- Ты прав, дядюшка, - осторожно произнес он, - Я пришел, чтобы поговорить не о столичных новостях и не о здоровье.
- Вот как? Алафрид приподнял брови в наигранном удивлении, - О чем же тогда? О ценах на пшеницу? О пошлинах? Об императорских векселях?
- О плане штурма Арбории, который ты сообщил нам на военном совете.
- Вот как Какие-то детали ускользнули от тебя? Странно, я всегда считал, что ты внимательный мальчик.
- Это не твой план. Это план Лаубера.
Алафрид отступил на шаг от Гримберта и с интересом взглянул ему в лицо.
- Почему ты так считаешь?
- Он он пахнет Лаубером. От него прямо-таки разит графом Женевским. Эти вспомогательные удары, эти фланговые выпады, эти бесчисленные перестановки и переформирования У каждого живописца есть свой узнаваемый почерк. То же самое касается и военачальников. Я узнаю руку Лаубера за каждым штрихом.
Алафрид устало покачал головой.
- Вы как проклятые коты, норовящие вцепиться друг другу в глотку, - проворчал он, - Иногда мне кажется, если Лаубер помочится на дерево, ты безошибочно узнаешь его среди прочих по ненавистному тебе запаху.
- План разрабатывал он? прямо спросил Гримберт.
Алафрид долго молчал, нарочно испытывая его терпение.
- Да. Он. Но я нарочно приписал авторство себе, зная, как ты к этому отнесешься. Это толковый план. Серьезно, я бы не придумал лучше. Все учтено даже в мелочах, все лаконично и красиво. Только красоту эту может увидеть тот, кто любуется тактическими схемами, а не картинами в раззолоченных рамах
- Почему мое знамя штурмует юго-западные ворота, в то время, как Лаубер с основными силами берет юго-восточные?
- Почему мое знамя штурмует юго-западные ворота, в то время, как Лаубер с основными силами берет юго-восточные?
- Гримберт
- Лаубер ничего не делает просто так! Гримберт повысил голос. Немыслимое святотатство, учитывая разницу в их положении и титулах, - Но кое-чего я понять не могу. Лаубер не хуже меня знает классические схемы, ведь он изучал те же труды по тактике, что и я. Оборону, подобную арборийской, проще всего уничтожить несколькими разнонаправленными ударами, не вводя в бой основные силы до тех пор, пока обстановка не покажет, на каком участке оборона слабее всего. Однако Лаубер сосредоточил в своих руках основные силы, отведя для удара юго-восточные ворота и отправив меня на вспомогательное направление, на юго-запад. Будто бы точно знает, что Арбория подастся ему, стоит лишь нажать с юго-востока. Откуда бы у него взяться такой уверенности?
Алафрид некоторое время молча разглядывал герцогский герб на спинке собственного стула, которым так и не воспользовался.
- Возможно, у него есть на то основания.
- Он знает что-то, чего не знают прочие?
- Я скажу тебе. Не из тактической необходимости, а из любви к тебе и уважения к твоему покойному отцу. Но тебе придется дать слово чести никому об этом не рассказывать до того, как над Арборией взовьются франкские флаги.
- Клянусь! нетерпеливо бросил Гримберт, - Ну же!
- Лаубер не случайно расположил силы таким образом, тут ты прав. Ты всегда был дьявольски прозорлив, неудивительно тебя кличут Па
- Что такого особенного в юго-восточных воротах?
- Это брешь. Брешь в лангобардской броне. И в эту брешь мы всадим свое копье.
- На схеме они не выглядели ослабленными.
Алафрид неспешно вытащил изящную серебряную табакерку, украшенную затейливыми вензелями и инкрустированную крошечными изумрудами. Он вытряхнул себе на ладонь несколько невзрачных пилюль, похожих на восковые шарики, и, помедлив, отправил их в рот. Гримберт не знал, что за наркотическое зелье содержалось в них, но судя по тому, что спустя несколько секунд сенешаль издал удовлетворенный вздох, придворные лекари не напрасно получали свою плату.
- У Лаубера есть кое-что помимо схем, - Алафрид спрятал табакерку и вновь взглянул на Гримберта, - С этого направления Арбория уязвимее всего. Несколько лет назад землетрясение ослабило часть стены, но арборийцы были слишком заняты или слишком самоуверенны, чтобы заняться ремонтом. Кроме того, тамошние силовые трансформаторы израсходовали свой ресурс и могут отказать от малейшей нагрузки. Это значит, после первого же серьезного удара ворота окажутся обесточены. То же касается и орудий. Крепостная артиллерия с юго-восточной стороны тоже в плачевном состоянии. Крупнокалиберные орудия на ремонте или имеют недостаточный боезапас.
- Интересные сведения, - Гримберт рассеянно кивнул, - И это все сообщили Лауберу сами лангобарды? Очень любезно с их стороны, неправда ли?
Алафрид поморщился.
- Перестань паясничать хотя бы сейчас. Думаю, ты догадываешься, откуда у него эти сведения.
- От шпионов. Так значит, Лауберу удалось внедрить в Арборию своих лазутчиков?
- Да. Но это не те вещи, о которых принято распространяться на военном совете, как ты понимаешь.
- Он передал тебе сведения от своих крыс, а ты в благодарность позволил ему разработать план штурма и возглавить основной удар. Великолепно! Гримберт зло рассмеялся, - Возможно, его императорскому величеству стоит озаботиться не только еретиками на восточных рубежах, но и тем, как ведут дела его вассалы? Не успел раздаться первый выстрел, а вы уже сговорились, как шайка тубантских торговцев! Ты получаешь удачное начало кампании. Лаубер получает славу захватчика Арбории. Ну а на мою долю остается роль пушечного мяса, которое отвлечет внимание лангобардов.
Сенешаль положил руку ему на плечо. Рука и в самом деле выглядела слабой, пальцы заметно дрожали, но силы в ней оставалось достаточно, чтобы Гримберт вынужден был замолчать.
- Я терпеть не могу жару, Гримберт. Моя дряхлая плоть слабеет, а имплантаты-иммуноподавители норовят выйти из строя. Империя пережила немало паршивых времен, но самые страшные из них еще впереди. Сейчас я должен быть в столице, выполняя ту роль, которая возложена на меня его величеством. Так почему, скажи на милость, я нахожусь в четырех сотнях лиг от Аахена?
- Хочешь вспомнить молодость? предположил Гримберт с усмешкой, - Надоели вина императорского дворца?
- Хочешь вспомнить молодость? предположил Гримберт с усмешкой, - Надоели вина императорского дворца?
Алафрид неумело погладил его по плечу ломкими старческими пальцами.
- Будь план Лаубера в самом деле так хорош, он бы справился и сам. Однако есть причина, по которой я нахожусь здесь и глотаю чертову радиоактивную пыль. Причина, о которой ты наверняка уже догадался.
- Извини, я
- Император устал, Гримберт.
Гримберт нахмурился.
- Мне-то что?
- Император устал, - очень весомо повторил Алафрид, заглядывая ему в глаза, - От сифилиса. От пройдох-чиновников. От вечных склок с Папскими нунциями и шпионами, от неурожаев, войн, придворных интриганов, которых в Аахене больше, чем ядовитых змей в яме А еще он устал от вашей грызни с графом Лаубером, которая длится уже двенадцать лет.
- Тринадцать.
- Неважно. Если бы вы были мелкими баронами, ссорящимися из-за спорного виноградника, все было бы куда проще. Я бы приказал разорвать вас обоих на дыбе, выпил бы здешнего вина и отбыл обратно в Аахен, трахать императорских гетер и есть свежие персики. Но так уж сложилось, что я вынужден сидеть в этом шатре, наслаждаясь запахом людей, не мывшихся с рождения, но искренне считающих себя рыцарями.
Гримберт прикусил язык. Сенешаль не повысил голоса, не изменился в лице, но за знакомой внешностью дядюшки Алафрида вдруг проглянул другой образ тяжелый, выплавленный из оружейной стали, образ герцога де Гиеннь.
- Вражда личное дело каждого. Но ваша вражда уже перешла определенные рамки, за которыми она становится делом не личным, но государственным. Тринадцать лет вы изводите друг друга. Засылаете шпионов, устраиваете диверсии, организовываете саботаж, убийства, похищения, пытки Канцелярия Аахена стонет под непрекращающимся градом ваших кляуз, наветов и взаимных упреков. Лучшие умы его величества вынуждены терять время, разбираясь в ваших хитроумных манипуляциях и заговорах. Но хуже всего то, что страдает империя. Истощая друг друга, вы истощаете ее силы. Как раз тогда, когда эти силы нужны как никогда. Ваша вражда обходится ей слишком дорого.
- Если ты хочешь
Алафрид скрипнул зубами.
- Когда на пороге голодный год, рачительный хозяин урезает траты. И тот скот, который не может принести ни шерсти, ни молока, принесет мясо. Я всегда лучше управлялся с пушками, чем с метафорами, но надеюсь, что ты меня понял. Ради всех нас надеюсь, что понял.
Гримберт решительно сбросил его руку с плеча, хоть это далось ему не без труда, силы в ней было заключено еще предостаточно.
- Право отмщения на моей стороне, дядюшка Алафрид. Этот человек убил моего отца!
- Мы с твоим отцом были близкими друзьями, Гримберт. Неужели ты думаешь, что я бы смолчал, если бы граф Лаубер имел хоть какое-то отношение к его смерти?
Да, захотелось сказать Гримберту. Смолчал бы. Из-за донорской крови и гормональных коктейлей, которые закачивают в тебя придворные лекари, ты сам не замечаешь, как с годами в тебе остается все меньше Алафрида. И все больше герцога Гиенньского, императорского сенешаля. Ты так прочно врос в огромный имперский механизм, сросся с его кровеносной и иммунной системой, что уже перестал отделять его от себя. И если бы за спокойствие империи пришлось бы заплатить смертью моего отца будь уверен, ты заплатил бы. Может, и мою голову швырнул бы на весы в качестве довеска, а? Только дело в том, что я умнее своего отца, чтобы позволить использовать себя как разменную монету. В этом ты еще убедишься, дядюшка.
- Тринадцать лет назад кочевники-даны осадили Женеву. Кто пришел на помощь запертому там графу Лауберу?
Алафрид тяжело вздохнул так, точно слова, которые ему предстояло произнести, весили самое малое по стоуну каждое.
- Твой отец. Твой отец пришел ему на помощь.
- У него не было времени собрать большое войско. Дюжина рыцарей маркграфской дружины и несколько сотен наемников-квадов против двадцати тысяч варваров. Но он двинулся к Женеве, потому что так повелевал его рыцарский долг и союзные обязательства. Он поступил как добрый сосед и христианин.
- Твой отец был храбрейшим человеком, мой мальчик, это признавали даже его враги.
- И что сделал граф Лаубер, вместо того, чтоб прийти ему на помощь в этом бою? Он спрятался за крепостными стенами, как слизняк. И наблюдал за тем, как даны берут верх. Как медленно вырезают цвет туринского рыцарства во главе с моим отцом. Возможно, у него еще был шанс отбиться, но его предали квады. Перешли на сторону данов. И бой превратился в бойню!