Муж и жена остались стоять посреди дороги и при этом оба, не отрываясь, смотрели на баскетбольный щит.
Ну, и что все это значит? спросила она, когда машина скрылась за поворотом.
А то ты не знаешь! выкрикнул он, но тут же сбавил тон. Ну вот, опять Он вдруг понял, что не может удержаться от слез. Просто черт знает что!
Черт, может, и знает. А ты сам не очень-то. Да еще требуешь от других, сказала она, смягчаясь. Пойдем-ка лучше домой.
Нет, мы еще не закончили.
А что тут заканчивать? Стремянки все равно нет, кольцо висит на своем месте. Во всяком случае, пока.
Что значит пока? вскипел он. Не пока, а навсегда.
Но зачем?
Пусть будет. На всякий случай.
На какой случай?
Черт возьми, ну должно же быть на этой гребаной планете хоть одно место чисто его! Оно же отсутствует, как класс. Его нет ни на кладбище, ни вообще хоть где-нибудь. Тем более в Сайгоне Когда я смотрю на него, здесь ну, в общем, ты понимаешь.
Она подняла взгляд и посмотрела на баскетбольную сетку и кольцо.
Да-да, понимаю. Потом ты начнешь приносить сюда цветы
Плохая шутка!
Прости. Просто я вижу, ты никак не можешь это отпустить.
А почему я должен это отпускать?
Тебе же самому легче будет.
А ему?
Ну, это уж я не знаю. И ты тоже не знаешь.
Неважно. Надоело. Где эта гребаная лестница? Сейчас раздолбаю ее к чертовой матери
Он зашел в гараж, откопал в завалах старых газет баскетбольный мяч, выглянул наружу, бросил взгляд на кольцо и вдруг успокоился.
Голодный? спросила жена, обращаясь к темноте внутри гаража.
Никакой я не голодный, устало сказал он.
Пойду что-нибудь приготовлю.
Из гаража ему было слышно, как она поднялась на крыльцо и закрыла за собой дверь.
Спасибо, сказал он.
Он вышел и немного постоял под кольцом, глядя, как ветер треплет сетку.
Почему? еле слышно произнес он. Ну почему?
Он посмотрел на ряды гаражей вдоль улицы сначала в одну сторону, потом в другую. Там было полно баскетбольных щитов с кольцами и тот же самый ветер теребил на них сетки. Никому не приходило в голову их снимать. У каждого находилась своя причина. Чтобы не снимать.
Он насчитал два щита на одной стороне улицы и три на другой.
И подумал, что по щитам можно сразу очень многое понять про людей, которые там живут.
Он стоял бы так и еще, если бы не заметил шевеление за стеклом входной двери это была жена. Тогда он запер гараж и пошел в дом.
И подумал, что по щитам можно сразу очень многое понять про людей, которые там живут.
Он стоял бы так и еще, если бы не заметил шевеление за стеклом входной двери это была жена. Тогда он запер гараж и пошел в дом.
На столе он увидел вино такое случалось нечасто. Она наполнила до краев два бокала.
Ладно, прости, сказала она. Но тебе просто необходимо было это осознать Что он не вернется. Больше никогда.
Нет! Он вскочил, опрокинул стул и швырнул на скатерть нож и вилку. Не говори так!
Кто-то же должен был произнести это вслух.
Нет!
Тем более что все уже давно говорено-переговорено. Столько лет прошло.
Какая разница, сколько лет
Она уткнулась в свою тарелку и сказала:
Ладно, пей вино.
Не командуй, что мне делать. Хотя и не сразу, но он все же поднял свой бокал. Спасибо тебе за все. Он выпил.
Повисло долгое молчание, после чего она сказала:
Сколько это еще будет продолжаться?
Так ты сама первая начала.
Ничего я не начинала. Я просто нашла стремянку и вызвала мастера.
Просто нашла Даже слишком просто.
Но ты же не спишь ночами. С этим надо что-то делать, как-то приводить тебя в норму. И я подумала, что если я Я ничего плохого не имела в виду. Ты посмотри на себя ты ведь уже еле ходишь.
Я? Он почувствовал, как у него затряслись коленки. Хотя да, ты права, кивнул он.
Такое ощущение, помолчав, продолжала она, что ты ждешь чего-то. Но чего?
Если бы я сам знал. Он взял в руки вилку, но есть не стал. Вчера всю ночь лежал и слушал. И позавчера тоже.
Что слушал?
Не знаю. Просто лежал и прислушивался. Но так ничего и не услышал.
Ешь давай. А то ведь в обморок свалишься от голода.
Хорошо бы.
Ладно, уймись. И допивай вино.
Перед сном она сказала:
А теперь постарайся уснуть.
Как, по-твоему, я должен стараться? Это же происходит само собой.
Ну, уж как-нибудь постарайся, сказала она. Меня очень беспокоит твое состояние Она поцеловала его в щеку и направилась к двери.
Ладно, сейчас приду, сказал он.
Издалека послышался бой университетских часов они пробили полночь. Потом они пробили час ночи, потом два. А он все так же сидел с книгой на коленях и бутылкой вина под боком. Глаза его были прикрыты. Он ждал. И слушал, как за окном шумит ветер.
Когда часы вдалеке пробили три, он встал, вышел из дома и открыл гараж. Там он долго смотрел на баскетбольный мяч. Но потом все-таки не стал выносить его из темницы на свет. Просто оставил ворота открытыми.
Самое трудное было заставить себя не смотреть на баскетбольную корзину. Просто не замечать, как будто ее нет. Кто знает, может, это сработает?
Стоя в лунном свете, он закрыл глаза и весь превратился в слух. До умопомрачения, до боли в ушах так, что стали отказывать ноги. Только не смотреть на щит, на кольцо, на сетку Только не открывать глаза
Сильный порыв ветра прошелестел по деревьям.
Кажется, началось, подумал он.
С царапаньем через дорогу перелетел пожухлый лист.
Ну, точно.
В шуме ветра ему послышался звук дальних шагов, как будто кто-то бежал к дому, потом перешел на шаг и остановился
Через мгновение движение возобновилось теперь звуки перемещались по кругу, то медленнее, то быстрее.
Господи, да оно прямо здесь
Не открывая глаз, он вытянул вперед руки, пытаясь нащупать что-нибудь в воздухе. Но там ничего не было. Только ветер и лунный свет.
Вот теперь да.
И прямо сейчас.
Мысленно он произнес это еще раз и еще раз.
Да.
На рассвете он проснулся оттого, что жена присела на краешек его постели.
Ее там нет, сказала она.
Кого?
Она кивнула в сторону окна.
Он медленно поднялся с постели, подошел к окну и посмотрел вниз.
На стене гаража не было ни щита, ни кольца, ни сетки.
Что это значит? спросила она.
Что-то это явно значит
Что?
Не знаю Это все ветер. И луна. Луна же всегда влияет. Или что-то еще. Не знаю. Просто я Не знаю.
Он замолчал. Жена сидела и ждала.
Ладно уж, рассказывай, сказала она наконец.
Ну, хорошо. Я сказал ему: я не знаю, кто ты или что ты, только ответь мне: а что, если мы сыграем еще одну, последнюю игру тогда я смогу нормально спать по ночам? Самую-самую последнюю? Вот так я спросил. И представляешь, ветер ответил мне. Я почувствовал, как он подул мне на лицо и на руки. И луна мне тоже ответила. Сначала она зашла за тучу, а потом сразу вышла. Я знаю: это точно был знак. Я специально пошевелился и ветер опять мне ответил.
И что дальше?
А дальше мы сыграли эту последнюю игру.
Мне кажется, я слышала сквозь сон Она вздохнула. Ну, и кто же победил?
Победили оба, сказал он.
Оба не могут победить.
Могут. Если постараться.
Оба?
Оба.
Она подошла к окну и вместе с ним посмотрела на опустевшую стену гаража.
Это ты все снял?
Нет, чужой дядя.
Я не слышала, как ты доставал лестницу
Старался. Еле влез на нее, а уж спускаться это вообще караул. Все глаза пылью засыпало. Под конец вообще ничего не видел.
И куда ты все это засунул?
Понятия не имею. Потом где-нибудь выскочит.
Слава богу, что все закончилось.
Да. Но это не главное.
А что главное?
Мы сыграли вничью, сказал он. Понимаешь вничью
Tête-à-tête
Летним вечером мы с моим приятелем Сидом шли по дощатому настилу Океанского парка, как вдруг на одной из скамеек, почти у самой воды, я заметил знакомую картину.
Погоди, тихо сказал я, притормози-ка
Мы остановились и прислушались.
На скамейке сидела старая еврейская чета, ему я дал бы лет семьдесят, ей лет шестьдесят пять. Оба что-то непрерывно говорили и размахивали руками, при этом никто никого не слушал.
Сколько можно повторять одно и то же! сказал он.
Ой, извини, ты что-то говорил? А я и не заметила! огрызнулась она.
Вот именно что-то! Я всю жизнь тебе что-то говорю! И таки не самую последнюю чушь, если бы ты хоть раз соизволила подумать!
Ой, ой, вы только послушайте его! бешено вращая глазами, сказала она. Всю жизнь! Может, перескажешь все по списку?
С удовольствием, могу начать прямо со свадьбы.
С какой еще свадьбы?
С той самой. С этого дурдома, за который я выложил кругленькую
Ой-ой Это кто это выложил?!
Да я тебе в два счета докажу, что
Ой, я тебя умоляю кто таки станет тебя слушать
Et cetera, et cetera[10]
Жалко, что нет диктофона, сказал я.
А зачем? пожал плечами Сид. Я и так все запомнил. Можешь разбудить меня ночью и я воспроизведу тебе их разговор слово в слово.
Мы двинулись дальше.
Можешь себе представить, сказал я, они сидят на этой самой скамейке каждый вечер, и так уже много-много лет!
Ого, протянул Сид. Да они комики со стажем.
Не говори так. Это совсем не смешно. Скорее грустно.
Что? Грустно? Да брось ты! По-моему, их хоть завтра можно выпускать на сцену играть водевили в «Орфеуме»![11]
Но разве это не грустно?
Да ладно тебе, расслабься. Готов поспорить, что они вместе уже лет пятьдесят. Этот бред они начали нести еще до свадьбы и несут по сей день, с тех пор как кончился их медовый месяц.
Но они ведь совсем не слушают друг друга!
Ну и что, они же соблюдают очередь. Сначала она его не слушает, потом он ее. А послушали бы так все бы и закончилось. Сразу бы охладели друг к другу. Это их возбуждает, понимаешь по Фрейду.
Но с чего ты это взял?
Да они просто все выплескивают все недовольство, все страхи. Спорим, они и в постели не прекращают свою перебранку, а через пару минут оба засыпают с блаженной улыбкой на устах!
Ты правда так думаешь?
Не думаю, а знаю. Мои дядя и тетя вели себя примерно так же. На самом деле взвешенная доза взаимных оскорблений продлевает жизнь.
И сколько же они прожили?
Тетя Фанни и дядя Эйза? Восемьдесят и восемьдесят девять.
Так долго?
Особая словесная диета, постоянно держали себя в тонусе. Это такой еврейский бадминтон: он подает она отбивает, она подает он отбивает. Никто не выигрывает, но ведь, черт возьми, никто и не проигрывает!
Никогда не думал об этом в таком разрезе.
Ну, так подумай. Пошли назад, пора бы и перекусить.
На обратном пути мы снова поравнялись с местом романтических летних рандеву.
И еще кое-что! кипятился старик.