Благодаря фонду я смогла получить высшее образование если бы не зарплата, мне бы уже нечем было платить за учебу. «Арифметика» оказалась для меня лучшим местом работы любимое дело, свободный график и коллеги, которые не ждали, что я сразу откроюсь и пойду на контакт. Они многое понимали о детях-сиротах, знали о последствиях жизни в детдоме и поэтому не давили. Постепенно я познакомилась с новыми людьми, запомнила каждого в лицо, и стресс от прихода в новую для меня среду прошел. Я адаптировалась. Чем свободнее я чувствовала себя в коллективе, тем больше у меня появлялось новых идей. Постепенно, помимо шариков, стала делать шкатулки в технике декупаж. Потом придумала маленькие мягкие игрушки, символы Нового года. Еще предложила мастер-классы для самих сотрудников и для пользы дела, и для моральной разгрузки людей. Работать в фонде сложно, каждый день перед глазами детское горе, и специалисты быстро выгорают от этого, устают. Им обязательно нужна перезагрузка.
Я до сих пор работаю в «Арифметике добра» и давно чувствую себя там как дома. К творческой работе после окончания вуза добавилась педагогическая я стала приезжать на работу по выходным, чтобы заниматься с детьми, подопечными фонда. А еще я очень рада тому, что у «Арифметики» есть программа «Наставничество». Я сама в ней участвую уже прошла обучение на наставника, в планах Школа приемных родителей. Тренинги очень помогают понять саму себя все, что происходило в детском доме со мной и происходит сейчас с другими детьми.
Даже тем ребятам, которые жили в семье и попали в детский дом уже подростками, нужна серьезная помощь. На них плохо влияет жизнь в неестественных условиях, в отрыве от самых близких людей. Они начинают пить, употреблять наркотики, убегать и бродяжничать. Спасти в такой ситуации может только сознательный, зрелый человек, которому «не все равно». Я своими глазами видела, как меняются дети, когда у них появляются близкие люди. Хотя бы наставники. Еще лучше приемные родители. Многих это вытянуло буквально со дна. Как и меня. Не будь Эсланды Борисовны, я бы пропала.
Самыми трудными стали первые пять лет моей самостоятельной жизни. Я продолжала бояться взрослых, на улице не могла ни к кому подойти, для меня немыслимо было даже просто спросить дорогу. В любой ситуации, когда требовалось обратиться к незнакомому человеку, сердце колотилось как бешеное. Я едва ли не падала в обморок. Для меня до сих пор каждое новое знакомство это гигантский стресс.
Даже тем ребятам, которые жили в семье и попали в детский дом уже подростками, нужна серьезная помощь. На них плохо влияет жизнь в неестественных условиях, в отрыве от самых близких людей. Они начинают пить, употреблять наркотики, убегать и бродяжничать. Спасти в такой ситуации может только сознательный, зрелый человек, которому «не все равно». Я своими глазами видела, как меняются дети, когда у них появляются близкие люди. Хотя бы наставники. Еще лучше приемные родители. Многих это вытянуло буквально со дна. Как и меня. Не будь Эсланды Борисовны, я бы пропала.
Самыми трудными стали первые пять лет моей самостоятельной жизни. Я продолжала бояться взрослых, на улице не могла ни к кому подойти, для меня немыслимо было даже просто спросить дорогу. В любой ситуации, когда требовалось обратиться к незнакомому человеку, сердце колотилось как бешеное. Я едва ли не падала в обморок. Для меня до сих пор каждое новое знакомство это гигантский стресс.
У меня, к сожалению, есть перед глазами примеры выпускников, которые так и не смогли адаптироваться к жизни за стенами учреждения. Они постепенно прекратили все контакты с людьми, не учатся, не работают, получают пособия. Есть те, кто вообще не выходит из дома. Ни во двор, ни за продуктами в магазин им слишком страшно. Живут в затворничестве, в депрессии и на грани нервного срыва. Я их прекрасно понимаю. Для меня многие годы вся связь с внешним миром была только через Эсланду Борисовну.
Она стала для меня тем самым родным человеком, который нужен каждому ребенку, чтобы разорвать наконец психологическую пуповину. Выйти из небытия. Стать частью реального, а не выдуманного мира.
Глава 32
Поиск
Ответ от матери на письмо, которое я отправила ей после девятого класса, так и не пришел. Я долго ждала, переживала и задавала себе вопросы. Письмо не дошло? Мама не поняла, что я больше всего на свете хочу ее увидеть? Или я не нужна Последняя догадка о том, что она прочла письмо, но не захотела ответить, ранила слишком сильно. Я даже думать об этом не могла: если так, лучше бы меня убило бутылкой.
Еще учась в школе, я начала искать маму через социальную сеть «Одноклассники». Мы жили в ЛТО, там был интернет-клуб: можно заходить, оплачивать доступ и сидеть в Интернете целый час. Стоило это семь гривен. Я уже знала к тому времени фамилию, имя, отчество, год рождения мамы и по этим данным быстро ее нашла. Увидела, как она выглядит сейчас все-таки немного похожа на меня, посмотрела на ее детей. Их оказалось четверо. Долго собиралась с духом, чтобы написать ей сообщение в Сети. Отправила. Ждала ответа, безумно переживала. Но она и теперь молчала. Я написала еще раз. И еще. Я написала много писем, но она не ответила ни на одно. Тишина была сродни ударам ножа. Очень больно. Постепенно, через ее профиль, я вышла и на других родственников их у мамы в друзьях оказалось огромное количество. Я смотрела, с кем она общается чаще всего, просматривала их профили и стала чем-то вроде привидения в своей кровной семье читала публикации родных, наблюдала за ними, разглядывала фотографии, но никак не проявляла себя.
После выхода из детского дома я решила во что бы то ни стало получить информацию о родных. Мы с Эсландой Борисовной пошли в социальный отдел и попросили выдать мои личные данные все, какие есть. В первую очередь мне нужны были адреса. Но, господи, что тут началось! На меня накричали и выгнали в соседний кабинет. Эсланду Борисовну заперли в отделе, приперли к стене и стали воспитывать: «Это же ребенок! Вы понимаете, что вы творите?! Для нее будет слишком сильный удар!» Меня всегда поражало, что в детском доме каждый сотрудник, каждый делопроизводитель разбирается в детской психологии лучше, чем психолог. Все взрослые прекрасно «знали», что нужно нам детям! Хотя не понимали в этом абсолютно ничего. И, несмотря на то что всегда фатально ошибались, продолжали гнуть свою линию.
Да, я знаю, что в стране есть тайна усыновления. И усыновленные не имеют права на информацию о себе, не могут ее получить из-за этого странного закона. Но при чем тут я?! При чем тут сироты, которых никто и никогда не усыновлял?!
Почему мы, срастаясь с мыслями о матерях, не имеем права знать о своем происхождении, о своих родителях? Это важно! Для меня это важнее всего на свете было и остается сейчас. Я не могу жить, не понимая, кто я, откуда взялась и почему именно со мной все это произошло.
Почему мы, срастаясь с мыслями о матерях, не имеем права знать о своем происхождении, о своих родителях? Это важно! Для меня это важнее всего на свете было и остается сейчас. Я не могу жить, не понимая, кто я, откуда взялась и почему именно со мной все это произошло.
Зачем тебе это нужно?! орали на меня специалисты. Это никому не нужно! Они тебя забыли. Они тебя бросили! Ты что, не понимаешь?
Да откуда им было знать?! Все меня бросили или не все?! Может, не все родственники знали о моем существовании! Но сотрудники обрабатывали Эсланду Борисовну и меня. Стыдили нас. Гнали прочь и не хотели давать никакой информации. И это при том, что мне уже исполнилось восемнадцать лет! При том что не было закона, который запретил бы мне знать правду о самой себе. Мы держались и настаивали на своем. Просто просили данные и никуда не уходили из кабинетов, по которым нас развели. Устав от нас, сотрудницы выдали наконец адрес бабушки правда, индекс не написали из вредности, но его легко можно было найти в Интернете и заодно, в довесок, шлепнули на стол мои фотографии из дома ребенка. Я увидела их, и на меня волной нахлынул ужас: словно я снова оказалась там, в этом аду. Сначала не хотела брать снимки, но потом поняла, что не надо отказываться это тоже моя история и единственная возможность запомнить, какой я была в детстве.
Адресом бабушки я тут же воспользовалась села и написала письмо. Только отправить не успела: словно по волшебству, вечером того же дня на меня через «Одноклассников» вышла двоюродная сестра. Ее зовут Айгуль. Наверное, она обратила внимание на то, что я заходила к ней в профиль. Айгуль написала: «Привет! У моей мамы девичья фамилия тоже была Испергенова. Может, мы родственники?» Я ответила: «Может быть», и написала, что я старшая дочь ее родной тети, только выросла в детском доме. Конечно, она не поверила. Потребовала факты. И я ей рассказала свою историю. Что я родилась 10 декабря 1992-го. Что мою маму зовут так и так. Что она оставила меня в родильном доме и написала бумажку «заберу ребенка в течение 3 месяцев», а потом бесследно пропала. Айгуль оказалась потрясена! Тетя была для нее примером прекрасной матери, обожала своих четверых детей, души в них не чаяла, сложно поверить в то, что она так поступила со мной, своим первым ребенком. Я стала кидать ей другие факты. Что мама окончила Тимирязевскую академию. Что у нее день рождения такого-то числа. Что сама она из Челябинской области и сейчас там живет. Что у мамы есть две старшие сестры. Я даже написала адрес бабушки, который мне выдали в соцотделе. Только тогда Айгуль поверила мне и спросила, может ли она рассказать все это своей маме моей тете. Я разрешила. И через некоторое время двоюродная сестра написала мне снова: сказала, что ее мама приглашает меня к ним в гости. Мы с Эсландой Борисовной стали собираться в Челябинск я очень хотела увидеть свою семью, жила мыслями об этой встрече, но боялась ехать одна.
И вот мы купили билеты. До отъезда оставались считаные дни. В тот вечер я сидела дома, смотрела «Звездочки на Земле» первый фильм, который заставил меня плакать, до этого не плакала ни над одним. Чужие истории не вызывали у меня жалости или глубоких переживаний. Боли хватало своей. Но в этом фильме был такой момент, когда родители оставляют своего сына, главного героя, в интернате. А сами уезжают. И вот на этой сцене я почувствовала невыносимую боль. У меня внутри все взорвалось, соединилось воедино с чувствами этого мальчика. Сижу я рыдаю, и в этот самый момент от Айгуль приходит длинное письмо через «Одноклассники»: «Здравствуй, Сания. Я была сегодня в гостях у своей тети, твоей мамы. У меня получилось вызвать ее на личный разговор. Она сказала, что она не твоя мать. Тебя родила другая женщина, а тетя просто дала ей свой паспорт, потому что та была без документов и ее не брали в роддом. Она ее толком не запомнила. Прости. Я думаю, тетя говорит правду. Но зато она знает твоего отца и давно ищет его сама» Там были еще слова, очень много текста, но я не могла дочитать. Уже после слов «ОНА НЕ ТВОЯ МАТЬ» у меня началась истерика, все поплыло перед глазами. В ответ я смогла отправить Айгуль только многоточие. Девятнадцать лет жизни Непрерывные мысли и мечты о маме. А в итоге она НЕ МОЯ?!