Она не осмелилась ответить так, как ей хотелось.
У нее был свой «ужас» уроки этикета, как их называла Ядира. Шона должна была посещать их ежедневно.
Я не нуждаюсь в уроках, с яростью заявила она.
Хочешь ты того или нет, но ты должна заниматься, если желаешь остаться здесь, ответил Малак.
Шона по-прежнему отказывалась с ним есть. Стоя в центре его личной столовой раскиданные подушки, мерцающие свечи, двери балкона открыты в ночь, она категорически отказывалась сесть, считая, что своим упрямством у нее получится его доконать. Жаркий блеск в его глазах она интерпретировала как победу.
А можешь завтра же улететь в Новый Орлеан. Твой ход.
Ты когда-нибудь устаешь угрожать?
Малак улыбнулся.
Я король, Шона. Я не угрожаю. Мои желания это приказы, а мои предпочтения закон.
А это означало, что Шоне пришлось страдать от дурацких уроков, по каким бы дисциплинам они ни были. Спустя неделю она не могла сказать, кто больше ненавидел эти уроки она или ее наставники.
Вы должны хотя бы попытаться, говорили они ей.
Я не хочу пытаться, отвечала она. А потом улыбалась так, как научилась улыбаться туристам, чтобы получить хорошие чаевые. Однако вскоре она заметила, что наставники слишком опытны, чтобы терять самообладание в ее присутствии.
Количество всего, от чего Шона отказывалась, росло с каждым днем. Она отказывалась учить, какую вилку использовать за столом. Не желала учиться носить шарфы и мантии, которые выкладывали перед ней, так как не хотела походить на местных жителей. Не хотела обращать внимание на мельчайшие детали, из которых состояло то искусство дипломатия, которым должна была владеть королева, не хотела потому, что отказывалась становиться королевой. Ей было неинтересно учиться правильно ходить, как быть привлекательной, как обращаться к главам государств и так далее.
Да, она присутствовала на уроках. Она даже высиживала на них. Но это не означало, что она была прилежной ученицей. Точно так же она вела себя в тех школах, где оказывалась, когда скиталась по приемным семьям.
Одну вещь Шона знала точно: нет ничего хуже, чем стараться ради того, что через мгновение могут отнять по прихоти. Поэтому лучше не стараться, и тогда тебе не разобьют сердце.
Вы так опозорите короля, предупреждали ее учителя с тревогой в голосе.
Ничего страшного, спокойно отвечала она.
Ничего страшного, спокойно отвечала она.
Что касается Майлза, тот расцвел.
Ему нравился дворец и то, что у него наконец-то есть папа. Майлз беззаботно и всем сердцем полюбил отца, и как бы Шона ни ненавидела свое положение, этот факт она не могла игнорировать. Майлз любил своих многочисленных нянек и учителей, а они в нем души не чаяли, как будто он был самым восхитительным ребенком на свете. Он интересовался всем новым, а потом говорил об этом весь день. У него появился дедушка печальный старик, который переживал из-за смерти жены. Он передвигался по дворцу словно призрак и едва отвечал на вежливые приветствия. Одним словом, Майлз был в порядке и счастлив. Он отлично вписался в окружающий его мир.
Только у Шоны вписаться не получалось. И она все время злилась. И объясняла свою озлобленность тем, что так ведет себя любой сирота, где бы он ни оказался. Она выжила во всех приемных семьях, говорила она себе. Выживет и здесь.
Когда закончится твое противостояние? как-то вечером спросил ее Малак.
Он сделал их совместные трапезы еще более мучительными, решив, что они будут есть все вместе, как семья. Шона не могла понять, почему в ней так странно отзывается слово «семья», которое никогда ничего для нее не значило. Пока рядом был Майлз, она вынужденно прикусывала язык и притворялась, будто все в порядке. И у нее почти получалось. Но в тот момент, когда за Майлзом приходили его любимые няньки и забирали его, она вставала, занимала боевую стойку и отказывалась принимать участие во всем, что не касалось пользы для ее ребенка.
А когда ты прекратишь делать вид, что я когда-нибудь стану твоей королевой? вопросом на вопрос ответила Шона. Только после этого можно ожидать, что мое противостояние прекратится. Не раньше.
Мне вот интересно узнать, есть ли у тебя какое-либо расписание. Малак откинулся на груду подушек. Он выглядел слишком непринужденным. Скажу тебе откровенно, Шона, но это уже становится скучным.
Боже упаси! Я совсем не хочу утомлять тебя. Шона закатила глаза. Что может быть хуже?
Я могу придумать много вещей и похуже, вкрадчиво сказал он.
Шона не была дурой и услышала предостережение в его голосе. Но все равно решила его проигнорировать.
А я не могу, заявила она.
Это было опрометчиво с ее стороны.
Потому что Малак ей на это улыбнулся.
А потом одним движением, которое подчеркнуло его грацию и силу, поднялся на ноги.
Сердце Шоны подпрыгнуло куда-то к горлу, по ее спине пробежал холодок.
«Беги», подсказывал ей внутренний голос, но ноги приросли к полу.
Что ты делаешь? сдавленно спросила она, радуясь тому, что хотя бы не заикается.
В улыбке Малака появилась жесткость.
Мне пришло в голову, что я неправильно действовал, сказал Малак с тихой яростью, которую Шона смогла прочувствовать каждой своей косточкой.
Не знаю, что ты имеешь в виду, но
Как говорится в пословице? спросил он, но Шона знала, что этот вопрос риторический. Его глаза горели, а взгляд был жестким и полным страсти. И от этого ей хотелось одного растаять. Ласковый теленок двух маток сосет, не так ли?
Но Малак не стал ждать, пока она придумает ответ.
Он просто направился к ней.
Глава 5
Терпение Малака было на исходе.
До сих пор он не знал, что относится к типу людей, у которых есть терпение. Да еще неоднократно испытанное. Раньше никто не пытался тестировать его терпение, потому что он все-таки был принцем, пусть и вторым сыном короля Халии, пусть и оставленным без внимания родных. Кто бы решился на такое?
Но с тех пор, как он вернулся в Халию вместе с Шоной, у него появилось множество возможностей испытывать и тренировать свое терпение.
Сегодняшний вечер ознаменовал конец еще одного дня, который прожило королевство, основанное предками Малака посреди пустыни. Вскоре ему предстояло править им. Он должен был бы беспокоиться о своем народе, о предстоящей коронации, о будущем своей страны, которая не могла вечно полагаться на экспорт нефти.
Но вместо этого он думал только о Шоне.
О той Шоне, которая пять лет назад вошла в бар гостиницы и от вида которой у него перехватило дыхание. Малак отчетливо помнил ее золотое платье, особенно в тот момент, когда дюйм за дюймом снимал его с нее. О том, как она лежала под ним на широкой кровати в номере гостиницы в Новом Орлеане, обхватив ногами его спину.
Тысячи соблазнительных образов из далекого прошлого представали перед ним.
Однако теперь перед Малаком каждый вечер стояла живая Шона. И он обнаружил, что у него больше нет сил ждать, когда он сможет заполучить ее. Он и так ждал достаточно долго.
Что ты делаешь? снова спросила Шона. Тревога в голосе только нарастала.
Наконец Малак остановился. Он был сыт по горло ее безрассудным противостоянием абсурдным упрямством, которому она, казалось, готова была вечно потворствовать. А вот он потворствовать ему не собирался, но одна часть его задавалась вопросом, удастся ли ему приструнить ее, а другая хотела увидеть, надолго ли хватит Шоны в этом обреченном на провал противостоянии.
Возможно, говорил себе Малак, он зря сомневается в ней. Достаточно вспомнить, как она с вызовом смотрела на него своими карими глазами, в то время как большинство людей автоматически отворачивались из уважения к его высокому положению.
Если дать ей волю, думал он, она простоит здесь вечно, сердито глядя на него. И он, Малак, первым не выдержит.
Благодаря Шоне он узнал многие стороны своей натуры. Что он нетерпелив, во всех аспектах. Что он не любит чего-то ждать и не является особым поклонником бунтов. А еще, шагая к Шоне, он вдруг понял, что ему тоже нравится погоня.
У него никогда не было возможности попробовать, что это такое добиваться женщину. Они сами бросались ему на шею и умоляли уделить им немного внимания.
Но не Шона.
Она пятилась от него, пройдя через всю комнату и выйдя на балкон. Малак неторопливо следовал за ней. Сердце внутри его стучало, словно барабан. Кровь бежала по венам, заставляя его чувствовать себя опьяненным.
Я и так слишком долго терпел, сказал Малак, не пытаясь скрыть удовлетворения в голосе, когда она прижалась спиной к каменной балюстраде и, наконец, остановилась. И должен заметить, я восхищаюсь твоей решимостью.
Ценю твое восхищение, ответила Шона, а Малак испытал огромное удовольствие, услышав дрожь в ее голосе. Но я бы предпочла оценивать его на расстоянии.
Я оставил тебе дистанцию.
Ей некуда было идти, и он замедлил шаг, но не остановился. Он придвигался все ближе и ближе, пока не отрезал ей все пути к бегству. Позади, за парапетом, не было ничего, кроме раскинувшегося города. Его города. Его царства.
Я позволил тебе проявить неуважение. Никто другой не осмелился вести себя так, как ты, но тебе я позволил. Если хочешь, можешь поблагодарить меня за великодушие.
Малак видел, как поднимается и опускается грудь Ханны, и любовался ею. Даже сквозь тунику, что была на ней, он видел признаки того, что его близость действует на нее. Решив проверить свое предположение, он наклонился еще ближе и вынудил ее откинуться назад и ухватиться за каменный парапет, чтобы не упасть в пустоту.
Конечно, он не позволил бы ей упасть. Но он считал, что ей не нужно об этом знать. Немного страха и непредсказуемости пойдет ей на пользу.
Ты хочешь, чтобы я упала и разбилась? процедила Шона сквозь зубы, что совершенно не звучало как благодарность за проявленное внимание.
Зачем мне твоя смерть? спросил Малак почти шепотом. Он был так близко от нее, что мог еще чуть-чуть податься вперед и попробовать ее на вкус, если бы только захотел. Хотя возможно, ты имеешь в виду «маленькую смерть»[1]?
Я предпочла бы не умирать, сказала Шона напряженным голосом. Казалось, она борется не только с Малаком, но и с собой. В любом случае и на этом спасибо.
Объясни мне, чего ты добиваешься своими выходками. Малак мог бы в любой момент прикоснуться к ней губами. Ты всегда будешь стоять по стойке смирно, когда мы наедине? Ты всегда будешь отказываться носить одежду, соответствующую твоему положению? Тебе нравится ходить по дворцу в этих странных тряпках, заставляя слуг думать, будто ты сумасшедшая? Когда все это закончится?