Мама родила меня и оставила в роддоме, не написав ни официального отказа, ни разрешения на усыновление. Я «подвисла» на много лет: мамин ребенок, который в жизни не видел маму. И, только когда я училась в седьмом классе, маму смогли найти. Конечно, я ничего не знала об этом. Понятия не имела, что социальному отделу удалось выяснить ее адрес и даже телефон, нам таких вещей никогда не говорили. Считалось, что ребенок спокойно живет и не помнит ни о каких родителях, тем более если они его не воспитывали.
Не знаю, как остальные дети мы таких вещей не обсуждали, это слишком личное, но я думала о маме каждый день. И сейчас, уже став взрослой, уверена, что самая большая ошибка ждать, что ребенок может выбросить свои корни и свое прошлое. Нет! Без знаний о том, откуда ты взялся, кто ты такой, невозможно жить.
И вот однажды, безо всякой подготовки, меня вызвали в социальный отдел. Там сидел незнакомый мужчина мне объяснили, что это адвокат, и он устроил мне допрос:
Как тебя зовут?
Соня. Странно, что ему не сказали.
Фамилия?
Испергенова.
Таааак, он что-то отметил в своих бумагах. Скажи, твоя мама тебе привозит подарки?
Что?! Сердце бешено заколотилось, я стала вглядываться в него, пытаясь понять, что именно он знает о маме.
Повторяю вопрос, он продолжал смотреть в документы, твоя мама привозит тебе подарки?
Нет, прошептала я едва слышно.
Весь детский дом знает, что я никогда в жизни не видела свою маму. Что ко мне, единственной из всех детей, никто не приходит. К чему этот унизительный разговор?
Она тебя навещает? прозвучал новый вопрос.
Нет.
Ты когда-нибудь видела свою маму?
Нет.
Знаешь, где она живет?
Нет, не знаю.
Еще и еще, миллион жутких вопросов. Каждый входил в меня словно отравленная игла. Но никому не было дела до моих чувств. Мужчина смотрел только в бумаги, каждый раз отмечая что-то после моего очередного «Нет». Нет. Нет. Нет. «Я ничего не знаю! хотелось мне крикнуть. Разве вы не понимаете?» Но я молчала, только сжимала кулаки и впивалась ногтями в ладони, чтобы выдержать эту пытку. Мысли мешались в голове, прыгали и мешали спокойно дышать. Я сидела перед ним беспомощная и хватала ртом воздух, почти теряя сознание. Он спросил все, что ему было нужно, и ушел. А я нет. Как я могла упустить такой шанс?! Ему явно было что-то известно про мою маму. Это я, а не он должна была задавать вопросы о ней, это мне, а не ему нужно было найти ответы! Где она? Жива ли, здорова? Есть ли у нее дети, семья? Все ли у нее в порядке? А если да, почему она до сих пор не нашла меня? Я ни о чем его не спросила. Дура. Дура!
Вопросы, которые всегда бродили в моей голове, вспыхнули с того момента как пожар. Мысль о том, что мама нашлась, не давала покоя. Я думала о ней непрерывно, двадцать четыре часа в сутки. Мне не было дела до других взрослых и тем более до детей, которые жили рядом. Я хотела только одного встретиться с мамой. Я ушла глубоко в себя, потому что это был единственный способ оказаться с ней рядом. Только там, в собственной душе, я могла говорить с мамой часами. Она рассказывала мне о своей жизни, а я ей о своей. Я подолгу смотрела в ее глаза свои глаза и только в эти минуты могла дышать.
Сегодня уверена, что именно благодаря этому убежищу в собственном воображении я и спасалась. Благодаря фантазиям выжила. А когда «возвращалась» в детский дом из параллельного мира, когда меня грубо выдергивали оттуда, хотелось одного умереть.
После визита адвоката состоялся суд. Я не была на нем, знаю только одно: в заключении суда написано, что в 2007 году маму лишили в отношении меня родительских прав и назначили алименты в мою пользу. Детский дом оформил сберегательную книжку, и на нее стали поступать деньги от мамы. Я не знала, сколько она платит, не знала, как часто, меня это не волновало. Никакие деньги мне были от нее не нужны. Нужна была только она сама! Я физически ощущала неразрывную связь с ней и все глубже уходила в себя только для того, чтобы быть с мамой наедине.
В то время я жила на грани нервного срыва. Постоянно хотела к маме и не могла больше ждать. Я и так слишком долго ждала! Ее не было рядом, когда я делала первые шаги, произносила первые слова и первый раз шла в школу. Ее не было, когда меня били ремнем, клали голую под кровать и насильно раздевали. От осознания этого накатывали страшные истерики я убегала в спальню, падала лицом в подушку и рыдала по нескольку часов подряд. «Хочуууу к маме, тихо скулила я сквозь слезы, маааамааа!» Ложилась вечером в кровать и снова рыдала, потому что не могла больше жить без нее. Мое терпение кончилось.
Воспитатели не знали, что со мной делать. Я видела, что Алия Имировна переживает, хочет чем-то помочь, но ее заботы меня не трогали. Она меня раздражала. Я убивалась по маме, убивалась по собственному потерянному детству. Как чувствовать себя ребенком, если у тебя нет и никогда не было родителей?! У меня срывало крышу от этих мыслей, я была на грани помешательства. И тогда Алия Имировна пошла в соцотдел, взяла там мое дело, выписала из него телефон моей матери и отдала его мне.
Оказывается, все было так просто? А мне никто ничего не говорил Я взяла номер мамы и спрятала его как великую драгоценность. Каждый день начинался с того, что я собиралась звонить маме. Подходила к телефонному аппарату, даже протягивала к нему руку, но потом в страхе отдергивала ее. Я не могла. Алия Имировна снова меня пожалела набрала номер сама. Я стояла рядом и слышала в трубке длинные гудки, которые пронзали меня насквозь.
Алло!
Женский голос из другого мира заставил вздрогнуть. Я не узнала его. Это она?!
Здравствуйте, Алия Имировна говорила уверенно, я, дрожа поблизости, завидовала ее спокойствию, вас беспокоит воспитатель из детского дома.
Да? Голос заволновался.
Алия Имировна представилась и сразу стала рассказывать обо мне. Она называла меня «ваша дочка». Говорила, какая я хорошая. Какая умница и красавица. Учусь лучше всех. Трудолюбивая, добрая На том конце провода молчали. Не прерывали, но и не произносили ни слова. Молчала и я стояла рядом с воспитательницей и продолжала дрожать так, будто по мне пустили электрический ток. Алия Имировна, не прерывая своего монолога, оторвала трубку от уха и показала жестом, что хочет передать ее мне. Я отчаянно замотала головой. Нет. Нет!!! Я не могла. Невысказанные слова застряли в горле и мешали дышать. Я замахала руками, давая понять, что трубку не возьму. Алия Имировна выкрутилась сама попрощалась и закончила разговор, пообещав еще позвонить. Хотя никто ее об этом не просил.
Она действительно звонила маме еще несколько раз. Все разговоры проходили по одной и той же схеме мама молча слушала рассказы Алии Имировны обо мне, а я дрожала и боялась взять трубку. Это продолжалось несколько лет. И только однажды, в день своего шестнадцатилетия, я твердо решила, что поговорю с мамой сама. Алия Имировна снова согласилась помочь набрала номер мамы, поздоровалась и передала трубку мне. Я вцепилась в нее мертвой хваткой, прижала к уху, и словно окаменела. Тело меня не слушалось. Я не могла произнести ни звука, не могла пошевелиться. Только слезы катились из глаз. На том конце провода тоже молчали. Мертвая тишина длилась всего несколько секунд, но это было одним из самых тяжелых испытаний в моей жизни. Наконец я смогла оторвать трубку от уха и вернуть ее воспитательнице. Это был полный провал! Я убежала в комнату, упала на кровать и рыдала много часов подряд.
Я не смогла! Ничего не смогла сказать. Столько лет мечтала о том, чтобы поговорить с мамой, но даже рта не получилось раскрыть. А ведь только это желание я загадывала каждый день рождения, каждый праздник: всякий раз, когда задувала свечи или слышала бой курантов. И каждый день просила Бога об одном: «Пожалуйста, Господи, помоги! Я так хочу услышать ее и увидеть, пожалуйста, пусть она придет!» Я надеялась, что Бог услышит мои молитвы. Или, может, мой внутренний голос дойдет до матери, и она, наконец, очнется. Но что я знала о ней? Только то, что выдумала сама. А еще то, что увидела в фильмах. Тогда по телевизору шел сериал «Дочки-матери», и там был момент, когда дочь попадает под машину, а мать сразу же это чувствует! Она мистическим образом знает, что ее ребенок в беде. Совершенно по-глупому я перенесла ту ситуацию на себя. Сидела и думала, что моя мама тоже чувствует, что происходит со мной. Знает, как мне плохо. Но почему же она не приходит? Почему молчит? Эти вопросы рвали меня на части.
Я не смогла! Ничего не смогла сказать. Столько лет мечтала о том, чтобы поговорить с мамой, но даже рта не получилось раскрыть. А ведь только это желание я загадывала каждый день рождения, каждый праздник: всякий раз, когда задувала свечи или слышала бой курантов. И каждый день просила Бога об одном: «Пожалуйста, Господи, помоги! Я так хочу услышать ее и увидеть, пожалуйста, пусть она придет!» Я надеялась, что Бог услышит мои молитвы. Или, может, мой внутренний голос дойдет до матери, и она, наконец, очнется. Но что я знала о ней? Только то, что выдумала сама. А еще то, что увидела в фильмах. Тогда по телевизору шел сериал «Дочки-матери», и там был момент, когда дочь попадает под машину, а мать сразу же это чувствует! Она мистическим образом знает, что ее ребенок в беде. Совершенно по-глупому я перенесла ту ситуацию на себя. Сидела и думала, что моя мама тоже чувствует, что происходит со мной. Знает, как мне плохо. Но почему же она не приходит? Почему молчит? Эти вопросы рвали меня на части.
Соня, я почувствовала, как Алия Имировна осторожно присела на краешек моей кровати, чего ты хочешь?
Ничего, буркнула я сквозь слезы.
Подумай, она говорила ласково, не пыталась давить, о чем ты мечтаешь?
Я молчала.
Мне больно видеть твои слезы, воспитательница тяжело вздохнула, ты даже не представляешь. Я выполню любое твое желание, поверь.
Пожалуйста, я вытерла слезы кулаками и повернулась к ней, найдите фотографию моей мамы. Я очень хочу ее увидеть.
Ты уверена?
Я не поняла ее чувств, но видела, как изменилось ее лицо правда, всего лишь на мгновение. Она быстро взяла себя в руки.
Только теперь я могу понять, как тяжело Алие Имировне было такое слышать. Она, живой человек, пыталась пробиться ко мне, она по-своему меня любила, а я словно невидимой пуповиной была привязана к родной матери, которую создавала из песчинок информации внутри себя.