Арбория уже лежала перед ним, выписанная пульсирующим синим светом. Гримберт мгновенно узнал контуры крепостных укреплений и стен, которые прежде видел лишь на бумаге.
- Мы начнем штурм без артиллерийской подготовки, пристрелки и оборудования позиций, с ходу, - покорная движению пальцев Алафрида, карта повернулась так, чтоб обеспечить собравшимся наилучший обзор, - Нашей силой станут рыцарские клинья, ударившие прямиком в ворота. И это будет, надо полагать, самой тяжелой частью. Несмотря на то, что лангобарды не имели времени подготовить серьезную оборону, окрестности Арбории негостеприимны и опасны. Минные поля, эскарпы, ров, крепостные батареи, наконец Нанеся стремительный удар без промедления, мы минуем этот опасный участок, понеся приемлемый для наших сил ущерб.
Теодорик поморщился словно уже высчитал этот ущерб в полновесных имперских гроссах.
- Может, приор Герард и его Орден Святого Лазаря возглавят удар? спросил он громко, косясь на сидящего рядом священника, - Уж кому, как не славному воинству Христову вести нас на штурм этой цитадели пороков? А еще лучше, пусть обрушат на головы еретиков Небесный Огонь! Это ведь в ваших силах, приор? Говорят, Небесный Огонь может расплавить крепостную стену до основания, а от людей оставляет лишь золу!
При упоминании Небесного Огня Гримберт едва удержался от смешка, но приор Герард нахмурился, насколько это позволяли ему уцелевшие мышцы. Без сомнения, он готовил достойную отповедь графу, но Алафрид не дал ей вырваться наружу.
- План штурма уже составлен, - решительно произнес он, - Основной удар будет нанесен со стороны юго-восточных ворот. В состав разящего наконечника нашего копья войдут рыцарские дружины графа Вьенн, графа Даммартен и графа Женевы. В их рыцарских дружинах почти полторы сотни рыцарей, этого хватит, чтоб сломить сопротивление. Кроме того, в этом же направлении будет действовать четыре тысячи легкой и тяжелой пехоты под прикрытием мушкетеров и легкой полевой артиллерии.
Слова сенешаля были встречены по-разному. Лаубер спокойно кивнул, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном и не стоящем внимания. Леодегарий осклабился, отчего его пустые глаза на миг приобрели осмысленное выражение. Теодорик выругался на скверной ломанной латыни.
- Чтобы сокрыть основное направление удара, мы совершим несколько отвлекающих, вспомогательных. Орден Святого Лазаря с благословения Господня будет штурмовать северные ворота.
Кажется, для приора Герарда это не было неожиданностью.
- Что ж, вверим свои души Господу и судьбе, - он вздернул голову, так что колыхнулись складки разбухшей кожи на подбородке, - И покажем, чего стоит в бою рыцарство франков!
Глядя на этого раздувшегося святошу, переполненного газами от разлагающейся плоти и гордыней, Гримберт не удержался от смешка.
- Не совершите ошибку, которую часто совершают неопытные шулера, господин прелат. Не садитесь играть в карты с судьбой. Судьба всегда играет как старая сука вечно забывает карты в рукаве
Кажется, приор Герард не расслышал его, зато по задним рядам прошел смех, колючий, как шипы моргенштерна господа раубриттеры оценили чувство юмора маркграфа Туринского.
А вот Алафрид, кажется, отличался куда более тонким слухом. По крайней мере, его взгляд, спокойный и сосредоточенный, остановился на Гримберте, мгновенно пригвоздив его к креслу и заставив растаять пляшущие на языке остроты.
- Маркграф Туринский со своим знаменем, усиленным двумя полками квадских наемников, выполнит аналогичный удар, направленный на юго-западные ворота. Я сам на «Великом Горгоне» возглавлю резерв, чтобы иметь возможность оперативно перебросить его в том направлении, где возникнет нужда.
Алафрид принялся объяснять детали, то и дело тыкая пальцем в голограмму, но Гримберт его уже не слушал, погрузившись в собственные мысли.
Значит, юго-восточные ворота? Неплохо, Лаубер, неплохо. Неплохо, хитрый ты сукин сын. Даже про квадов не забыл
Алафрид принялся объяснять детали, то и дело тыкая пальцем в голограмму, но Гримберт его уже не слушал, погрузившись в собственные мысли.
Значит, юго-восточные ворота? Неплохо, Лаубер, неплохо. Неплохо, хитрый ты сукин сын. Даже про квадов не забыл
Гримберт, не удержавшись, взглянул на сосредоточенное лицо графа Женевы, внимавшего словам сенешаля. Бесстрастное, бесцветное, оно напоминало холодную безжизненную пустыню, в которой не способен был укорениться даже самый живучий, переживший Проклятые Чумные Века, штамм.
Гримберт надеялся, что хотя бы раз в жизни на этом лице возникнет подобие человеческого чувства. В тот миг, когда оно коснется деревянной колоды и по бледной щеке скользнет узкая тень опускающегося палаческого топора.
Гримберт надеялся, что не пропустит этот момент.
***
Когда людская масса потекла прочь из шатра, тяжелая и густая, точно мед из треснувшей бочки, Гримберт был единственным, кто остался на своем месте.
Кажется, сенешаль этого не заметил. Закончив речь, он отвернулся от пустых кресел, враз потеряв добрых пару добрых дюймов роста. Эта перемена не укрылась от внимательного взгляда Гримберта. Держа речь перед рыцарями, императорский сенешаль казался крепким и статным, точно колонна, выдерживающая на себе исполинский вес камня, но это сходство едва ли не мгновенно пропало, стоило военному совету подойти к концу.
Гримберт осторожно кашлянул.
- Кто здесь? Алафрид резко повернулся, щурясь, чтоб разобрать лицо Гримберта в неверном свете масляных ламп, - Что вам угодно, сир?
- Всего лишь небольшое уточнение, господин сенешаль, - Гримберт коротко поклонился, - По поводу Бароло. Без сомнения, лангобарды большие мерзавцы, но к нападению на Бароло они не причастны. Насколько мне известно, резню среди местных жителей учинил сам граф Асти, впав в неконтролируемую ярость после инъекции левамфетамина. Кажется, он принял своих собственных людей за адское воинство, явившееся по его душу, и успел опустошить боекомплект, прежде чем осознал ошибку. Мне поведал об этом его бывший оруженосец.
Алафрид неспешно кивнул.
- Мне ли не знать. Я потратил пять флоринов из своего кармана, лишь бы замять это дело. По счастью, граф Асти скончался еще до того, как имперские дознаватели принялись за работу. Задохнулся прямо внутри своего доспеха. Возгорание внутренней проводки, я слышал.
- Весьма благоразумно с его стороны.
Алафрид усмехнулся.
- А теперь хватит валять дурака и иди сюда, лукавый мальчишка. Обними своего дядюшку, пока у него в теле остались целые кости!
Они обнялись с осторожной почтительностью людей, не желающих причинить друг другу боль. По поводу своих костей императорский сенешаль, безусловно, преувеличивал, силы в его руках еще хватало. Но сила эта не была похожа на ту силу, что помнил Гримберт, хлещущую словно родник из скалы. Теперь она казалась более мягкой, осторожной, уклончивой.
- Ты всегда был мастером задавать неудобные вопросы, - усмехнулся Алафрид, похлопывая его по спине.
- А ты мастером уклоняться от них, - в тон ему ответил Гримберт, - Уверен, у тебя еще достаточно твердая рука, чтоб всыпать мне полновесных розог, как в детстве.
- Розог? Гримберт, ты шутишь, мой мальчик? Алафрид негромко рассмеялся, - Я счастлив в те минуты, когда могу донести без посторонней помощи ложку до рта. Оставьте нас, все.
Телохранителям сенешаля не требовалось повторять дважды. Это были молчаливые мрачные фракийцы огромного роста, но даже тяжелые отполированные кирасы с гербом герцогства Гиеннь не могли скрыть их видоизмененные тела, разбухшие от распиравшей их мышечной ткани, равно как и деформированные, причудливых черт, лица, носящие явные признаки гидроцефалии. Гримберт поморщился. Это были не люди жалкие биологические гомункулы, которых еще в утробе матери пичкали нечеловеческими дозами гормонов, превращая в смертоносные машины. В своем дворце он не потерпел бы подобных созданий, но здесь была территория сенешаля и с этим приходилось смириться. Когда ты являешься воплощением как милости императора, так и его гнева, это накладывает на привычки и образ жизни множество ограничений.
- Мне и в самом деле пора беспокоиться о твоем здоровье, дядюшка? - спросил Гримберт, постаравшись вложить в интонацию искреннюю заботу.
Удалось это или нет, но сенешаль кивнул:
Удалось это или нет, но сенешаль кивнул:
- Только хворый знает цену здравия, как говорил преподобный авва Исаия. Старый мерзавец был несомненно прав. Мои лекари говорят, я проживу еще полсотни лет, но иногда мне бывает тяжело дотянуть даже до заката. Метаболизм ни к черту, вновь надо менять почки, отказывают старые имплантаты, о которых я даже не помню Ладно, неважно. Давай поговорим о чем-нибудь другом, чтоб я не решил, будто тебя действительно интересует мое здоровье и ты явился сюда для того, чтоб его обсудить.
- Надеюсь, здешний воздух пойдет тебе на пользу. Не все же вдыхать ядовитый смог Аахена!
Алафрид устало вздохнул, и в этом вздохе тоже на миг проявился его истинный возраст возраст старого имперского реликта.
- Лицемерие и подлость везде пахнут одинаково, мой мальчик. Но ты прав, чем ближе к столице, тем сильнее делается их концентрация. Знаешь, иногда мне кажется, что дух старой империи сохранился лишь здесь, в приграничных марках. Здесь пахнет пылью и порохом, как во времена моей юности. А в Аахене Императорский двор столь сильно погряз в роскоши и всякого рода ритуалах, что скоро рубить головы придется уже не придворному палачу, а церемониймейстеру.
- Вот почему я стараюсь не показываться при дворе чаще, чем того требуют приличия и вассальная клятва, - заметил Гримберт, - В империи все так плохо, дядюшка?
Алафрид усмехнулся.
- А когда в ней было хорошо? В империи много проблем, она вечно агонизирует, истекает кровью и скулит, как шлюха, которую пырнули ножом в подворотне. Последний крестовый поход обернулся кровавым фарсом и скоро уже невозможно будет делать вид, будто мы этого не замечаем. Две сотни лучших рыцарей герцога Саксонского полегли под Иерусалимом, а те, что остались, скоро станут кормом для сарацинской орды. В Византии уже знают об этом и, без сомнения, затевают очередную интригу, чтобы прибрать к рукам южные колонии. Уверен, через несколько месяцев полыхнет и в Бретонии, тамошние князьки только и ждут возможности всадить нам вилы в спину
Он сдал, подумал Гримберт, вежливо внимая словам императорского сенешаля. Пока это едва заметно, но следы, без сомнения, уже видны. Он похож на начищенный рыцарский доспех, внутренние узлы которого покрыты ржавчиной. Но это не значит, что надо списывать его со счетов, совсем напротив, надо держаться с ним настолько осторожно, насколько это возможно. Быть может, плоть его слаба, но свое главное оружие господин императорский сенешаль содержит таким же, как и в прежние времена. Его ум, острый, как сарацинский меч. Сколько тщеславных герцогов, коварных заговорщиков, ловких недругов и никчемных союзников он уничтожил! Скольких самоуверенных наглецов отправил на плаху! Должно быть, он погубил больше народу, чем «Великий Горгон»