Все мы дети одного времени, сегодняшнего. Все мы вынуждены жить по его законам как писаным, так и неписаным. Прессе нельзя дать устав: не суди, да не судима будешь! Судить и рядить (не в юридическом смысле) ее миссия, ее профессиональная и политическая обязанность. Но при этом надо хотя бы ощущать (хоть наедине с самим собой) меру своей сопричастности к тому, что судишь.
Я понимаю, что легкие победы расхолаживают, создают ощущение всесилия и неподсудности у журналистов. А не то же ли у власти? Чем она в этом случае хуже или лучше, чем журналисты?
Не раскрывать свои язвы должна пресса, но, по крайней мере, учиться на ошибках власти, дабы иметь не только право, но и возможность учить власть.
Всякая власть, наша в особенности, местами и временами глупа до неприличия.
С нескрываемым удовольствием смотрел и слушал я, как журналисты НТВ, вернувшиеся от Путина, свели на нет весь запрограммированный кем-то в Кремле позитив (для президента) от этой встречи. Классная работа, хоть и простая: тот, кто молчит, проигрывает, кто комментирует побеждает. Но пропагандистская победа не полная победа. По большому счету это и не победа вовсе. Победить в аудитории еще не значит победить в жизни.
В пересказе сотрудников НТВ настоящее ошеломление и даже возмущение у них вызвало утверждение Путина о том, что НТВ работает по «инструктажу» Гусинского. Нет, утверждал Евгений Киселев, мы только единомышленники.
Почти два года назад, весной 1999-го, тогдашний английский посол в Москве Эндрю Вуд пригласил на обед четырех, если не ошибаюсь, главных редакторов. Среди них и Евгения Киселева, и меня. Разговор, естественно, шел о политике. Евгений Алексеевич, помню, бросил фразу, что вот есть такие СМИ, например «Независимая газета», которые критикуют Григория Явлинского. Ну да, дескать, понятно, почему они его критикуют, заказ хозяина. Я достаточно резко попытался опровергнуть это утверждение, но, разумеется, Евгения Алексеевича не убедил.
При выходе из посольства все-таки задал я Евгению Киселеву вопрос в лоб: «Евгений Алексеевич, спрашиваю, вы всерьез думаете, что Березовский мне позвонил, дал инструкции по Явлинскому и я написал эти статьи о нем?»
Ну зачем же так грубо, ответил мне Киселев, есть другие методы: кое-что объяснить, высказать о Явлинском свое мнение
Я, прекрасно зная, что ни в тот момент, ни несколько месяцев, если не лет до того (примерно так с 1996 года) я с Березовским о Явлинском не говорил вообще, спросил:
А вы что, знаете, о чем мы говорим с Березовским?
На что получил такой ответ Евгения Алексеевича:
А вы что, знаете, о чем мы говорим с Березовским?
На что получил такой ответ Евгения Алексеевича:
Я знаю жизнь
Лучше всего, как известно, человек знает свою собственную жизнь.
Не из злорадства вспомнил я тот разговор, хотя и позлорадствовать есть повод. Уж слишком тот наш диалог похож на то, что сказал Путин Евгению Киселеву два дня назад. Евгения Алексеевича слова Путина удивили и даже возмутили.
А может быть, Путин тоже просто «знает жизнь»? Или думает, что знает, как тогда, два года назад, думал Евгений Алексеевич
Хорошо, что наша власть, в отличие от Юрия Владимировича Андропова, уже имеет право говорить, что она знает страну, которой руководит. Даже знает механизмы оплаты журналистов. Будем надеяться, что и механизмы оплаты прокуроров.
Но от знания жизни до умения эту жизнь менять, не ограничиваясь арбитражем в борьбе комплексов одних с фанаберией других, дистанция большая.
И борьба эта, по большому счету, периферийная, привлекающая внимание в силу специфических причин.
А вот азарт, проявленный в этой борьбе властью, в мирных бы целях.
Что там у нас с Госсоветом? Что с новым Советом Федерации? Что с Лукашенко Александром Григорьевичем, главой союзного нам государства? Поддержит его Москва на выборах или нет? Что с судебной реформой? Много еще разных вопросов без ясных ответов.
Заговоры заговорами, но без политики тоже не обойтись. Полезная в государстве вещь. На нелюбви к олигархам и прежнему режиму долго не протянешь. Это как цены на нефть. Сегодня высокие, а через месяц упадут.
Президент, конечно, в ответе за все. Но если и за кадры на НТВ, то дойдут ли руки до других проблем? И даже кадров?
Я не закончил рассказ о внутреннем содержании нынешнего режима. А сказать осталось что. Не исключаю, что самое главное.
Вновь, чтобы быть предельно точным, пройдусь по всему по порядку. Отталкиваясь от событий последних дней.
Есть правда, которую в равной степени не любят признавать ни Кремль, ни НТВ.
Кремль борется с Гусинским не как с носителем свободы слова, но и не как с бизнесменом только.
Кремль борется с Гусинским как с субъектом враждебной интересам России политики, проводящим к тому же на внутрироссийском политическом (информационном в первую очередь) поле интересы другой страны. США.
Кто хочет упрекнуть Кремль в антиамериканизме, может это сделать. Но, строго говоря, бороться с гегемонией гипердержавы незазорно все этим в меру сил и возможностей занимаются.
Политика однако, вещь юридически неподсудная отсюда и более или менее успешные попытки обнаружить «экономические преступления» Гусинского.
Но сам по себе Гусинский, несмотря на свои международные связи, уже не опасен. Опасно то, что в его руках НТВ самая идеологически дисциплинированная это знают все, кто что-либо знает, журналистская структура в Москве.
Поэтому Кремль и борется с НТВ, пытаясь одновременно отделить Гусинского и остальных владельцев НТВ и его высшее руководство от просто журналистов НТВ.
Есть основания у Кремля так смотреть на НТВ и на Гусинского? Есть.
Производит ли при этом НТВ, помимо собственно пропаганды, продукт под названием «свобода слова»? Производит.
Пойдем дальше.
Несмотря на то что борьба против НТВ не является борьбой против свободы слова, а лишь борьбой против некоторых слов, она создает полное ощущение угрозы этой свободе. Тем более что затрагивает интересы отдельных журналистов. В первую очередь из-за методов борьбы.
Являются ли эти методы характерными для нынешнего режима? Да. Почему? Во многом из-за того, что так привычнее и эффективнее.
В чем опасность? В том, что привычное становится еще привычнее, а эффективность заманивает все глубже.
И вот тут я перехожу к самому главному.
Управляемая демократия это не контролируемая полностью демократия. Это лишь время от времени авторитарно корректируемая демократия: то есть чтобы вора не выбрали губернатором да. А если все кандидаты на пост губернатора не воры, то пусть решает народ.
Некоторые элементы ныне складывающейся государственной структуры очень напоминают режим корпоративного государства. Но одна из разновидностей корпоративного государства носит неприятное название «фашизм». Мы еще далеки от того, чтобы дойти здесь до предела разумного, но стихийные попытки налицо.
Где предел? Один из них выборность глав регионов. Если она будет ликвидирована (а об этом, увы, говорят) предел будет перейден.
Как отделить губернаторов от собственности громадная проблема для нынешней власти. Заменой выборности назначением этого не добьешься, а вот к корпоративному государству резко приблизишься.
При выводе страны из кризиса, куда ее, в частности, завела и ельцинская анархия, рискованные шаги возможны. Невозможны лишь ошибки, особенно роковые.
Кремль рискует. Внимание: опасность перед нами!
Грань тонкая, но она есть. Есть теоретически, а есть ли в жизни? Далеко не всегда.
Сказанное выше не означает, что содержание режима исчерпывается описанной опасностью (лишь одной из нескольких на древе сценариев). Но о других, более положительных, тенденциях я писал немало. Надо обозначить и эту.
Независимая газета, 31.01.2001
Публичный политик 1
(Маленькое добавление к «Большой статье»)
Совершенно точно, что через несколько дней после публикации приведённой выше статьи у меня была возможность близко познакомиться с Владимиром Путиным. Меня и ещё двух главных редакторов известных тогда газет пригласили на обед с президентом. Обед состоялся в Кремле. Помимо нас троих и, естественно, самого Путина, на обеде присутствовали два высокопоставленных представителя Администрации Президента.
В своих воспоминаниях в должное время я расскажу о подробностях того разговора, сейчас же фиксирую только сам факт. А уверен я в том, что этот обед состоялся в феврале 2001 года потому, что во время этой встречи Путин процитировал пассаж именно из этой моей статьи.
А сама «Большая статья» вызвала значительный резонанс О чём, в частности, свидетельствует то, что я вынужден был опубликовать добавление к ней.
В довольно активной дискуссии, которая развернулась вокруг моей «Большой статьи о Путине и о России» (первым, естественно, откликнулся Интернет, но было и много звонков, а теперь пошли и письма), содержится множество интересных замечаний и идей. Хватает и критики, а равно нелестных для автора оценок.
Я не имею никакой физической возможности, но нежелания, на все это отреагировать, ибо и сами-то статьи пишу урывками, в редкие свободные часы.
Однако по одной линии возникшей дискуссии не высказаться не могу, ибо это абсолютно принципиальный вопрос в оценке и анализе поведения российской власти вообще и политики Владимира Путина конкретно.
В «Большой статье» и в предшествовавшей ей статье «Плохая неделя» я указывал на множащийся, на мой взгляд, ряд вопросов, на которые Владимир Путин ни словом, ни делом не дает ответов.
С этим в принципе согласно большинство как моих сторонников, так и оппонентов. Радикальное расхождение в другом.
Одни говорят: да, Третьяков прав, Путин не дает ясных ответов и это плохо.
Другие, соглашаясь со мной в первой части утверждения, оценивают этот факт прямо противоположным образом: да, Путин не дает ясных ответов на многие вопросы но это и хорошо, он правильно делает, так как тем самым либо отстраняется от непопулярных решений, либо скрывает от своих оппонентов и противников свои истинные намерения.
Мне смешно слышать и ряд упреков в том, что я просто не понимаю, чего хочет президент, не знаю ответа на вопрос «Who is mr. Putin?». Ибо еще год назад, когда впервые в Давосе публично прозвучал этот вопрос и российские политики постеснялись или не смогли на него ответить, в статье «Вся правда о Путине» я написал, что Путин это политик, категорическим императивом для которого является возрождение величия России как страны, нации и государства, а его экономическим выбором является рынок и политическим демократия, хотя и не совсем такая, какая рождалась (или вырождалась) при Ельцине.