные, и я каждый раз не понимаю, сколько еще нужно ждать! Во сколько у них завтрак, обед и ужин? Когда можно пить, а когда гулять? Это в детском доме четкое расписание: даже если небо упадет на землю, в час дня у сирот будет обед, а в шесть вечера ужин. А в семье? Мне казалось, что там царит хаос. Я привыкла к системе, я умела жить только в ней.
После консилиума Анджело и Даниела поняли как минимум одну важную вещь мне нужна отдельная комната. Они разобрали свою кладовку, нашли раскладушку, вместо матраса постелили на нее сложенное вдвое одеяло и таким образом решили вопрос. С этого дня мне стало гораздо легче. Но временами меня все равно еще бросало в слезы, и я по-прежнему ни о чем не разговаривала с людьми, у которых жила. По этому поводу они еще раз созвали консилиум! Ооох! Все началось сначала.
Почему ты плохо себя ведешь?
Я хорошо себя веду.
Ты все время плачешь.
Уже не плачу.
Ты с ними не разговариваешь, а они хотят с тобой поговорить. И еще Даниела жалуется, что ты совсем не помогаешь ей по хозяйству.
А как я должна помогать?
Я сидела и не могла понять, что им всем от меня нужно! В той комнате, где меня поселили, я всегда поддерживаю порядок. Чего еще от меня хотят?! Нужно приходить в их комнаты и там тоже убирать?
Соня, Татьяна Сергеевна попыталась объяснить, ты должна помогать маме на кухне.
Маме?! Она мне не мать! И как, интересно, я могу помогать, если даже не знаю, что такое кухня в доме? Это место совсем не похоже на то, что я видела в детском доме.
Что мне нужно делать? пролепетала я, лишь бы скорее закончить тупой разговор.
Ты должна пойти и сорвать с грядки огурец, помидор, собрать листовой салат, объяснила Татьяна Сергеевна, сделать то, что мама скажет.
Хорошо.
Ты точно все поняла?
Да, поняла! огрызнулась я.
Я надеялась, что они сразу после этого уедут, но взрослые все сидели и говорили между собой по-итальянски. Я их прекрасно понимала. Говорили они обо мне, о том, что я неблагодарная и ничего не ценю. А как я должна ценить?
Маме?! Она мне не мать! И как, интересно, я могу помогать, если даже не знаю, что такое кухня в доме? Это место совсем не похоже на то, что я видела в детском доме.
Что мне нужно делать? пролепетала я, лишь бы скорее закончить тупой разговор.
Ты должна пойти и сорвать с грядки огурец, помидор, собрать листовой салат, объяснила Татьяна Сергеевна, сделать то, что мама скажет.
Хорошо.
Ты точно все поняла?
Да, поняла! огрызнулась я.
Я надеялась, что они сразу после этого уедут, но взрослые все сидели и говорили между собой по-итальянски. Я их прекрасно понимала. Говорили они обо мне, о том, что я неблагодарная и ничего не ценю. А как я должна ценить?
Я не умела испытывать чувства и тем более их выражать. Не умела общаться с людьми и могла существовать только внутри себя.
Давай сходи за помидорами, распорядилась Даниела, как только за гостями закрылась дверь.
Я пошла в огород. Ходила-ходила, искала до умопомрачения. Я же раньше только в тарелке видела помидоры в детском доме их давали нам по четвертинке. Как я должна была догадаться, как выглядит целый помидор, да еще и на ветке? Голову сломать можно! Но, наконец, нашла. И только в тот день, первый раз в жизни, обратила внимание на то, как они растут. До этого проходила мимо них и даже не представляла, что эти зеленые пахучие кусты с красными плодами как-то там связаны с едой. Все остальные овощи я тоже не видела никогда на грядках. Вот если бы Даниела провела меня один раз по своему огороду и все показала: «Вот помидоры так растут, их надо собирать так, выбирать такие. А это салат, его вот так вот рвут. Огурцы ищи под листиками, они прячутся там». Вот это было бы совершенно другое дело! Я бы, конечно, научилась, все поняла и помогала ей с удовольствием. Но она, наверное, думала, что я и так все это знаю. Просто капризничаю и ленюсь. Как будто ребенок рождается с готовыми представлениями о мире. Как будто, живя в городском детдоме, я могла видеть овощи-фрукты в огородах и садах. Я нарвала ей томатов как смогла, принесла, и она говорит: «Давай теперь пиццу готовить». И я про себя такая: «Блииин, это еще как?» Но кивнула, конечно, надоели тупые комиссии каждую неделю и дурацкие придирки. Решила, что буду сразу на все соглашаться.
Даниела сама замесила тесто, сама раскатала его, сама уложила на противень, а я только сверху чем-то помазала, и все. Думаю: «Ну, ладно, если хотите, так можно и помогать». Хотя я все равно чувствовала себя бесполезной. Это была не помощь, а какая-то глупая игра. Потом, после ужина, она доверила мне поставить стаканы, тарелки, ложки и вилки в посудомоечную машину. И то я не сразу попала всеми этими предметами куда надо для меня тот агрегат был чем-то сверхъестественным. А она-то думала, я все должна уметь по хозяйству, девочка все-таки. Одиннадцать лет как-никак.
Ей даже в голову не приходило, что быт сирот был совсем другим. Что у меня никогда в жизни не было мамы, которая могла бы научить меня элементарным вещам.
Даниела продолжала находить самые странные и провальные способы наладить со мной контакт. Однажды она взялась готовить суп только потому, что Александр Николаевич ей сказал: «В России люди каждый день едят суп». Она собрала все овощи, которые росли у нее на грядках, и после этого три дня что-то резала, тушила, варила в кастрюле. Измельчала, жарила, взбивала блендером. Старалась и мучилась трое суток! Все это время я наблюдала за ней и не понимала, что вообще творится. А потом она торжественно произнесла: «Я приготовила суп». Ага, суп. До этого никогда супов в их доме не было, в Италии их в принципе почти не едят. И вот она усадила всех за стол, постелила скатерть, положила приборы. И наступил торжественный момент. Она вынесла нечто. В белой тарелке колыхалось что-то страшное, цвета болотной жижи. Такое я видела только в детских фильмах про бабу-ягу, где она готовила зелье. Цвет и консистенция не отличить. Даниела вспыхнула, как свечка, заметив выражение моего лица. Видимо, оно было слишком красноречиво!
Вы едите это в Москве каждый день, поэтому ты сегодня тоже все съешь!
На варево невозможно было смотреть! Болотная тина, блевотина. И при этом пытаются убедить меня в том, что я всегда это ем и это вкусно?!