- Эти господа за мной сир Аскарик и сир Виллибад. Они из моего знамени.
Гримберт подумал, не отпустить ли остроту на счет того, какую роль они играют в свите графа, но решил сдержаться. Сложный разговор сродни артиллерийской дуэли, которая не терпит спешки, но требует методичной и осторожной пристрелки. В том, что разговор будет сложным, он не сомневался. Слишком хорошо знал Лаубера.
- А это мессир Магнебод, мой старший рыцарь. Думаю, он вам знаком.
- Мессир - Лаубер холодно улыбнулся одними губами, - Я уже и забыл, что в Туринской марке принято столь архаичное обращение к рыцарю.
- Этой традиции много сотен лет, - Гримберт ответил ему собственной улыбкой, лишь немногим более теплой, - Здесь, на восточных рубежах империи, вдали от Аахена, все еще сильны старые порядки. Уж вам ли, графу Женевы, не знать этого. Ведь наши земли в свое время почти одновременно вошли под сень франкской империи.
Лаубер никак не отреагировал на этот укол. Кажется, даже не моргнул.
- Похвально, когда молодые люди не забывают традиции предков.
Гримберт вынужден был признать, что Лаубер умеет держать удар. Менее выдержанного собеседника, чем граф Женевский, подобное замечание могло бы вывести из равновесия. Мало кто любит, когда ему напоминают о том, что в этих краях он чужак, несмотря на графские регалии и титул, человек, в чьих жилах течет совсем иная кровь. Если в жилах Лаубера в самом деле текла кровь, а не жидкий азот, она была не горячей и крепкой, как кровь исконных жителей востока, а жидкой и бесцветной, как ядовитые воды Сены или Рейна.
- Рад, что могу одарить вас своим гостеприимством, - Гримберт щедро отмерил порцию яда для своей улыбки, - Как жаль, что здесь, в выжженных лангобардских степях, я не могу предложить вам всех тех щедрот, которыми славится Турин, а принимать вас приходится в походном шатре вместо дворца. Уверен, мои повара смогли усладить бы ваш вкус, а музыканты очаровали бы своим талантом. Возможно, вы не знаете, в Турине у меня есть собственная театральная труппа, они ставят потрясающие пьесы на сцене. Мы смогли бы наслаждаться приятной беседой, как и подобает старым приятелям вроде нас
На бесстрастном лице Лаубера не отразилось никаких чувств. К этому Гримберт был готов. Проклятая мраморная статуя, из которой не извлечь даже подобия человеческих эмоций. Иногда Гримберт представлял, как Лаубер кричит от боли и этот звук казался ему более сладостным, чем самая упоительная игра мандолин.
Но может ли этот человек вообще испытывать боль? Гримберт не был в этом уверен. Несмотря на многолетние усердные попытки оплачиваемых туринской казной шпионов, он вынужден был признать, что знает о графе Лаубере едва ли больше, чем знал тринадцать лет назад.
Лаубер определенно не был аскетом, но не был и развращенным гедонистом, как многие аристократы при дворе. Не испытывал слабости к выпивке или наркотикам и имел столь банальные предпочтения в вопросах любви, что выглядел омерзительно старомодным даже на взгляд самого Гримберта. Гордыня, гнев, чревоугодие, алчность все эти смертные грехи, казалось, не имели над ним власти. Всегда выдержанный, всегда спокойный, всегда неестественно вежливый, Лаубер не зря считался одним из самых дисциплинированных и талантливых рыцарей его императорского величества. Если это и было маскировкой, то непревзойденной, высочайшего уровня. Говорят, даже в бою он не изменял себе, даже в пекле битвы оставаясь спокойным и рассудительным. Неприятный противник. Под такой стиль боя тяжело подстраиваться.
- Хотите обсудить завтрашний штурм, господин граф? поинтересовался Гримберт небрежно, опускаясь в походное кресло. Это тоже было тщательно просчитанным жестом в его шатре иных кресел не было, так что Лаубер со своими сопровождающими оказался в неудобном положении, вынужденный стоять перед ним, словно отчитываемый слуга.
- Нет нужды, - холодно отозвался Лаубер, словно и не заметив этого, - Совсем скоро господин императорский сенешаль объявит начало военного совета, на котором доведет свои тактические соображения на этот счет. Вопрос, который привел меня к вам, более личного свойства.
- Я весь во внимании, дорогой граф, - Гримберт широко улыбнулся. Будь на месте Лаубера какой-нибудь несдержанный барон, эта улыбка болезненно полоснула бы его подобно широкому ножу. Но от холодной брони Лаубера она отскочила, как от бронеплиты. Пожалуй, подумал Гримберт, ему потребуются более мощные снаряды, чтоб найти слабое место в этой броне
- Этим утром вы вступили в схватку с рыцарем из моей свиты.
Спорить с этим было бы тяжело даже если бы Гримберт и собирался. Он изобразил удивление, настолько неестественно, насколько это было возможно.
- Из вашей свиты? Быть того не может! Ох, погодите Неужели это тот самый Как его звали «Ночной Болван»?
- «Полуночный Гром».
- Да, точно, точно. Так значит, этот недотепа был из вашей свиты, граф? Досадно, что я не знал об этом.
- Вы знали.
Это произнесено было со спокойной уверенностью автомата. Как и все прочие реплики голос графа Женевского был беден на интонации.
- Даже не догадывался, - Гримберт все еще улыбался, - Просто хотел проучить выскочку, невесть что о себе возомнившего.
- Эдиктом его императорского величества запрещены все схватки во время боевого похода.
- Это не была схватка, дорогой граф. Всего лишь турнир по взаимовыгодному согласию и с использованием имитационных снарядов. Всякий рыцарь имеет право защищать свою честь от попирания, вне зависимости от того, в походе он или нет, разве не так?
- Снаряд, который перебил ему ногу, не был имитационным.
- По всей видимости, не был, - согласился Гримберт, - Ужасная, ужасная ошибка. Полагаю, в боеукладку случайно попал боевой снаряд. Не сомневайтесь, я прикажу спустить шкуру с оруженосцев, которые допустили эту оплошность!
Лаубер не выглядел удовлетворенным.
- По вашей вине доспех моего рыцаря серьезно пострадал. Он не сможет участвовать в завтрашнем штурме Арбории. Это значит, что эффективность моего знамени упала еще до того, как мы впервые скрестили копья с противником.
- Великий Боже, граф! Гримберт с нарочитой небрежностью взмахнул рукой, - В вашем знамени три дюжины рыцарей. Одним больше, одним меньше Не думаю, что лангобарды ощутят разницу, тем более, что сир «Ночной Болван», судя по всему, был полным недоумком. Едва ли его потеря сильно ослабит ваш отряд.
Рыцари за спиной Лаубера напряглись, но сдержались, лишь глухо зароптали, заставив Гримберта ощутить подобие уважения. Послушны и беспрекословно повинуются. Другие бы на их месте не сдержались, глядя как унижают их собрата, а эти стоят точно статуи. Разве что у сира Виллибада, того, что справа, немного дергается лицо. Что ж, Гримберт мог его понять.
- В этот раз вы хватили через край, - отчеканил Лаубер. Под его пристальным взглядом Гримберт непроизвольно стиснул зубы, - Вы можете сколько угодно долго плести интриги, сидя у себя в Турине, но сейчас мы оба в боевом походе. Походе, от результатов которого может зависеть не только будущее Лангобардии, но и наших с вами фамильных владений. Однако даже в этой ситуации вы предпочитаете досаждать мне, вместо того, чтоб выполнять ту работу, которой ждет от вас его императорское величество.
Гримберт поманил пальцем слугу и взял с подноса сочную спелую грушу. Ему не хотелось есть, но он желал уязвить гостя настолько, насколько это возможно, оставаясь при этом в рамках приличий. Он откусил кусок, позволив прозрачному соку стекать по подбородку. В самом деле сочная. И сладкая, как мед, выращенная в его собственных садах в Турине. После всех битв, что разыгрались на территории марки за последнее столетие, почва загрязнена неимоверно и едва не стонет от количества навеки засевшей в ней радиации, но сады маркграфа, как и прежде, пребывают в отличном состоянии.
- Вздор, - отозвался он безмятежно, откусывая еще кусок, - Не понимаю, чего вы хотите добиться, врываясь ко мне с подобными обвинениями, столь же нелепыми, сколь и беспочвенными? Полагаю, мы можем забыть о них, как и подобает старым друзьями. Или
Гримберт оставил это «или» висеть в воздухе, хорошо зная, что все собравшиеся понимают его истинный смысл. Или Лаубер мог бы пойти дальше. Направить Гримберту официальный вызов, как полагается между рыцарями.
Гримберт оставил это «или» висеть в воздухе, хорошо зная, что все собравшиеся понимают его истинный смысл. Или Лаубер мог бы пойти дальше. Направить Гримберту официальный вызов, как полагается между рыцарями.
В том, что вызова не последует, он не сомневался. Лаубер слишком осторожен и сдержан, чтобы решать конфликты с оружием в руках. Кроме того, он хорошо сознает последствия такого опрометчивого шага. Выкованный в лучших кузницах Женевы «Урановый Феникс», конечно, на многих наводит ужас, но все присутствующие здесь рыцари понимают, что ему никогда не справиться с самим «Золотым Туром» и его хозяином, непревзойденным и не знавшим ни одного поражения Гримбертом, маркграфом Туринским. Лаубер понимает это и будет искать другой путь.
- Я буду вынужден доложить об этом императорскому сенешалю, - холодно сообщил он, - Подобная выходка может привести к провалу всего похода. Уверен, герцог сделает из этого соответствующие выводы.
- Конечно, вам определенно стоит поделиться с Алафридом своим беспокойством, - согласился Гримберт, - Желаю удачи вам, граф. И обязательно навестите меня, если будете в Турине. Не помню, я говорил, что у меня превосходный театр?
- Удачного вам дня, маркграф.
- Благодарю. Ступайте, ваше сиятельство, и помните мои глаза всегда будут при вас.
Возможно, ему удалось смутить Лаубера. На половину секунды, не более.
- Что это значит?
- Ох, простите. Я вечно забываю о том, что вы плохо знакомы с нравами восточных провинций. Это поговорка, - Гримберт ободряюще улыбнулся гостю, - Означает, что я буду следить за вашей судьбой.
Острота не достигла цели - Лаубер молча развернулся и вышел из шатра. Его рыцари последовали за ним.
Гримберт был уверен, что самообладание не изменило ему на протяжении всего разговора, но все равно почувствовал необходимость перевести дух. Каждый разговор с графом Женевским выматывал его больше, чем самая изнурительная схватка. Правду говорят о нем, человек с необычайной выдержкой и стальным сердцем. Может ли на свете хоть что-то пронять его?