Александр Тамоников
Человек с двойным лицом
Глава первая
Кандидат технических наук Маханов Николай Иванович в строгом черном костюме в полоску, белой, уже несвежей рубашке без галстука, который он снял еще в Москве, когда садился в поезд, вышел в тамбур с небольшим чемоданом в руках. Здесь, по крайней мере, было немного прохладней. И не был слышен плач ребенка, что капризничал от самого Киева. Мать, как ни старалась успокоить его не получалось.
У Маханова не было детей. Да и женился он только два месяца назад. Представив, что и его в будущем ждет такое же счастье, Николай Иванович передернул плечами. Здесь, в тамбуре, не было слышно и двух мужиков, которые сели в поезд на прошлой станции и увлеченно пили самогон, сваренный, судя по запаху, из рубероида. Но их он устраивал, и мужики делали перерыв только на короткие промежутки, во время которых с неудержимой и даже открытой агрессией обсуждали подлость какого-то Ивана.
Женщина, сидевшая у окна напротив, попыталась сделать им замечание, но мужики так глянули на нее, что она посчитала за лучшее отвернуться и прикусить язык, что, впрочем, от нее и требовалось. И вообще, находясь в пути вот уже сутки, с четырехчасовой остановкой в Киеве, Маханов устал. Настроение и так хуже некуда, а тут еще соседи. И каких только в дороге не встретишь! Хотя, следует признать, что большинство из них нормальные советские люди. Но, как говорится, «в семье не без урода».
Он достал пачку «Казбека», прикурил и с удовольствием затянулся. Посмотрел на часы «Кировские» были роскошью даже в Москве. В основном в ходу были карманные. Стрелки показывали 21:37. Это означало, что в город, если поезд не опаздывает, он приедет через тринадцать минут.
За окном простучал мост над рекой, следовательно, поезд не опаздывает. От моста до вокзала как раз где-то минут пятнадцать. Сразу за мостом пошли небольшие хаты пригородных поселков.
В тамбур вышел еще один мужчина постарше Маханова, но ненамного, также, как Николай Иванович, в костюме и при галстуке. Странно, но Маханов за четыре с половиной часа пути от Киева ни разу его не видел. Или он выходил курить в другой тамбур? Этот тоже достал папиросу «Казбек», прикурил. Посмотрел сначала на Николая Ивановича, потом за окно:
Кажется, подъезжаем?
Он ни к кому не обращался, просто высказал предположение, но в тамбуре они были вдвоем, и поэтому Маханов счел нужным ответить:
Да, до станции меньше десяти минут.
В командировку? спросил мужчина и тут же поправился: Извините, разрешите представиться Агеев Александр Владимирович.
Не хотел Маханов вступать в разговор, но пришлось.
Очень приятно. Маханов Николай Иванович. Нет, я еду не в командировку, а домой.
А я в командировку, будь она неладна, еще раз извините, вы живете в городе?
Нет, я живу в Москве, еду на свою родину, в Олевский район, слышали о таком?
Странно, но Агеев располагал людей к откровенности во время разговора. Качество, которым обладают немногие.
Он отрицательно покачал головой:
К сожалению, нет, да и в город я по служебным делам.
Вы военный? спросил Маханов.
Да, а как вы узнали?
По внешнему виду.
Часто общаетесь с военными? Или нет, вы на офицера не похожи.
Благодарю за комплимент.
Я не хотел вас обидеть.
Маханов вздохнул:
Какие могут быть обиды, Александр Владимирович. Да, мне приходится часто общаться с военными, по роду так сказать, работы, но это касается только меня.
Агеев улыбнулся:
Бдительность превыше всего?
А разве не об этом нам напоминают плакаты на каждом углу?
Вы правы. Давайте, попробую отгадать, почему вы едете домой. Вы в отпуске, так?
Да.
Счастливый человек! А мне в отпуск в декабре, и то, если отпустят.
Я бы многое отдал, чтобы не ездить в этот отпуск, проговорил Маханов, закуривая вторую папиросу.
Почему? удивился попутчик.
На похороны отца еду. Маханов глубоко затянулся, поперхнулся, закашлялся. На глазах выступили слезы.
Вот оно как, протянул Агеев, примите мои соболезнования.
Маханов откашлялся:
Спасибо.
И вдруг его словно прорвало:
Я был дома два года назад. Обещал отцу, что приеду. Он последний близкий мне человек. Есть, конечно, родня, но все это не то. Весной он написал письмо, спрашивал, приеду ли? Я обещал, да не смог работа. И вот теперь да что там. Он махнул рукой, вновь глубоко затягиваясь дымом папиросы.
Извините, Николай Иванович, а мама?
Маханов раздавил окурок в жестяной банке, которая висела на двери:
Мама умерла в тридцать седьмом.
Понятно. Я тоже, знаете ли, один на этом свете. Родителей не помню, как оказался в детском доме тоже. Хорошо помню, как с товарищами сбегал оттуда, беспризорничал Но, кажется, подъезжаем.
Паровоз издал длинный гудок, сбросил скорость. Состав медленно, скрипя тормозами и лязгая сцепкой, въехал на главный путь и стал.
Ну вот и город, проговорил Агеев и взглянул на Маханова. Я за вещами. А вам есть где остановиться? Если нет, могу пристроить в гостинице комендатуры.
Нет, благодарю, вы поспешите, а то вещи уведут. С этим тут просто.
До свидания.
Всего хорошего.
Маханов, не дожидаясь проводника, дернул ручку. Дверь оказалась открытой, и он сошел на перрон. Поправил шляпу, взглянул на окна вагона: те, кому выходить, начали собираться. Поезд шел дальше, в Белоруссию. Таких составов были единицы, но они были.
Маханов подумал, а кого, собственно, он ждет? Военного, с которым встретился в тамбуре? Но ему с ним не по пути. Да и о чем говорить? За какие-то десять минут было сказано больше, чем за всю дорогу. Расстегнув пиджак и сдвинув шляпу на затылок, Николай Иванович миновал вокзал и вышел на привокзальную площадь.
Там нес службу наряд милиции. Маханов был первый, кто вышел из вокзала с момента прибытия Киевского поезда, он просто не мог не привлечь внимания охранников правопорядка. Его окликнули:
Молодой человек.
Маханов повернулся:
Да?
Наряд уже был рядом.
Сержант козырнул, представился, но Маханов не расслышал фамилию.
Документы предъявите.
Николай Иванович поставил на мостовую чемодан, достал из внутреннего кармана пиджака паспорт, протянул милиционеру:
Пожалуйста.
Сержант внимательно изучил документ:
Из Москвы, значит. И по какой надобности к нам?
Милиционер смотрел равнодушным взглядом исполнял обязанности, не более того. Но за внешним безразличием скрывалась та самая бдительность слово, которое уже вызывало у Маханова аллергию.
Появились и другие пассажиры, с ними Агеев.
Какие-то сложности, Николай Иванович?
Вперед выступил второй патрульный:
А вам, что, гражданин, больше всех надо? А ну-ка, предъявите свои документы.
Агеев достал удостоверение личности, раскрыл перед конопатым лицом молодого милиционера.
Тот отработанным жестом поправил портупею, козырнул:
Извините, товарищ майор, сами понимаете, не ради любопытства.
Понимаю служба.
Так точно, товарищ майор.
Подобрался и сержант.
Рядовой отчеканил:
Товарищ майор Агеев.
Старший наряда кивнул на Маханова:
Вы знаете этого человека, товарищ майор?
Да. Еще вопросы будут?
Извините, конечно, сержанту, видно, пришлось не по душе вмешательство армейского офицера, вы, товарищ майор, к нам прибыли в командировку?
А пошли, сержант, своего напарника, пусть он позвонит в комендатуру. Там ответят на твой вопрос, а я перед тобой отчитываться не обязан.
Сержант хмыкнул, хоть офицер был ему и не по душе, но вступать в конфликт с майором, неизвестно еще какую структуру в армии представляющим, не хотелось. Он вернул паспорт Маханову:
Можете быть свободны.
Николай Иванович положил документ обратно в карман:
И стоило ли вмешиваться, товарищ майор?
Агеев улыбнулся:
Машинально получилось. Не мог же я пройти мимо? Ладно, подобные проверки тоже нужны. Вам, Николай Иванович, в какую сторону?
По Вокзальной, налево. Тут рядом.
Автобусы уже не ходят. За мной должна прибыть машина, что-то я ее не вижу, ну и черт с ней, дойду пешком, до комендатуры недалеко.
Спасибо. Почему вам не дождаться машины? У вас, военных, не то что у штатских. Должна прибыть, значит, прибудет. А вас нет на месте.
Водитель не мальчик, подождет, уедет. Знаете, терпеть не могу ждать.
Ну, это ваше дело. До свидания.
До свидания, Николай Иванович, и еще раз соболезную.
Благодарю.
Маханов пошел через площадь к закрытому привокзальному магазину. На углу обернулся. Майора на площади не было. «Быстро же успел пройти в переулок», подумал Маханов и тут же забыл об офицере.
Время, по меркам провинциального города, пусть даже и областного центра, уже позднее, а ему следовало поспешить.
Маханов пошел по Вокзальной улице. Дошел до второго переулка, свернул.
Маханов пошел по Вокзальной улице. Дошел до второго переулка, свернул.
Здесь все утопало в зелени. Над заборами нависали ветви фруктовых деревьев, в палисадниках шумели кусты сирени, она отцвела в конце мая, теперь распустился жасмин. Запах цветов заполнял улицу. Впрочем, это был не жасмин. Так в России называют чубушник, хотя разница между ними внешне незначительная. И вряд ли, кто знает об этом. Спроси у местных, что за куст цветет, ответят жасмин.
Идти ему было недалеко. У калитки второго участка Маханов остановился. В конце переулка маячил человек. Похоже, кого-то ждал.
Николай Иванович вздохнул, перегнулся через калитку, сбросил крючок. Прошел по узкой дорожке к крыльцу. В окнах горел свет.
Он постучал. Послышались шаги и стук костыля.
Кто там? раздался приятный женский голос.
Мария Никаноровна, это Николай Маханов.
Ой, Коля, сейчас, погоди.
Она отодвинула засов, открыла дверь.
Приехал?
Приехал. Разве я мог не приехать?
Да, конечно, горе-то, Коля, какое Ты проходи, проходи
Как только Маханов направился по адресу, Агеев вернулся на вокзал. Постоял минут пять. Потом быстро перешел площадь, прошел привокзальный переулок, остановился возле закрытого пивного ларька. Посмотрел на часы. И тут же резко обернулся. Перед ним стоял мужчина.
Вот черт, Генрих, и что у тебя за привычка подходить бесшумно?
Незнакомец улыбнулся:
Тебя что-то не устраивает?
Можно и без этого.
В следующий раз буду шуметь на весь город. Что у нас?
У нас все в порядке. Он приехал. Надеюсь, его контролируют?
Во втором переулке. На Вокзальной я решил не светиться.
Правильно. Незачем тревожить людей. Особое внимание к нему завтра.
Я все прекрасно знаю, Алекс. Связь по прежнему каналу?
Да. Все, я в комендатуру, а ты занимайся господином Махановым, мне надо знать все о его передвижениях.
Их несложно предугадать. Завтра он поедет в райцентр Олевск, оттуда в село Горбино, у него же умер отец?