Я уже занес кулак, чтобы врезать ему, и вдруг меня самого как током ударило. Перед глазами всплыл чердак, на чердаке машина, ожидающая неизвестно чего и созданная неизвестно зачем. С двумя сиденьями для путешественников неизвестно куда
Кулак застыл в воздухе, как будто воспоминание о чердаке образумило его. Я увидел на столике вино и схватился за бутылку.
Вы ты что, будешь меня бить? зажмурив глаза, спросила ходячая смерть.
Нет! Пей.
Старик открыл глаза и обнаружил у себя в руке стакан.
А я от этого уменьшусь или подрасту? с умалишенным видом спросил он.
Тоже мне Алиса в кроличьей норе. Нашла бутылочку с надписью «Выпей меня» и ждет, в кого ей превращаться в великана или в карлика
Или еще что-нибудь? уточнил он.
Пей давай!
Он выпил, а я налил ему еще, до краев. Дивясь милости, которая столь внезапно сменила мой гнев, он выпил и второй стакан, и третий, пока его не прошибла слеза.
А зачем?
А затем! сказал я, после чего решительно выволок на улицу это пугало и, едва не покалечив, запихнул его в свой автомобиль.
Всю дорогу я мрачно молчал, а Саймон Кросс, этот мерзкий недоносок, постоянно что-то бубнил.
А куда?
На кудыкину гору!
Мы свернули к моему дому. Я забросил его тело внутрь и сразу потащил его на чердак, старясь по дороге не сломать ему шею.
Наконец мы оба, покачиваясь, стояли перед моей Машиной времени.
Теперь я знаю, для чего я все это строил, сказал я.
Что строил? выкрикнул Саймон Кросс.
Закрой рот и залезай!
Это что электрический стул?
Кому как. Лезь давай!
Он влез на сиденье, я пристегнул его, а сам занял соседнее место. И поднял рычаг.
Это что? спросил Саймон Кросс.
Не что, а куда! ответил я.
После этого я стремительно ввел в машину год/месяц/день/час/минуту, потом еще быстрей страну/город/улицу/квартал/дом/квартиру, а затем установил переключатель в режим туда/обратно.
И мы сразу тронулись закрутились датчики скорости, отматывая назад годы, солнца, луны Мы даже оглянуться не успели, как наша машина растворилась в тишине. Приехали.
Что строил? выкрикнул Саймон Кросс.
Закрой рот и залезай!
Это что электрический стул?
Кому как. Лезь давай!
Он влез на сиденье, я пристегнул его, а сам занял соседнее место. И поднял рычаг.
Это что? спросил Саймон Кросс.
Не что, а куда! ответил я.
После этого я стремительно ввел в машину год/месяц/день/час/минуту, потом еще быстрей страну/город/улицу/квартал/дом/квартиру, а затем установил переключатель в режим туда/обратно.
И мы сразу тронулись закрутились датчики скорости, отматывая назад годы, солнца, луны Мы даже оглянуться не успели, как наша машина растворилась в тишине. Приехали.
Саймон Кросс посмотрел вокруг ничего не понимающим взглядом.
Где мы? промычал он. Это вроде мой дом?
Да, твой.
Я вытащил его и поставил на лужайку перед домом.
А теперь посмотри вон туда, сказал я.
На крыльце стоял молодой красавец в белой морской униформе, который сжимал в руке пачку рукописей.
Это же я! воскликнула ходячая смерть.
Вот именно. Ты! Саймон Кросс.
Здравствуйте! крикнул нам с крыльца молодой человек в новенькой униформе и нахмурил лоб, пытаясь понять, что со мной не так. Как-то вы сегодня странно выглядите, после чего с опаской указал на постаревшего себя. А это кто?
Это Саймон Кросс.
Они молча посмотрели друг на друга старый и молодой.
Это не Саймон Кросс, сказал юноша.
Это точно не я, сказал старец.
Точно.
И они оба медленно перевели взгляд на меня.
Я ничего не понимаю, сказал девятнадцатилетний Саймон Кросс.
Верните меня обратно! взмолился старый.
Куда?
Туда, откуда мы пришли, где бы это ни было! в ужасе прокричал он.
Уходите сказал молодой человек и попытался ретироваться.
Нет уж, ты погоди, сказал я. Лучше присмотрись хорошенько. Вот во что ты превратишься, если потеряешь сам себя! Это ведь действительно Саймон Кросс. Только сорок лет спустя.
Юный моряк внимательно оглядел старика сначала сверху вниз, потом снизу вверх. Потом посмотрел ему в глаза и весь покраснел от злости. Руки его сами собой сжались в кулаки. И разжались и снова сжались. Некоторое время между двумя Кроссами происходил какой-то незримый диалог на уровне энергий и вибраций. Потом тот, что моложе, очнулся.
Так кто ты? спросил он.
Саймон Кросс, прошамкала ходячая смерть.
Ах ты, подонок! Чтоб ты сдох! воскликнул юноша и со всего размаху ударил его по лицу, а потом еще раз и еще
Крепко зажмурив глаза, старик стоял под градом ударов, как под освежающим ливнем, словно наслаждался стихией насилия. И вскоре упал на землю прямо под ноги себе молодому.
Он что, умер? спросил юноша, тупо уставившись на тело.
Ты убил его.
Туда ему и дорога.
Пожалуй.
Молодой человек поднял на меня взгляд.
Я тоже умер?
Ты нет. Но только если ты действительно хочешь жить.
Я хочу жить. Хочу!
Тогда уезжай отсюда. А я заберу его обратно туда, откуда мы пришли.
Почему вы делаете все это? спросил меня Саймон Кросс, девятнадцати лет от роду.
Потому что ты гений.
Вы все время так говорите.
Это так и есть. А теперь беги. Иди.
Он прошел несколько шагов и обернулся.
Это мой второй шанс? спросил он.
Будем надеяться, сказал я, а потом добавил: Только помни об этом. Не поселяйся в Испании и не становись чемпионом стрельбы по голубям в Мадриде.
Клянусь, что не буду чемпионом стрельбы по голубям нигде!
Точно не будешь?
Нет.
И никогда не превратишься в ходячую смерть? И мне не придется тащить тебя сквозь время, чтобы ты встретился с собой молодым?
Нет! Никогда.
И будешь помнить об этом всю жизнь?
Буду.
Он повернулся и зашагал по улице.
Ну, пошли, сказал я, обращаясь к лежащему на земле телу, а вернее, к бесполезной куче тряпья. Сейчас засунем тебя в машину, подберем тебе подходящую могилку
Уже сидя в машине, я бросил прощальный взгляд на улицу.
Удачи тебе, Саймон Кросс, прошептал я.
Потом нажал на пуск и исчез в будущем.
После бала
Огни над зданием с облупившейся вывеской «Танцевальный зал Майрона» замигали, готовясь погаснуть, крошечный оркестрик заиграл «Good night, Ladies»[6], послышались вздохи разочарования, которые тут же переросли в гул голосов: из выходов с шуршанием и шарканьем потянулись на улицу черные тени, музыка смолкла, огни мигнули в последний раз и погасли.
Затем распахнулась дверь черного хода, из нее появилась группа из пяти или шести музыкантов, которые, сгибаясь под тяжестью неподъемных под конец дня инструментов, быстро разбрелись по машинам, чтобы не вливаться в галдящую толпу на лестнице. Пока бальные танцоры примерно шестьдесят женщин глубоко «за» и почти столько же мужчин перемещались вниз, машины с музыкантами уже уехали в ночной туман, ползущий одновременно с моря и с гор.
Внизу праздничная толпа разделилась на две части: человек тридцать выстроились в очередь на южной стороне улицы, чтобы уехать на трамвае местных линий, а остальные, почему-то гораздо более шумные и веселые, перешли на другую сторону ждать трамвая дальнего следования, который должен был перебросить их на Тихоокеанское побережье.
Дрожа от ночного холода, который обычно в Калифорнии сменяет дневную тридцатиградусную жару, мужчины бормотали себе под нос ругательства, а дамы в разноцветных вечерних платьях старательно вглядывались в убегающие вдаль рельсы, как будто это могло ускорить прибытие транспорта.
И в конце концов каким-то загадочным образом ускорило.
Идет! Идет! вскричали дамы.
Не прошло и года поддержали разговор кавалеры.
И те, и другие почему-то избегали друг на друга смотреть. Даже когда, рассыпая искрами и выпуская пар, прибыл огромный, как трансконтинентальный экспресс, сдвоенный трамвай и кавалеры в мятых пропотевших смокингах стали подсаживать нарядных дам на подножку, они старались не пересекаться с ними взглядами.
Алле гоп!
Большое вам мерси!
Все для вас, все для вас!
Сами мужчины запрыгнули в вагон в последний момент, как в шлюпку при кораблекрушении.
И вот, звякнув колокольчиком и издав клаксонный гудок, трансконтинентальный экспресс, который сегодня чисто по случайности шел только до Вениса (отсюда всего километров пятьдесят), сдвинулся с места и пошлепал к месту своего прибытия в час ночи.
Это вызвало бурный восторг как у утомленных недорогими удовольствиями дам, так и у мужчин, мечтавших поскорее отстегнуть накрахмаленные белые манишки и ослабить галстуки.
Вы не откроете окошко: что-то так душно
Ой, вы не закроете окошко, а то я замерзла!
Разделившись таким образом на жителей Арктики и уроженцев экватора, престарелые и запоздалые дети субботы пустились в свое безопасное плавание без айсбергов к берегам непуганых надежд.
Двое из них мужчина и женщина сидели в первом вагоне, прямо за спиной машиниста, и, словно завороженные, смотрели, как он размашистыми движениями дирижера двигает медные рычаги и напряженно всматривается в туман, из которого в любой момент могла выскочить причина крушения.
Некоторое время они сидели молча и только покачивались, в то время как трамвай, оглушительно грохоча железом по железу, мчал их из царства Майрона[7] в царство Нептуна[8].
Наконец дама произнесла:
Вы не против, если я сяду у окна?
Да-да, конечно Я как раз хотел вам предложить.
По гладкой деревянной скамье она переползла на место возле окна и тут же уткнулась взглядом в проплывающие в темноте дома и деревья и ночное, но совсем не звездное небо, на котором маячила одинокая двурогая луна
О чем вы думаете? спросил он.
Проходит все проходит все проходит все
Вы никогда не думали, что вполголоса проговорила она, не отрывая взгляда от своего прозрачного отражения в оконном стекле, что когда эта старая громыхающая груда железа тащит нас за собой по рельсам, то мы и вообще вся земля все мы движемся как бы внутри времени, причем не вперед, а назад
Нет, не думал, сказал он, едва не свернув шею, чтобы заглянуть ей в лицо, в то время как она сидела, уставившись в окно, как будто за ним был телевизор, на экране которого шел сериал из трамвайных станций. Никогда не думал, добавил он и принялся рассматривать свои руки в белых перчатках.
А вы подумайте, еле слышно продолжала она.
Что?
Задумайтесь об этом, с нажимом повторила она.
И не только об этом, тихо добавила она, продолжая просмотр ночного канала заоконного телевидения. Есть еще кое-что, не связанное с перемещением во времени и пространстве. Во всяком случае, я это чувствую.
Что?
Мне кажется, что когда я еду я таю, теряю вес. Чем дальше и чем дольше мы едем, тем легче я становлюсь. Это очень странно. У вас нет таких ощущений?