Майор повернулся и пошел к комендатуре. Мужчина выпил еще кружку пива и направился к ЦПКиО.
В 11.20 армейский пятиместный четырехдверный автомобиль типа фаэтон «ГАЗ-А» остановился возле хлебного магазина. Майор посигналил и зашел внутрь помещения. Когда вышел, в открытом кузове уже сидели Генрих и миловидная женщина лет двадцати шести в простой одежде. Майор бросил им на заднее сиденье купленный хлеб, кивнул женщине, сел за руль и развернул автомобиль.
Из города они выехали без происшествий, проехали по мосту через реку и двинулись по дороге. В лесу свернули на грунтовку и в 12.10 остановились на небольшой поляне рядом с дорогой.
Майор обернулся к пассажирам:
Посмотри вокруг, Генрих.
Слушаюсь, герр майор.
И без кривляний.
Да, герр майор.
Мужчина обошел местность в радиусе пятидесяти метров.
Все в порядке, Алекс.
Майор приказал женщине:
Альбина, возьмите передатчик и выходите. Начало сеанса ровно в 13.00, готовьте аппаратуру.
Да, Алекс.
Женщина с чемоданчиком ушла в глубь леса.
Когда они остались вдвоем, Генрих спросил майора:
Что в комендатуре?
Разве это тебя касается?
Нет, но
Никаких «но», Генрих! Обеспечь контроль за местностью.
Да нет здесь никого.
Ты плохо понял?
О, майн гот, быстрее бы все закончилось.
Не торопись. Чем грозит спешка в нашем деле, ты сам прекрасно знаешь. Я к Альбине.
Да, Алекс.
Майор пошел вслед за женщиной. Она уже приготовила аппаратуру, вывесила антенну, устроилась на поваленном дереве.
Я готова, Алекс.
Он посмотрел на часы, передал ей записку:
Шифр обычный. Начинай.
Застучал ключ. Женщина быстро передала сообщение и вернула записку майору. Он тут же ее сжег.
Ждем ответа.
Женщина приготовила блокнот, карандаш и стала ждать, прислушиваясь к шуму в наушниках. Через полчаса она встрепенулась и начала делать записи. Сеанс связи закончился.
Что, Альбина? спросил майор.
Минуту, Алекс.
Женщина написала на чистой странице текст, выдернула ее из блокнота и передала майору. Тот прочитал, задумчиво переступил с ноги на ногу:
Понятно! Сворачивайся.
Да, Алекс.
Майор вышел к машине, еще раз внимательно прочитал текст, после чего сжег и эту записку.
Что там Центр, Алекс? спросил напарник.
Задание остается прежним. Уточнение после захвата. Помоги Альбине.
Они выехали из леса в 13.30 и в 14.00 проехали мост. Майор остановил машину у кинотеатра:
Отсюда пойдете пешком.
Генрих удивился:
Что со станцией?
Станция останется у меня. Так надежнее. Следующий сеанс связи 22 июня, в воскресенье. Я подъеду. А сейчас мне надо заняться служебными вопросами.
Напарник усмехнулся:
Чего ими заниматься, Алекс? В воскресенье здесь никого не останется.
Знаешь, Генрих, майор обернулся, у русских есть хорошая пословица не надо делить шкуру неубитого медведя.
Ты это о чем, Алекс? Неужели ты думаешь, что Красная армия в состоянии оказать серьезное сопротивление непобедимой армии вермахта? Русские даже здесь, на западе, ведут себя так, словно наши войска вышли к границе на ученья.
Никогда, Генрих, не надо недооценивать противника. Русские особый народ. Да, они живут впроголодь, работают, как рабы, на заводах и фабриках, я уже не говорю о колхозах. Они одеты не как европейцы, хорошо если у мужчины есть один выходной костюм, а у женщины платье. Их давят репрессиями, подвергают моральному унижению. Но зато у русских есть одна, с моей точки зрения, совершенно замечательная особенность. Они каким-то невообразимым образом умеют перестраиваться и мобилизовываться. Неужели, проработав в России почти пять лет, ты этого еще не заметил?
Генрих пожал плечами:
Русские низшая раса, так же как украинцы, белорусы и все народы, входящие в Советский Союз. Этого для меня достаточно. Приходится общаться с ними на равных. Но знал бы ты, с каким усилием это мне дается! А евреи? В одном только этом городе их десятки тысяч. Когда я вижу еврея, моя рука машинально тянется к пистолету. До того ли, чтобы оценивать их?
Напрасно, Генрих. С евреями вопрос будет решен кардинально и быстро, как, впрочем, и с большевиками, но со всеми остальными нам придется работать и в условиях оккупации. Конечно, не нам лично, а другим нашим соотечественникам. Вот только удастся ли блицкриг? Здесь у меня большие сомнения. Русские даже без патронов, с одним только штыком будут драться отчаянно. Когда их стране угрожает опасность, они забывают и про репрессии, и про причиненные им обиды. Они удивительным образом умеют разделять власть и Родину. Я вообще считаю, что нападение на Советский Союз это авантюра Гитлера. Здесь предсказать что-либо просто невозможно. Но довольно слов! Выходите. 22-го числа я у вас.
Что, прямо к нам в барак придешь?
Почему бы нет?
Генрих пожал плечами:
Ты руководитель группы, тебе решать.
Совершенно верно. До встречи, Генрих, до встречи, Альбина. Надеюсь, до воскресенья вас не арестуют.
Он рассмеялся. От этого смеха у женщины по спине пробежал холодок.
Высадив пассажиров, майор Агеев вывел машину на окраину города, туда, где дислоцировались части советской дивизии. Его пропустили на КПП полка без проверки. Оставив автомобиль у штаба, Агеев уверенным шагом вошел в здание управления. У него на руках было предписание оперативного отдела округа на проверку боевой готовности частей и подразделений соединения.
Глава вторая
Автобус трясся по разбитой, давно не ремонтированной дороге. Тут был асфальт, и старый «ЗиС», с грохотом и лязгом преодолевая препятствия, с трудом, но выдерживал скорость сорок километров в час.
Маханов не обращал внимания на трудности пути. Он думал совершенно о другом. Он желал и одновременно боялся приезда в деревню. Боялся увидеть отца в гробу, боялся услышать причитания деревенских баб, боялся ощутить на себе сочувствующие и в то же время заинтересованные взгляды односельчан. Ему не хотелось хоронить отца, как бы по-детски это ни звучало. Не хотелось речей, слез, аханий. Маханов много бы дал за то, чтобы отец был жив. Но жизнь такая штука всем когда-то приходит срок умирать. Умрет и он, вопрос: скоро ли?
В настоящее время на этот вопрос вряд ли кто-то мог дать определенный ответ, невзирая на возраст. Волна репрессий, захлестнувших страну, ставила под удар любого ее гражданина, будь то колхозник или инженер, министр или высокопоставленный военный чин.
Надо признать, что с приходом в НКВД Берии ситуация изменилась в лучшую сторону. Аресты и посадки сократились, по мелочам не брали. К доносам стали относиться с подозрением, не то что раньше написал бумагу, глядишь, ночью «воронок» уже увозил оболганного соседа. Арестованный тут же давал показания на того, кто сдал его, и арестовывали уже доносчика. А потом обоих отправляли в лагерь. Доходило до абсурда, но так оно и было. Хорошо, что «было». Надолго ли? Лаврентий Павлович многих освободил, опять-таки из среды тех же чиновников, специалистов и военных. Но не он руководил страной, хотя и начинал занимать в Кремле все более прочные позиции.
Вот и бюро, где работал Маханов, курировал один из людей Берии, майор госбезопасности Платов, интеллигентный, умный человек. И в то же время требовательный. Было понятно, что кураторство над центром не являлось обязанностью заместителя начальника первого управления (разведки) НКВД СССР, но внимание работе центра он оказывал повышенное.
Мысли метались в голове, бились в черепной коробке. Разболелась голова, хотя это могло быть и от выпитой водки. Никогда прежде Маханов столько не пил. Да еще эта тряска, как в лихорадке, на так называемой дороге. Хорошо еще, хоть ехали
Видно он сглазил. А может, это сделал кто-то другой. Сразу же за мостом через речушку, название которой Николай Маханов не помнил то ли Решка, то ли Орешка, автобус как-то странно дернулся, выстрелила выхлопная труба, и «ЗиС» встал посреди изрытой ямами дороги.
Ну, вот, воскликнула Клавдия, этого нам только не хватало! Что, Вася, отъездился твой шарабан?
Замолчи! огрызнулся шофер и обернулся в салон: Товарищи, терпение! Можете выйти прогуляться, погода хорошая, птички поют, я быстро все налажу. А ты, Клавка, даже не подходи ко мне, если не хочешь отведать гаечного ключа.
Ну, вот, воскликнула Клавдия, этого нам только не хватало! Что, Вася, отъездился твой шарабан?
Замолчи! огрызнулся шофер и обернулся в салон: Товарищи, терпение! Можете выйти прогуляться, погода хорошая, птички поют, я быстро все налажу. А ты, Клавка, даже не подходи ко мне, если не хочешь отведать гаечного ключа.
Да нужен ты мне, скривилась баба.
Она уже заприметила Маханова и, когда Николай вышел из автобуса, подошла к нему:
Сразу видно человека интеллигентного. Не то что наши охламоны.
Маханов удивленно посмотрел на спутницу:
Клавдия, по-моему?
Да можно просто Клава, я из Олевска.
Это я уже понял. Николай.
Очень приятно, Николай. Вы в отпуск?
Что-то вроде того. Как вы назвали ваших мужчин?
Ой, не смешите! Тоже мне, нашли мужчин. Мужики они и есть мужики. Охламоны. Плебеи.
И что это означает?
А то, что народец никудышный. Нет, есть, конечно, приличные: учителя там, инженеры или врачи, но больше плебеев.
Маханов улыбнулся:
Плебей, Клава, это в Древнем Риме человек из низшего общества. Это не раб, это свободный человек, только не пользовавшийся ни политическими, ни гражданскими правами. А ваши мужики имеют все права.
Она с нескрываемым уважением посмотрела на Маханова:
Вы ученый?
Инженер.
Но вы не из райцентра. В Олевске я всех знаю, и меня знают, только не подумайте ничего такого
И не думал.
Тогда вы из города?
Из Москвы.
Вот как? Очень интересно. Я была там один раз. Огромный город! А вы женаты?
Маханов улыбнулся, увидев в глазах не сильно отягощенной моральными нормами женщины озорной огонек:
Это имеет значение?
Она обиженно смощилась:
Никакого. А, извините, в Олевск вы по какой надобности? Если в командировку, то у нас есть гостиница, есть и дом колхозника, да только все это клоповники, да и мест там никогда нету. А если и бывают, то от одних портянок задохнуться можно. То ли дело у меня свой дом! Могли бы договориться.
Она выжидающе, с надеждой смотрела на Маханова.
Я не командировочный, Клава, и в Олевске задерживаться не намерен.
Она разочарованно вздохнула:
Ну вот всегда так, только встретишь настоящего мужчину и облом.
Вы о чем?
Да так, о своем. Значит, не в Олевск, а куда?
Вы очень любопытны.
Я такая.
На похороны еду, Клава. В Горбино отец у меня умер.