Не мог я скрыть от имперского десятника недоим, не имел права по закону.
Юр горой навис над управляющим, играя желваками.
По закону? прорычал он пуще прежнего, до хруста сжав кулаки. Значит, это законно забирать детей, не достигших уговоренного возраста? Троих! Ты слышишь меня, троих увезли! Возвышался он над стариком, как разгневанный Тор над врагами своими. Я деревенщина, чту законы Империи, а они, представители этого закона, клали на него с горы высокой в собственную выгоду! О каком законе ты мне теперь говоришь?! Зачем явился на тризну?!
Старик отступил на два шага назад от разгневанного Старшего селений.
Роду вашему уважение выказать да с тобой поговорить хотел, новый Старший. Согласен, нарушили они закон нашего светлейшего Императора, и о том я доложу князю в обязательности, как только он вернется, и о бесчинствах сиих в подробностях поведаю ему. Я очень надеюсь на то, что не спустит князь этого просто так, все же лично с Императором знаком, и накажет Светлейший псов своих за превышение власти. Боги мне в свидетели, от всей души того желаю. И еще я хотел спросить, чем могу хоть немного утешить скорбь вашу? Может, средства на что-то выделить?
Юр недобро усмехнулся и угрожающе оскалился:
На недоим нужно было средства выделять, чтобы беды этой не случилось, а теперь засунь упомянутые средства себе знаешь, куда?
Сделал шаг вперед, но вовремя остановился, нервно повел плечом, борясь с желанием придушить этого человека, отвернулся от греха подальше, и отошел в сторону, все так же сжимая кулаки и громко сопя, как бык.
К нему подошел Калин.
Батя, пусть вольную мне даст или что там делается, чтобы со счетов человека списать. Не хочу, чтобы у вас проблемы были после моего ухода.
Юр зажмурился на миг, скрипнул зубами решение это давалось непросто, с болью на сердце, и, не поворачиваясь, заговорил со Стривором:
Ты слышал, о чем мой сын попросил? Выпиши ему вольную, Стривор.
Глаза старика удивленно округлились, он стоял и переводил взгляд свой то на мальчишку, то на его отца.
Ну а э замялся управляющий. Подобное никак не входило в его планы потерять еще одного человека. Да князь точно с него шкуру спустит по приезде. Зачем это еще? Куда это он собрался уходить? Нет, не пущу!
Юр стоял все так же спиной к старику и говорил не громко, но слышно, потихоньку набирая обороты:
Хочешь помочь, так помоги! пробасил он. А если нет, так на эту тему и говорить тогда не о чем больше до приезда князя. И еще. С семьей Савы разберись: у него сына забрали, которому двенадцати лет отроду не исполнилось, не спеша развернулся к Стривору и уперся в несчастного тяжелым взглядом, так же, как и моим дочерям.
Но старик недаром занимал свое место, и сломить такой характер было сложно.
Крут ты, Юр. Да, род твой древний, фамильный, понимаю, что по крови ты выше меня, но управляющий тут пока что я, и ты мне не указ. Как сам решу, так и будет. Не дави басом своим, ответил он не менее властным и командирским голосом, одарив Юра сердитым взглядом человека, знающего себе цену.
Юр выдержал «обратку» и, усмехнувшись ядовито, продолжил:
За язык тебя не тянули, сам с помощью вызвался. Тебе сказали, в чем она надобна, так помогай, а нет так на нет и суда нет. Князь вертается, тогда все и порешает: и как обиду загладить, и как дело уладить. Да и ему виднее, чего ты мог сделать для сохранения его народа, а чего нет.
Управляющий заметно побледнел. Сухо закашлял в кулак.
Водички бы, выдавил он хрипло, чего-то в горле пересохло.
Девочка лет семи, видимо, подосланная родителем, поднесла Стривору деревянный резной ковш с колодезной водой. Дед благодарно кивнул, принимая посудину, и жадно приложился к краю, капая себе на рубаху.
Угу, испей, испей водицы, недобро улыбнулся Юр, полезно. Не дай Боги, помрешь раньше времени, кто потом перед князем ответ держать станет за тебя.
Услышав такие речи, Стривор подавился, надсадно закашлялся, обливаясь еще больше и утираясь рукавом. Еле отдышался.
Юр продолжал буравить старика тяжелым взглядом.
Ох, и шутки у тебя, Юр, вернул ковш, обтер ладонью лицо, стряхнув лишние капли в сторону. Недобрые шутки, злые.
Я и не шутил. Ну, так что, будет от тебя обещанная помощь, али как?
Управляющий тяжко, в голос, вздохнул, покачал головой.
Куда же мне деться-то, коли обещал. Я слов на ветер не бросаю. Так и быть, отпишу мальчишку. И Саве уплачу за горе. Все или еще чего есть?
Все, буркнул Юр, взирая на еще дымящееся погребальное костровище, тяжело выдохнул в бороду.
Народу вокруг столпилось много, но никто не смел подать голоса, внимательно слушая разговор главы Старейшин и управляющего, проникаясь к первому уважением и не так уже сильно ненавидя второго. Селяне сгорали от любопытства куда это собрался Калин и сколько заплатят Саве за «горе» нелюбимого сына-лентяя, от которого те и рады были избавиться. Мыслей у людей хватало, как светлых, так и алчных, завистливых. Стривор уехал, за поминальный стол не сев, а люди поели, попили и, отгуляв тризну, разбрелись по домам. У каждого были дела, хозяйство ожидало несмотря ни на что, жизнь продолжалась
Стривор, как и обещал, убрал мальчика из списка. Буквально, на второй же день, к вечеру, от него прикатил на самоходке посыльный и привез вольную на ребенка и кошель монет Саве.
На эту сумму можно было нанять помощников, снести старую хату и выстроить новую, просторную, да еще и на сарай просторный, да на вторую навку хватило бы. Но он одел и обул на зиму жену и всех оставшихся шестерых детей. Седьмому, новорожденному, приобрел мягкой ткани на пеленки, поэтому о сарае и второй навке пришлось позабыть, но строительство новой хаты начал нанял людей. Старшие сыновья помогали и отцу, и брату, а вот соседи косились с завистью и осуждением. Бывало, и поговаривали, что Сава попросту продал мальчишку, чтобы вылезти из нищеты. Будто бы он виделся с десятником в дороге до того, как тот въехал в деревню, для этого и мотался на Котовой самоходке ни свет ни заря.
Стривор, как и обещал, убрал мальчика из списка. Буквально, на второй же день, к вечеру, от него прикатил на самоходке посыльный и привез вольную на ребенка и кошель монет Саве.
На эту сумму можно было нанять помощников, снести старую хату и выстроить новую, просторную, да еще и на сарай просторный, да на вторую навку хватило бы. Но он одел и обул на зиму жену и всех оставшихся шестерых детей. Седьмому, новорожденному, приобрел мягкой ткани на пеленки, поэтому о сарае и второй навке пришлось позабыть, но строительство новой хаты начал нанял людей. Старшие сыновья помогали и отцу, и брату, а вот соседи косились с завистью и осуждением. Бывало, и поговаривали, что Сава попросту продал мальчишку, чтобы вылезти из нищеты. Будто бы он виделся с десятником в дороге до того, как тот въехал в деревню, для этого и мотался на Котовой самоходке ни свет ни заря.
Калин давно был готов отправиться в путь. Отец не хотел его отпускать, хотя и наотрез не отказывал. Все же и у него тлела в душе надежда, что этот новый сын неспроста пришел в тело его умершего мальчика, и Боги далеко не глупы: кому знать будущее, как не им, Великим. Но отеческое сердце ни в какую не хотело расставаться с оставшимся единственным ребенком отрадой израненной души. Да и жена как перенесет еще одну утрату? Не станет ли ей еще хуже? Не повредится ли рассудком? Вот он и тянул время, не отпускал сына в дорогу, хотя тот и сам все видел и не менее отца боялся за здоровье матери и не рожденного младенца, потому и сидел дома.
Уже первый, тонкий лед сковал лужи, а Инала все лежала с того самого дня. Она даже в последний путь свекра провожать не вышла.
В день похорон, застав бледную женщину в дверях, знахарка Веда сказала ей:
Лют простит твое отсутствие, а вот потерю внука нет, и снова уложила в постель.
Время шло. Народ шептался, косясь на Калина, поговаривали про Бога Мести и про пророчество Взоры, которое все же сбылось, правда не там и не так, как они ожидали изначально. К всеобщему удивлению Взора вновь перешагнула порог дома старосты и, упав на колени, молила о прощении за поступок своей дочери. Марта же все это время даже во двор не выходила боялась, а может, и совесть мучила, кто знает. Юр не стал ее трогать и людям запретил, но она все равно не показывалась, затворившись в темной хате, и, если бы не старая мать, то верно померла бы с голоду.
Тогда же бабка сказала, что вновь ей было видение: узрела она воина странного да страшного, и были у того воина такие же письмена кровавые на коже, потому как и в него дух вошел, как в Калина ранее. Но утухли те письмена уже давно, а воин сам укрылся от людей в месте потаенном, непроходимом. В болотах он живет, и Калин должен обязательно идти к нему в болота те
Услышав эти речи, Инала, из последних сил приподнявшись на локтях, слабым, надрывным, но яростным голосом начала высказывать старухе все, что накипело:
Ах же ты, гадина старая, под корень род извести захотела! Карга трухлявая, да я тебя сейчас сама в эти топи сведу и притоплю там к бесам глотовым. Вон! Пошла вон из дома моего, проклятая! И твоего духу, дурью обкуренного, чтобы рядом с сыном моим не было!
Знахарка Веда, которая на удачу оказалась в этот час у пациентки, кинулась к разнервничавшейся женщине с отваром в крынке.
Тише, ты тише, полоумная, успокойся. Дитя побереги! Пей сейчас же! сунула она отвар Инале под нос. Пей, говорю!
Старуха вжала голову в плечи, сгорбилась еще больше и шмыгнула в двери, пока цела и дело не дошло до членовредительства. Юр вышел вслед за ней.
Постой, негромко окликнул он незваную гостью. Расскажи мне все, что ты видела, подробно. И впредь, если чего еще привидится тебе, к жене моей не ходи, мне лично рассказывай, без свидетелей.
Бабка насторожено покосилась на мужчину.
Ты веришь мне, Юр? Веришь? Я видела его в болотах, зашептала хриплая старуха скрипучим голосом, постоянно оглядываясь по сторонам. Он единственный, кто способен помочь сохранить мальчишке жизнь и дать сил для задуманного. Твой сын не прост, и воин тот не прост, у них есть таинственно схожее Они должны встретиться. Так хотят Боги. Они меня послали указать Калину путь его.
И ты знаешь, где этот воин?